Штопор

Вертолет завис метрах в десяти от обломков «Ми-8» Сарафанова,который уже не дымился; Сташенков покрутил головой и указал наплощадку левее; она была еще меньших размеров, но впереди —свободная от нагромождения камней, что имело немалое значение длявзлета. А поскольку предстояло взять на борт лишний груз, илетчику, и машине придется трудиться в экстремальных условиях. Еслибы не нога… В своем мастерстве Сташенков не сомневался. А вотсправится ли Марусин?.. Надо будет не спускать глаз…

— Прибирай «шаг-газ», и ручку — на себя, — подсказалон Марусину, лицо которого блестело от пота, а широко открытыеглаза метались то влево, то вправо. — Так, хорошо. Ещечуть-чуть… Отлично.

Колеса коснулись земли. Марусин облегченно вздохнул и смахнултыльной стороной ладони со лба пот. И хотя вертолет сильнонакренился, штурман был очень доволен — посадил в таких условиях!Сташенкова же крен обеспокоил: на склон попали, в ямку, или что-тос одним колесом? При благоприятных условиях следовало бы выключитьдвигатели, осмотреть машину: пули могли пробить не только ему ногу,но и повредить топливную или масляную систему. Правда, давление всистеме манометры показывали нормальное, но все-таки пулипростучали по всему фюзеляжу…

— Осмотри внимательнее кабину и показания приборов, —попросил Сташенков Марусина. — А борттехник пусть снаружиглянет…

Пока грузили раненых, Петрухин облазил фюзеляж со всех сторон,отбежал метров на пять и проследил, как вращаются лопасти винта —что он мог там увидеть? — и, забравшись в кабину, браводоложил:

— Все в порядке, товарищ майор. Двадцать три пробоинынасчитал, но потеков масла, керосина не видно. Сколько будем братьна борт?

— Сколько уже взяли?

— Девять раненых и шесть здоровых.

К ним протиснулся лейтенант Штыркин.

— Разрешите обратиться, товарищ майор?

— Слушаю вас.

— Всех будем забирать или группу оставим?

— Сколько всего пассажиров, с душманами, с ранеными?

— Пятьдесят четыре.

Многовато, прикинул Сташенков. Но надо увозить всех. Мало ли чтоможет случиться? А поводов для упреков он и без того заработалдостаточно: девять раненых, уничтоженный вертолет…

— А сколько погибло? Наших?

— Шестеро. Двое — из экипажа.

Много… Нельзя было садиться вертолету Сарафанова без прикрытия.Вот оно, пренебрежение тактикой… Правда, в бою всего непредусмотришь… «На то ты и командир, чтобы заранее всерассчитать», — услышал он мысленно возражение Громадина. «Нона войне как на войне, без потерь не бывает», — ответилСташенков. Философия бездарей и ретивых служак, которые «за ценойне постоят»…

— Так сколько будем брать? — повторил вопрос бортовойтехник.

— Еще девять посадите. Уместятся?

— Уместить-то уместим, но перегруз большой.

— Не такой уж большой, — вслух возразил Сташенков,прикидывая дополнительный вес девяти бойцов, высоту, гдеприземлились. Учитывая боевое снаряжение, бронежилеты каждого —где-то около тысячи килограммов, минус израсходованный боекомплекткилограммов триста; в общем, превышение предельно допустимойвзлетной массы — килограммов на семьсот. Пусть даже на тысячу, ноникого на поле боя он не оставит, даже если это грозит опасностью.«Лучше славная смерть, чем бесславная жизнь», — вспомниласьнекстати пословица. Нет, умирать он не собирается, и взлетит, чегобы это ему ни стоило, и покажет всем, какой он летчик, какойкомандир!..

— Беркуты, я — Ноль пятьдесят первый, слушайте приказ: Нольсемьдесят второму, взять на борт двадцать три человека. Нольпятьдесят пятому и Пятьдесят шестому — по четыре человека. Какпоняли?

— Ноль семьдесят второй понял — двадцать три.

— Ноль пятьдесят пятый — взять на борт четыре.

— Ноль пятьдесят шестой — четыре.

— Правильно поняли. Посадку — по очереди. Я ухожу сранеными. Ведущим назначаю Ноль семьдесят второго.

— Понял, Ноль семьдесят второй.

Пока переговаривался с экипажами, бортовой техник принял иразместил «лишних» девять десантников. Захлопнулся люк и боковаядверь. Сташенков взялся за ручку управления, чтобы помочь штурмануна взлете. Но едва пошевелил ногой, острая боль пронзила все тело,и приборная доска снова словно подернулась туманом. Нет, в такомсостоянии лучше довериться Марусину. Это по теоретическим расчетамперегрузка, а практически «Ми-8» поднимали и более тяжелыегрузы.

— Взлетай, — приказал он штурману. — Спокойно иуверенно, эта машина и не на такое способна.

Марусин увеличил «шаг-газ». Двигатели натужно заурчали, вертолетприподнялся и закачался, словно кто-то не отпускал его от земли,удерживая с обеих сторон невидимыми путами, но вот машина оборвалапуты, подпрыгнула и зависла, словно переводя дыхание.

Сташенков кивком головы похвалил штурмана, Марусин сталувеличивать «шаг-газ», чтобы набрать высоту, но вертолет вдругпросел, и штурман, стараясь удержать его в воздухе, хватил«шаг-газ» до упора вверх. Обороты сразу упали. Сташенков, чтобыспасти положение, толкнул рычаг «шаг-газ» обратно, на самуюмалость, и отдал ручку управления от себя, но было поздно: вертолетткнулся колесами и хвостовой пятой о землю, зацепил лопастьюхвостового винта о валун. Еще один подскок, еще удар — теперь уж,видимо, передним колесом, — и наконец вертолет в воздухе;набирая скорость, стал уходить от земли. Все произошло такмгновенно и неожиданно, что Сташенков только теперь осозналслучившееся: не зря он сомневался в Марусине — штурман несоразмернои резко сработал ручкой управления и рычагом «шаг-газ», не учелпросадку во время исчезновения эффекта «воздушной подушки», а он,Сташенков, понадеялся на него, обольщенный началом взлета, ипроворонил опасную ситуацию…

Двигатели тянут будто бы нормально, и перебоев не слышно, авертолет летит как-то боком, словно подраненная в крыло птица.

«Ах, Марусин, Марусин, — сокрушался Сташенков, — чтотеперь будет, что будет?.. С него-то спрос невелик — штурман, а сменя… Никакие благие намерения не оправдают поломку. Хорошо еще,если долетим благополучно до „точки“».

— Командир, ничего страшного, — решил успокоить егобортовой техник по переговорному устройству. — Подломанапередняя стойка и деформирована немного хвостовая балка.

Как в той песенке: «…а в остальном, прекрасная маркиза, всехорошо, все хорошо…»

— Как ты установил?

— Очень просто: высунулся из люка, все осмотрел.

— Не хватало еще тебе вывалиться.

— Что вы! Меня так крепко держали, — хохотнулПетрухин.

А Сташенкову было не до смеха, даже рана не причиняла такойболи, как сознание своей вины в гибели шести человек, потеривертолета и аварии. А ведь все могло быть не так…

5

С вечера подул афганец, сухой, колючий ветер, и заходящее солнцесразу затянуло грязной, часто рвущейся пеленой; пыль, песок, листьяподнялись метров на двести, и все вокруг почернело, приобрелозловещие очертания: дома, деревья, бурьян и кустарники стали похожина притаившиеся и изготовившиеся к атаке танки и бронетранспортерышурави, на пушки и залегших солдат. А гремевшие за дувалами порывыветра казались отдаленными выстрелами и рокотом моторов.

— Вот теперь пора, — сказал Масуд, глядя на север, втемноту, за которой еще утром виднелась широкая долина,привлекающая безлюдьем и тишиной; извилистой речушкой и еще чем-тотаинственным, пленительно-завораживающим.

Там золото! Его, Абдулахаба, а не Масуда, и пусть он не пялит натот берег глаза, ведь не пойдет же, побоится за свою драгоценнуюжизнь, а пошлет казначея — его жизнь не так дорога, и давно бы пораему сгинуть, чтобы не терзать сердце страхом о мести, — ипотому не получит он ни крупинки, не имеет на него права — самАллах подсказал эту мысль Абдулахабу.

Они стоят на склоне горы вчетвером: Масуд, Азиз, Гулям — ещеодна правая рука Масуда, исполняющая волю сардара непосредственно вбою и при карательных набегах на кишлаки, где ислам променяли налозунги шурави о мире, равенстве и братстве, — и он,Абдулахаб. Масуд долго и отрешенно смотрит в темную круговерть идумает свою думу. «Вот теперь пора» — эта фраза приоткрывает завесуего намерений: в первую очередь забрать золото. Не случайно онпоручил Гуляму днем и ночью следить за постом наблюдения советскихдесантников и замечать все, что там творится. Десять солдат — дляотряда Масуда не сила, правда, и отряд после ловушки у кишлакаШопша насчитывает тридцать три моджахеддина, но для того, чтобыуничтожить этот пост, вполне достаточно. Афганец — ветер — поможет:вертолеты в такую погоду не полетят, а по долине к посту сутки надодобираться… Куда потом намеревается податься Масуд? В Пакистан, какон говорит, за новым отрядом? Возможно. Но что-то после последнегобоя с авиацией шурави погрустнел, он и стал более задумчив иозабочен. Похоже, и ему надоело лазить по горам, подставлять своихсолдат и себя под пули… Но на примирение он не пойдет: клятву давалсамому Сайеду Ахмаду Гейлани, лидеру «Национального исламскогофронта Афганистана»… Скорее всего, надумал, как и Абдулахаб,махнуть куда-нибудь с золотишком в невоюющую нейтральную страну.Пусть мечтает, надеется…