Штопор

— Ты кто такая и с кем здесь? — спросил Мальцев.

Женщина молчала. Скользнула взглядом по Николаю и снова пытливоуставилась на штурмана, державшего автомат на изготовку.

«Не знает русский язык или не желает отвечать?» — мелькнуламысль у Николая.

Внезапно позади раздались шаги и чужая, незнакомая речь. К нимшли двое.

— Стоять! — крикнул Мальцев.

В ответ полоснула очередь. Падая, Николай и Мальцев нажали наспусковые крючки. Душманы тоже упали. Все произошло такстремительно и неожиданно, что Николай, оказавшись рядом с женщиной— она упала между ним и штурманом, — не понимал, откуда онавзялась: он не читал и не слышал, чтобы в отрядах душманов былиженщины; что означает произнесенное ею слово «Абдулахаб» — парольили еще что-то? Если душманы шли к женщине, что наиболее вероятно,почему они открыли огонь? Не слышали ее голос?..

Эти мысли молнией пронеслись в голове Николая. Ответ на них тутже нашелся в блеснувшем пистолете в руке женщины. Николай ударил поруке, грохнул выстрел, и пистолет отлетел в темноту.

Там, где упали душманы, захрустели камни, Николай дал тудаочередь; и все стихло, если не считать отдаленных выстрелов дасвиста все еще беснующегося ветра.

Ему показалось, что штурман захрипел, и он позвал его:

— Гера, как ты?

И снова хрип, что-то булькающее.

Николай метнулся к штурману.

Мальцев лежал, привалившись на левый бок. Куртка на груди былапропитана кровью. Он уже не дышал, а только издавал последниепредсмертные хрипы.

У Николая из глаз брызнули слезы. Горе и отчаяние разрывалисердце, он рыдал, как мальчишка, не в силах совладать с собою,забыв об опасности, о том, что за камнями душманы, а рядом женщина,тоже враг, пытавшаяся убить его.

Женщина зашевелилась — он, склонившись над телом штурмана,придавил ее. Николай вспомнил, кто она, кто повинен в гибели еголучшего друга. Злость хлынула в грудь и вытеснила все остальное —горе, отчаяние, боль. Николай встал, дал еще очередь за валуны, гдес минуту назад слышался шорох, и приказал глухим, не своимголосом:

— Поднимайся, сука.

Женщина встала. В слабом отблеске он снова увидел ее большиеминдалевидные глаза, отраженную в них вспышку. Но страха в них небыло.

— Убей меня, — сказала она на чистом русском языке,Николай от удивления опустил автомат. — Мне надоела жизнь, и явполне заслуживаю смерти.

— Ты русская?

Женщина отрицательно покачала головой:

— Я узбечка. Из Ташкента.

— Как ты оказалась здесь?

— Это длинная история и не интересная для тебя… Убейменя, — повторила она просительно.

— Но… Ты из Ташкента?

— Да. Там родилась и жила до восемьдесят пятого.

— Кто те двое? — кивнул Николай в сторону, кудастрелял.

— Мой муж, Абдулахаб, и его сослуживец моджахеддины, или,как у вас называют, душманы.

— Много их здесь?

Женщина пожала плечами:

— Отряд Масуда. Но самого Масуда здесь нет. Так сказалАбдулахаб.

— Сколько их?

— Не знаю. Я пришла одна.

— Зачем?

Она помолчала.

— Хотели с мужем уйти из отряда. Начать новую жизнь.

— Почему же он стрелял в нас?

— Он — моджахеддин. И новую — не значит вашу.

— Понятно. Идемте.

— Куда? Убейте меня здесь.

— Вы же знаете: советские воины безоружных не убивают. Аесли вы виноваты, ответите по советским законам.

— Разрешите мне проститься с мужем? — кивнула она всторону, где упали душманы.

— Вы думаете?..

— Я видела, как он упал.

Николай не знал, что делать: отпустить — может убежать, пойти сней — можно попасть под автоматную очередь. А живы те двое илипогибли, знать хотелось.

— Хорошо, идите, — принял наконец он решение: убежит —не велика потеря; не убежит — прояснится картина, как отсюдавыбираться.

Женщина пошла. Николай на всякий случай приподнял автомат, хотяуже принял решение — не стрелять, даже если она побежит.

Женщина нагнулась, походила между камней и вернулась.

— Они ушли. Но кто-то ранен, там кровь, — она показалаему руку, испачканную кровью. — Надо уходить.

Он и сам понимал, что каждую минуту здесь могут появитьсядушманы, которые могут если не пленить его, то убить. А плечо нылонестерпимо, и во всем теле была страшная слабость.

Он склонился над Мальцевым, приложил руку к лицу — оно ужезахолонуло. Захоронить бы, чтобы не растерзали звери, но не было нисил, ни времени. Придется ждать до утра, пока не появятся наши.Звери не должны тронуть — выстрелы их далеко отогнали…

Николай забрал у штурмана документы, автомат, пистолет и,осторожно ступая, направился вдоль берега на запад. Женщинапослушно пошла рядом. Ему было тяжело, она это видела ипредложила:

— Дайте мне автомат, я понесу.

— С патронами? — усмехнулся он.

— Можно и без патронов, — тихо ответила она. Еепокорность вызывала сочувствие и раздражала: Николай немало слышало коварстве восточных людей, а ему в его положении было не до того,чтобы разгадывать, что она задумала, когда по пятам следует муж сдушманами.

Автоматы оттягивали плечо, затрудняли движение, и бросать жалко— все-таки наши, советские, его автомат и штурмана; отдать этойженщине — мало ли что у нее на уме? — и без патронов можетогреть прикладом…

Отсоединил рожок у одного, выбросил патрон из патронника ишвырнул автомат в реку. На всякий случай постарался запомнитьместо: невысокое деревцо на берегу с характерным изгибом у самогокомля. Рожок отдал женщине.

Прошли молча около получаса. Выстрелы позади смолкли — то ли бойзакончился, то ли ветер уносил их.

Если душманам удалось уничтожить пост наблюдения и отряддесантников, они обязательно предпримут поиски советского летчика,тем более что он увел жену одного из них. Не лучше ли ееотпустить?.. Вряд ли это облегчит положение. Да и женщина непросит…

— Как вас зовут? — спросил он.

— Земфира, — ответила женщина.

— Николай. — Он тут же осекся, усмехнувшись над собой:познакомились, называется. Ночь, луна, он и она. А вместо цветов —автомат с взведенным затвором…

Он уже еле передвигал ноги. А надо было уйти как можно дальше:чем дальше уйдут, тем труднее будет их искать. И сил больше нет,голова кружится, перед глазами все мелькает… Если придетсястрелять, сумеет ли рука твердо держать автомат?..

Надо отдохнуть. Добраться бы до Двугорбой да залезть на вторуютеррасу — там и пещеры есть, и настоящие блиндажи из валунов. Носколько туда идти?.. И вверх подниматься он не сможет. Рана,несмотря на тугую повязку, продолжала кровоточить.

Речка повернула вправо, и путь им преградил довольно густой иколючий кустарник. Здесь было относительное затишье — вот бы гдепередохнуть! Но в случае боя кустарник — плохая защита. И Николайповернул вправо. Споткнулся о камень и чуть не упал.

— Вам надо отдохнуть, — посоветовала женщина.

Он не ответил.

Почти сразу от реки начинался крутой отрог, и они пошли по немувверх. Николай вынужден был останавливаться чуть ли не на каждомшагу.

Наконец, нашли большой валун и опустились за ним с подветреннойстороны. Боль приутихла, и сразу захотелось спать. Многое отдал быон сейчас хотя бы за пятиминутный сон! Но нельзя даже задремать, насекунду потерять бдительность.

— Скажите, Земфира, что заставило вас уйти кдушманам? — спросил он, стараясь хоть чем-то разогнатьсонливость.

— Когда я выходила замуж, Абдулахаб не был душманом, —ответила женщина с грустью в голосе.

— Кто же он был?

— Студент Ташкентского университета. Мы учились с нимвместе. Я любила его.

— А он?

— И он. Иначе зачем бы он повез меня к себе на родину?

— Давно вы поженились?

— В восемьдесят четвертом. А в Афганистан уехали ввосемьдесят пятом, после окончания университета.

— И как же вы позволили уйти ему в душманы?

— Если восточная женщина противоречит мужу или не согласнас его решением, она недостойная жена и презираема всеми.

— И все-таки вам удалось уговорить его уйти из отряда?

— Нет. Ему самому надоела собачья жизнь, спать под кустами,в норах, есть черствые, холодные лепешки, выполнять волю злых ижестоких людей. Масуд много причинил нам зла, и Абдулахаб убилего.