Путешествие

«На этот раз»... Как это характерно для него! Но держался Джеккак-то смущенно.

С самою начала Джек никак не хотел поверить, что Мэдди оказаласьпод развалинами. Для него все разговоры об этом звучали чистейшейистерией. Узнав же, что это и в самом деле так, он, прежде всего,страшно удивился. А затем почувствовал облегчение, узнав, что онажива.

Сейчас он наклонился и поцеловал жену. Нянечка в это времявнесла огромную вазу с цветами от президентской четы.

– Тебе, видимо, пришлось несладко.

– Да, страшновато было...

Как ни искусно он умел свести на нет, принизить все ее поступкии переживания, но то, что произошло с Мэдди в эту ночь, не умалишь.Провести четырнадцать часов под обломками взорванного здания... Какни крути, это серьезная травма. Она хотела было рассказать Джеку обЭнн и ее ребенке, о том, что она перенесла под развалинами, нововремя остановилась. Он все равно не поймет.

– Все о тебе волновались. А я решил, что ты куда-топоехала. Никак не мог предположить, что... Как ты вообще тамоказалась?

– Заехала купить упаковочной бумаги.

Она внимательно за ним наблюдала. Он отошел в дальний конецпалаты, словно желая сохранить определенную дистанцию между ними.Мэдди тоже к этому стремилась – для собственной безопасности.

– Ты же всегда ненавидела толкотню, распродажи, базары.

– И, кажется, теперь я понимаю почему. Они чертовскиопасны.

Оба рассмеялись. Однако напряжение не проходило. После страшнойночи Мэдди еще не успела привести в порядок свои мысли. Там, средиразвалин, рядом с Энн и ее плачущим ребенком, ей пришло в голову,что если она выдержит, если спасется, значит, она переживетвеличайший ужас и опасность в своей жизни, и больше ей уже боятьсянечего. В эту ночь она впервые взглянула в глаза смерти. Ничегострашнее быть не может. Впредь она никогда не будет терзаться иказнить себя. Она поклялась себе, что больше не станет этогоделать. Сейчас, глядя на Джека, сидевшего в неловкой позе на другомконце палаты, она думала о том, что у него нет к ней ни капли любви– он не подошел, не обнял, не сказал, что любит. Может быть, он ееи любит по-своему, так, как умеет, но это совсем не то, что ейнужно.

Словно разгадав мысли Мэдди, он встал, подошел к ее кровати ипротянул бархатную коробочку. Она молча взяла ее и открыла. Внутрилежал тонкий изящный браслет с бриллиантами Пантами. Мэдди незнала, что сегодня утром, покидая «Ритц-Карлтон», Джек купил дваодинаковых браслета – один для нее, другой для блондинки, с которойпровел ночь.

Но, даже подозревая об этом, она протянула ему браслетобратно:

– Извини, Джек, я не могу принять твой подарок.

Его глаза сузились, как у хищника, почуявшего, что добычаускользает. На мгновение Мэдди показалось, что он сейчас ударит ее.Однако он удержался.

– Не можешь? Это еще почему?

– Я ухожу от тебя.

Она сама поразилась своим неожиданным словам. И все же не так,как Джек.

– Какого черта! Что это значит?

– Я больше так не могу.

– О чем ты? Объясни.

Он начал мерить палату крупными шагами, как разъяренный тигр. Нов эту минуту Мэдди почувствовала, что больше не боится Джека. Почтине боится. Здесь она в безопасности. За дверью люди, многолюдей.

– Объясни, в чем дело?! Не можешь жить в роскоши, дважды вгод ездить в Европу, летать на личном самолете, получать в подаркидрагоценности всякий раз, когда я настолько дурею, что покупаю ихтебе? Ах, какая невыносимая жизнь для потаскухи из Ноксвилла!

Он снова принялся за свое...

– В том-то и дело. Джек. Я не потаскуха из Ноксвилла иникогда ею не была. Даже тогда, давным-давно, когда жила вбедности.

– Да ну?! Что-то я не припоминаю, чтобы ты когда-нибудьпринадлежала к другим слоям общества или хотя бы понимала, что этотакое. Да ты стала шлюхой с самого детства, можно сказать. Вспомнио своей Лиззи!

– Вот именно. Она прекрасная девочка, несмотря на тяжелуюжизнь, которую вела из-за меня. Я перед ней в долгу. И перед собойтоже.

– Ты в долгу только передо мной! Мне ты обязана всем.Надеюсь, ты понимаешь, что, уйдя от меня, ты потеряешь работу?

Его глаза сверкнули холодным стальным блеском.

– Посмотрим. Этим займутся мои адвокаты. У меня контракт ствоей телекомпанией. Ты не можешь меня уволить, не предупредивзаранее и не выплатив компенсации.

Оказывается, борьба за жизнь там, в развалинах, сделала еенамного храбрее. И неужели он всерьез думает ее удержатьзапугиванием! Однако когда-то именно такие методы на неедействовали и, как это ни печально, усмиряли.

– А ты мне не угрожай! Ты от меня ни гроша не получишь! Незабывай, что из моего дома ты уйдешь голышом. Твоего там ничегонет. Даже твои чертовы колготки принадлежат мне. Попробуй толькоуйти от меня, Мэд. Останешься в одном больничном халате!

– Что тебе от меня нужно? Почему пытаешься меня удержать?Ты же меня ненавидишь.

– А ты ничего, кроме ненависти, не заслуживаешь. Ты меня занос водила, врала мне. У тебя есть дружок, он тебе звонит каждыйдень! Я это знаю. Ты что, считаешь меня идиотом?

Не идиотом... злобным подлецом. Этого она вслух не произнесла.Пусть она и осмелела, но не до такой степени.

– Никакой он не дружок! Мы с ним друзья. Пока. И я тебяникогда не водила за нос. Солгала только насчет Лиззи.

– Ничего себе «только»! Но я готов тебя простить. В данномслучае я обманутый, я жертва, а вовсе не ты. И все же я согласенпомириться. Ты просто не знаешь, как тебе повезло. Бот погоди,будешь еще подыхать от голода в какой-нибудь дыре в Мемфисе илиНоксвилле вместе со своей шлюшкой дочкой. Ты еще будешь умолять,чтобы я позволил тебе вернуться!

Он говорил и медленно приближался к ее койке. В его – азахпоявилось выражение, какого она никогда раньше не видела. Мэддивспомнила все, о чем говорили женщины в их группе. Когда садистпочувствует, что жертва от него ускользает, он пойдет на все, чтобыее удержать. На все.

Он остановился у самой кровати.

– Никуда ты от меня не уйдешь, Мэд! Храбрости не хватит. Ктому же ты не такая дура, чтобы швырнуть псу под хвост своюроскошную жизнь и карьеру. Правда? – В его голосе зазвучаланеприкрытая угроза. – Ты слишком сильно ударилась головой, Мэд?Может, есть смысл вышибить из тебя всю эту дурь, чтобы прочиститьтвои мозги? Как ты на это смотришь, Мэд?

При этих словах она почувствовала, как внутри у нее всевзбунтовалось. В эту минуту она знала твердо: если он до неедотронется, она его убьет. Она не позволит ему затащить себяобратно и снова мучить, унижать, внушать ей, что она дерьмо иничего лучшего не заслуживает.

– Попробуй только пальцем до меня дотронуться, и я тебяубью! Клянусь. Все, Джек, больше я от тебя ничего терпеть не стану.Все это время ты мной полы подтирал, но теперь этому конец. Я ктебе не вернусь. Найди себе кого-нибудь другого, кого ты сможешьмучить и унижать.

– Вы только послушайте! Такая большая девочка и угрожаетсвоему папе! Бедная моя. Ну что, ты меня боишься, Мэдди?

Он расхохотался ей в лицо. Мэдди соскочила с постели и встала сним лицом к лицу. Все. Игры окончены.

– Нет, я тебя больше не боюсь, сукин сын! Меня тошнит оттебя! Убирайся вон из палаты, Джек, иначе я позову охранников, итебя отсюда вышвырнут!

Долгое мгновение он молча смотрел на нее, потом подошел поближе,так близко, что она могла бы сосчитать волоски в его бровях.

– Грязная сука! Надеюсь, ты скоро подохнешь. Ты этозаслужила!

Он круто повернулся и вышел. Мэдди не могла бы сказать, была лиэто прямая угроза. Она не на шутку испугалась, но своего решения неизменила. Однако глядя вслед Джеку, на одно короткое мгновение онавнезапно почувствовала безумное, сумасшедшее желание его остановитьи умолять, чтобы он ее простил. Она знала, это в ней говорит тачасть ее существа, которая вечно чувствует свою вину неизвестно зачто, которая хочет вернуться назад, которая жаждет его любви любойценой. Та часть ее существа, которая над ней больше не властна.