Страница 14 из 95
Мысль о появлении Владимира Мономаха в Киеве по воле боярстваоказалась для некоторых исследователей настолько привлекательной,что для подкрепления ее они приводили подробности, отсутствующие висточниках. По словам Б. Д. Грекова, «Киев не былвотчиной Мономаха. Владимира выбрало вече, собравшееся на этот разне на площади, где господствовал восставший народ, а в храме св.Софии, вместившем в себя боявшуюся народного гнева „степенную“публику» {64}. В другой работе Б. Д. Греков о вече вовсе неупоминает, сводя все к собранию верхов в Софийском соборе:«Напуганная (восстанием. — Авт.) феодальная знать и торгово-ремесленнаяверхушка Киева собралась в храме Софии и здесь решила вопрос оприглашении на княжение Владимира» {65}. В первом случае автор, рассуждая о собрании «степеннойпублики» в храме Софии, ссылается на «Историю Российскую»В. Н. Татищева, а во втором уже без всяких ссылокзаявляет о нем как о бесспорном факте. Но в «Истории»В. Н. Татищева нет сведений о собрании бояр и верхушкипосада в киевской Софии. В обеих редакциях его «Истории» сообщаетсяо том, что киевляне пришли «к церкви святой Софии», сошлись «усвятыя Софии». Текст первой редакции: «По смерти Святополка кияне,сошедшеся на вече у святыя Софии, избраша вси на великое княжениеВладимира Всеволодовича» {66}. Во второй редакции сказано: «По смерти его(Святополка. — Авт.) киевляне, сошедшись к церкви святойСофии, учинили совет о избрании на великое княжение, на котором безвсякого спора все согласно избрали Владимира Всеволодовича» {67}. В. Н. Татищев пишет именно о «всеобсчем избрании»Владимира на княжение киевское {68}.
Б. Д. Греков не только прошел мимо этогокрасноречивого указания историка, но и приписал ему известие особрании знати в храме Софии, тогда как у него речь идет о сходкекиевлян возле церкви.
Надо заметить, что М. Н. Тихомиров в свое времявыразил серьезные сомнения насчет правомерности утвержденияБ. Д. Грекова о собрании феодальной знати иторгово-ремесленной верхушки Киева в храме Софии.«Источники, — подчеркивал М. Н. Тихомиров, — обэтом ничего не говорят» {69}.
С. Л. Пештич указывал на то, что известиеВ. Н. Татищева о месте избрания Владимира Мономахакиевским князем было усилено Б. Д. Грековым, который, недовольствуясь татищевским сообщением о собрании киевлян у церквиСофии, перенес это собрание внутрь храма {70}. На неточность передачи Б. Д. Грековым «татищевскогоизвестия» обращал внимание И. И. Смирнов {71}.
Несмотря на все эти замечания, Б. А. Рыбаков повторилту же неточность, придав ей еще более законченный концептуальныйхарактер: «17 апреля 1113 г. Киев разделился надвое. Киевскаязнать, те, кого летописец обычно называл „смысленными“, собралась вСофийском соборе для решения вопроса о новом князе. Выбор былширок, князей было много, но боярство совершенно разумноостановилось на кандидатуре переяславского князя ВладимираМономаха. В то время, пока боярство внутри собора выбирало великогокнязя, за его стенами уже бушевало народное восстание» {72}. Б. А. Рыбаков называет Владимира Мономаха боярскимкнязем {73}.
Построенная на неточной передаче известийВ. Н. Татищева о событиях в Киеве 1113 г. концепцияБ. Д. Грекова — Б. А. Рыбакова уводит в сторонуот понимания подлинной сути произошедшего в поднепровской столице.Вот почему есть необходимость еще раз вернуться к источникам ивнимательно разобраться в них.
Описание случившегося весной 1113 г. в Киеве сохранилось,как уже отмечалось, в Ипатьевской летописи, а также в Сказании окнязьях Борисе и Глебе. В качестве дополнения к ним служаттатищевские сведения, извлеченные автором «Истории Российской» изнедошедших до нас письменных памятников и могущие, следовательно,быть использованы «как источник для изучения политических событий вКиеве в момент вокняжения Владимира Мономаха» {74}. Возникает вопрос, ко всем ли названным источникам должноотноситься с одинаковым доверием?
И. И. Смирнов вслед за М. Д. Приселковымвыделял Сказание о Борисе и Глебе, полагая, что оно является болеедостоверным, чем соответствующий рассказ Ипатьевской летописи.Ценными для воссоздания киевских событий 1113 г. он считал итатищевские известия {75}. Что касается Ипатьевской летописи, то ее повествованиеказалось И. И. Смирнову апологетическим по отношению кМономаху, поскольку текст Ипатьевской летописи в интересующей насзаписи «восходит к третьей редакции Повести временных лет, наиболеепромономаховской по своей тенденции». ОтсюдаИ. И. Смирнов сделал вывод: картина всенародного избранияи признания Владимира Мономаха, нарисованная Ипатьевской летописью,«далека от объективного изображения событий» {76}.
Аналогично рассуждает и Л. В. Черепнин: «Гораздодальше (по сравнению со Сказанием о Борисе и Глебе. — Авт.) от реальной действительности отстоитсообщение Ипатьевской летописи. В нем ощущается тенденцияпредставить Владимира Мономаха выразителем народных интересов» {77}. Однако полностью отрешиться от Ипатьевской летописи историкне решился и вынужден был признать, что, «несмотря на идеализациюМономаха и неверную оценку его роли в событиях классовой борьбы,происходивших в Киеве в 1113 г., само описание народноговосстания дано в Ипатьевской летописи более ярко и конкретно, чем вСказании о Борисе и Глебе» {78}.
И. И. Смирнов, скептически воспринимавший рассказИпатьевской летописи под 1113 г., не выработал представления,которое отличалось бы от этого рассказа во всех наиболеесущественных моментах. В итоге у него получилась чересчурусложненная и страдающая внутренними противоречиями интерпретациясобытий, связанных с вокняжением Мономаха в Киеве. В самом деле,изображая Владимира Мономаха ставленником феодальной знати,И. И. Смирнов в то же время отмечает «вечевой характеризбрания его кандидатуры на киевской стол». При этом он даетследующее пояснение: «То, что „именитым мужам“ для решения вопросао кандидатуре Мономаха на киевский стол понадобилось прибегнуть ксозыву веча, свидетельствовало о том, что занятие киевского столаМономахом в легитимном, законном порядке, как преемника Святополка,было исключено. Иными словами, это означало, что кандидатураМономаха была выдвинута на вече в противовес другой, законнойкандидатуре преемника Святополка на киевский стол» {79}. Значит, к избранию Владимира Мономаха на киевское княжениебыло причастно и вече, без которого «именитые мужи» не моглиосуществить свой замысел. Но коль это так, то как быть с идеей оМономахе — ставленнике боярства?
И. И. Смирнов находит выход из трудного положения спомощью обращения к татищевской «Истории», где говорится, что«кияне», обеспокоенные беспорядками и насилиями, начавшимися вКиеве после отказа Владимира занять киевский стол, «послаша паки» кнему с просьбой приехать и «сотворить покой граду» {80}. Подметив отсутствие в данном рассказе упоминания о вече,И. И. Смирнов из этого заключил, будто «обсуждениевопроса о положении, создавшемся в Киеве, и как следствие этого окандидатуре Мономаха проводилось в иных формах и, вероятнее всего,носило секретный характер. Такая форма обсуждения вполне отвечаласоставу его участников. Совершенно очевидно, что „кияне“,собравшиеся (в боярских, ли хоромах или игуменской келье) вобстановке восстания, для того, чтобы вторично обсудить вопрос окандидатуре Мономаха, и мотивировавшие свое решение снова послатьМономаху приглашение занять киевский столь ссылкой на то, что „безкнязя“ может быть еще „большее зло“, — это и есть те „большиеи нарочитые мужи“, о которых говорит Сказание о Борисе и Глебе,объединившиеся под угрозой восстания народных масс на кандидатуреМономаха» {81}.