Страница 15 из 95
Последнее предположение И. И. Смирнова согласуется сизложением событий 1113 г. «Историей Российской» второйредакции, где читаем о «вельможах киевских», пославших вторичноприглашение Владимиру Мономаху занять княжеский стол {82}. Правда, «вельможи» Татищева действуют не тайно, собравшись,по догадке И. И. Смирнова, то ли в боярских хоромах, толи в игуменской келье, а с ведома народа, который они едвауговорили {83}. Само собой разумеется, что уговаривать народ можно былотолько на вече. О приезде Мономаха в Киев знали все. Поэтому еще«за градом» его встречал «народ многочисленный» {84}. Массовую встречу изображает и первая редакция татищевской«Истории»: «И егда приближися (Владимир Мономах. — Авт.) к Киеву в неделю, устретиша его первеенарод весь, потом бояре, и за градом митрополит Никифор соепископы, и клирики, и со всеми киянами с честию велик), ипроводиша его в дом княж» {85}. Подобный характер встречи Мономаха исключает предположение отом, что князь являлся ставленником горстки знатных и зажиточныхлюдей.
Помимо указания на всенародный прием Владимира Мономаха «матерьюградов русских», последнее известие В. Н. Татищева имеети другую информационную ценность, позволяющую проникнуть в смыслтермина «кияне». Этот термин, как явствует из татищевского текста,обозначал демократические слои населения Киева, бояр, духовенство,т. е. горожан всех положений и рангов. Вот почему «киян»,пославших «паки ко Владимиру» нельзя отождествлять с «большими инарочитыми мужами». Но даже если они и были таковыми, то все равноих инициативу повторного приглашения Мономаха нет основанийрассматривать как узкосословную, ибо ранее на вече вопрос о егопризвании был решен положительно, а поскольку вечевое решениесостоялось, отпадала необходимость вторичного созыва веча, чем,вероятно, и объясняется отсутствие упоминания о нем у Татищева, ноотнюдь не тем, что обсуждение сложившейся в Киеве ситуации велосьсекретно в узком кругу «феодальной знати», как полагаетИ. И. Смирнов. Надо сказать, что И. И. Смирновпользовался сведениями, содержащимися в «Истории Российской»В. Н. Татищева, выборочно, а не в комплексе, что делаетпостроения ученого, по крайней мере, проблематичными.
Не вполне удовлетворителен и его подход к Ипатьевской летописикак источнику, содержащему сведения о волнениях в Киеве1113 г. Рассказ ее он заподозрил в искаженной передачесобытий, объяснив это тем, что он восходит к третьей редакцииПовести временных лет, якобы выполненной с наибольшей идеализациейМономаха {86}. Допустим, что так оно и было. Но, признав этот факт,необходимо поставить вопрос, для чего столь промономаховскинастроенный летописец счел необходимым представить избраниеМономаха как всенародное. Конечно, не для того, чтобы показатьнеобычность и нетипичность этого избрания и тем самым посеятьсомнение у читателей относительно прав князя занять киевский стол.Логичнее предположить, что он это делал, желая подчеркнуть принятыйв ту пору на Руси порядок замещения княжений. И если онприукрашивал обстоятельства прихода Мономаха к власти в Киеве, тостремясь подделаться под привычный стиль отношений народного веча скнязем. Но мы все-таки думаем, что сведения, заключенные вИпатьевской летописи, объективно отражают события 1113 г. вКиеве.
Текст Ипатьевской летописи, Сказание о Борисе и Глебе,татищевские известия в принципе сходны; они лишь дополняют другдруга. Чтобы убедиться в том, сопоставим их данные.
Согласно Ипатьевской летописи, «кияне», собравшись для совета,т. е. сойдясь на вече, «послаша к Володимеру, глаголюще поиди,княже, на стол отен и деден» {87}. На вечевую деятельность намекает и Сказание о Борисе и Глебе,сообщая о «молве не мале», бывшей среди людей {88}. В «Истории Российской» также упоминается вече {89}.
Далее Ипатьевская летопись извещает о «грабеже» дворов тысяцкогоПутяты и сотских, а также еврейских домов, который последовал заотказом Владимира Мономаха приехать в Киев {90}. Сказание об этом говорит в самых общих фразах, глухо: «имногу мятежю и крамоле бывъше в людех» {91}. В. Н. Татищев не только повествует о «грабеже», нои поясняет его причину. Оказывается, Путята держал сторонуСвятославичей, тогда как масса «киян» выступала за Владимира {92}.
Этот «грабеж» киевского тысяцкого и сотских живо напоминаетсцены из жизни Новгорода, где участники вечевых собраний каралиподобным образом новгородских бояр, поддерживавших князей,неугодных массе новгородцев {93}. Но помимо политического содержания, «грабеж» 1113 г. вКиеве нес на себе еще печать вдохновляемого обычным правомперераспределения частных богатств на коллективной основе,возвращения их в лоно общины, практиковавшегося эпизодически, отслучая к случаю в обществах с незавершенным процессомклассообразования. Сигналом для этих акций служили нередко изгнаниеили смерть князя, вызвавшего недовольство у народа своимправлением. Именно таковым и было княжение Святополка, которыйразными «неправдами» привел в негодование «киян». Горожане,несомненно, сперва подвергли бы грабежу княжеский двор, если быкнягиня, вдова усопшего князя, не предупредила этого, раздавщедройрукой святополковы богатства: «Много раздили богатьсть вомонастырем и попом и убогым, яко дивитися всем людем» {94}. Отсюда понятно, почему «кияне» начали «грабеж» не скняжеского двора, а с имущества близко стоявшего к Святополкутысяцкого Путяты и связанных с ним сотских. Но «грабеж», как мызнаем, вскоре перекинулся на евреев-ростовщиков, что придаетдействиям «киян» окраску социальной борьбы, направленной противзакабаления, возникающего в условиях формирующегося классовогообщества {95}. Следовательно, киевскому «грабежу» 1113 г. нельзя датьоднозначную оценку. Перед нами сложное явление, сочетающееразличные социальные тенденции, что обусловливалось сложностьюдревнерусского общества, переживавшего переходный период отдоклассового строя к классовому. Вернемся, однако, к сопоставлениюнаших источников.
Рассказав о «грабеже», летописец затем сообщает о том, что«кияне» снова отправили к Мономаху своих посланцев, тогда какСказание о Борисе и Глебе упоминает только об одной делегации«киян» к Владимиру Мономаху. И. И. Смирнов считает, чтоэто упоминание следует отнести ко второй поездке киевлян,засвидетельствованной Ипатьевской летописью {96}. Возможно, он прав, хотя быть уверенным тут, разумеется,нельзя. Но важнее отметить другое: конкретизацию в Сказании составаделегатов сравнительно с Ипатьевской летописью. Если летописьговорит о «киянах» вообще, то Сказание о Борисе и Глебе выражаетсяболее определенно: «И тъгда съвъкупивъшеся вси людие, паче жебольшии и нарочитии мужи, шедъше причьтъм всех людии…» {97}Слово «причьтъ» (причетъ) здесь фигурирует в значении собрание,собор {98}. Смысл происшествия становится ясен: с собрания всех людей,т. е. с веча, «большии и нарочитии мужи» отправились кМономаху, уполномоченные на то «причьтъм всех людий», или вечевойсходкой. Именно так ориентирует нас и В. Н. Татищев. Изпервой редакции его «Истории» узнаем, как «кияне» после вечевогорешения об избрании Владимира Мономаха на великое княжение,«избравше мужии знаменита», послали их за князем {99}. Во второй редакции изображена та же ситуация: «Киевляне повсеобсчем избрании на великое княжение Владимира немедля послали кнему знатнейших людей просить, чтоб, пришед, приял престол отца идеда своего» {100}. Так татищевские известия вместе со Сказанием о Борисе и Глебедополняют рассказ Ипатьевской летописи о событиях в Киеве1113 г. {101}Сведения, извлеченные из этих трех памятников, ставят все насвои места. Оказывается, что «кияне» (социально-нерасчлененнаямасса жителей Киева и прилегающей к нему области), собравшись навече, называют Владимира Мономаха своим князем. В посольство к немувечевая община направила депутацию, составленную из «больших» и«нарочитых» мужей — боярства. В этом нет причин видеть политическуюнеполноценность или бесправие рядовой массы населения Киева. Такаяпосольская практика существовала еще в родоплеменном обществе {102}. Она продолжалась, как увидим, и после изучаемых нами событий,в частности в самом Киеве. Сейчас же следует подчеркнуть активностькиевской городской общины в одном из главнейших внутриполитическихвопросов волости — замещении княжеского стола. Мономах становитсякиевским князем по воле народного веча, а не по изволению местнойзнати, как уверяют нас некоторые исследователи. Киевская общинаизбирает князя, подобно тому, как избирали князей общины другихстольных городов. Однако выборность князей в Киеве сталаутверждаться несколько ранее, чем, скажем, в Новгороде илиСмоленске, зависевших от днепровской столицы и потому вынужденныхпринимать правителей присылаемых оттуда. И лишь по мереосвобождения от власти Киева в этих городах набирал силу принципвыборности князей. В ином, более благоприятном положении былПолоцк, рано обособившийся от Киева. Поэтому формирование вПолоцкой области волостной системы с ее городами-государстваминесколько опережало аналогичный процесс в других землях, исключая,естественно, Киевщину {103}.