Путешествие

– Секреты сводят меня с ума.

– А меня сводишь с ума ты!

Он повернул ее к себе, ощущая атласную кожу под шелковой ночнойсорочкой. Он никогда не уставал от нее. Она ему никогда ненадоедала – ни в постели, ни на людях. Особое наслаждение онполучал от сознания, что она вся принадлежит ему – и телом, идушой, и на работе, и в постели. Особенно в постели. Он не мог еюнасытиться. Временами Мэдлен казалось, будто он хочет еепроглотить. Ему нравилось в ней все. Он все о ней знал, он хотелзнать, что она делает каждую минуту, где находится. Он многое могбы сказать по этому поводу, однако сейчас думал только о ее теле,которого постоянно желал. Он впился в ее губы. Она застонала. Онаникогда не отказывала ему в близости. То, что он так сильно еежелает, что она все еще так его возбуждает, казалось невероятным. Икак это не похоже на то, что было у нее с Бобби. Тот лишь грубо ееиспользовал, насиловал, причинял боль. Джека больше всеговозбуждала власть и красота. Сознание того, что он, как Пигмалион,сотворил Мэдлен, давало ему ощущение собственной власти. Обладаниеею в постели буквально сводило его с ума.

Глава 2

Мэдди встала в шесть часов, как обычно. Бесшумно проскользнула вванную. Приняла душ, оделась. Прическу и грим ей сделают, каквсегда, на студии.

Джек спустился вниз в половине восьмого, побритый, причесанный,в темно-сером костюме и туго накрахмаленной рубашке. Мэдди,выглядевшая свежей и отдохнувшей, в темно-синем брючном костюме,пила кофе, просматривая утренние газеты. Подняла глаза на мужа. Онатолько что прочитала о скандале на Капитолийском холме. Минувшейночью одного из конгрессменов арестовали, застав его спроституткой.

– И о чем они только думают...

Мэдди подала ему «Пост» и взялась за «Уолл-стрит джорнал». Оналюбила просмотреть газеты перед тем, как отправиться на студию.

Они поехали на работу в восемь часов. Джек спросил, зачем ейсегодня так рано. Готовит большой репортаж? Бывали дни, когдаМэдлен не появлялась на студии раньше десяти. Как правило, надбольшим материалом она работала целый день, а во время ленчазаписывала различные интервью. Выпуски новостей она вела в пятьчасов и в половине восьмого. В восемь заканчивала работу,переодевалась в своей уборной на студии. Вечером они с Джекомобычно куда-нибудь выходили. У обоих за плечами оставался долгий итрудный рабочий день, но им это нравилось.

– Мы с Грегом делаем серию интервью с женщинами – служащимиКапитолия. Уже наметили пять кандидатур. Мне кажется, это будетинтересный материал.

С Грегом Моррисом, чернокожим телеведущим, они работали вместедва года и очень тепло относились друг к другу.

– А тебе не кажется, что ты могла бы сделать этот материалодна? Зачем тебе Грег?

– С представителем мужского пола будет выглядетьинтереснее.

У нее были собственные мысли по поводу передач, которые часторасходились с мнением мужа. Порой ей даже не хотелось посвящать егов подробности того, что она делала. Не хотела, чтобы он вмешивалсяв ее работу. Быть женой главы телевизионной сети временами оченьнелегко.

– Первая леди вчера говорила с тобой о своем Комитете поборьбе с жестоким обращением с женщинами? – небрежным тоном спросилДжек.

Мэдди покачала головой. До нее доходили слухи о каком-токомитете, создаваемом женой президента, но к ней первая леди с этимне обращалась.

– Нет.

– Значит, еще заговорит. Я ей сказал, что ты наверняказахочешь в этом участвовать.

– В зависимости от того, сколько времени это потребует.

– Я ее заверил, что ты войдешь в этот комитет. Это пойдетна пользу твоему имиджу.

Некоторое время Мэдди молчала, глядя в окно.

– Я бы сама хотела это решить. Зачем ты дал согласие заменя?

Порой она ощущала себя рядом с мужем девочкой-несмышленышем. Онвсего на одиннадцать лет старше, а ведет себя так, словно онаребенок, а он ее отец.

– Я уже сказал, это полезно для твоей карьеры. Можешьсчитать это волевым решением главы телестудии.

Как и многое другое. Она терпеть не могла, когда Джек решал занее, и он хорошо знал, как это ее раздражает.

– Кроме того, как я понял, ты бы хотела участвовать вработе этого комитета.

– Позволь мне самой все решить.

Тем временем они уже подъехали к телестудии. Шофер открылдверцу. Оба молчали. Джек, по-видимому, и не собирался ничегообсуждать. Поспешно поцеловав ее на прощание, он скрылся в своемперсональном лифте. Мэдди поднялась на лифте в отдел новостей, всвой застекленный офис, где работала с секретаршей и помощником.Грег Моррис занимал кабинет поменьше рядом.

Увидев, что Мэдлен вошла к себе, он появился на пороге с чашкойкофе в руке.

– Доброе утро... Или не очень доброе?

Грег внимательно посмотрел на Мэдлен. И, кажется, что-тозаметил. Она так и кипела, хотя увидеть это мог только тот, ктохорошо ее знал. Мэдди редко сердилась по-настоящему.

– Мой муж только что принял волевое решение.

Перед Грегом, к которому она относилась как к брату, Мэдди непыталась скрыть раздражения.

– Та-ак... Меня увольняют?

Он, конечно, сказал это в шутку. Его рейтинг почти так же высок,как и у нее. Но с Джеком ничего нельзя предугадать. Он способенпринимать неожиданные, на первый взгляд иррациональные решения,которые к тому же не обсуждаются. Правда, Грега он любит, насколькоей известно.

– Да нет, ничего такого. – Мэдди быстро успокоилась. – Онсказал первой леди, что я буду участвовать в работе ее Комитета поборьбе с жестоким обращением с женщинами. И даже не спросил моегосогласия.

– Мне казалось, тебе нравятся такие вещи.

– Речь не о том, Грег. Я не хочу, чтобы кто-то решал заменя. Я взрослый человек.

– Ну, ему, наверное, показалось, что ты не будешь против.Ты ведь знаешь, какие мы, мужики, толстокожие. Забываем пройти всенеобходимые стадии между «А» и «Я», считаем, что многие вещи намзаранее известны.

– А я этого терпеть не могу.

Однако оба прекрасно знали, что Джек очень часто принимает занее решения. И всегда объясняет это тем, что лучше знает, что ейнужно. Так уж между ними повелось.

– Мне очень не хотелось тебе говорить, но он принял ещеодно волевое решение. Новости просочились с Олимпа как раз передтвоим приходом.

Грег явно чувствовал себя не в своей тарелке. Привлекательныйафриканец, худощавый и стройный, с небрежно-элегантными манерами,он с детства мечтал стать танцором. Однако в конце концов оказалсяна телевидении и нисколько не жалел об этом.

– Ты о чем? – встревожилась Мэдди.

– Он изъял целый раздел из нашей передачи – политическийкомментарий в семь тридцать.

– Что?! Но почему?

– Он хочет, чтобы в семь тридцать звучало больше экстренныхновостей. Говорят, его решение основано на изучении рейтинга.Хочет, чтобы мы попробовали строить программу по-новому.

– Но почему он не обсудил это с нами?

– А когда он говорил с нами о таких вещах? Тебе ли его незнать, детка? Джек Хантер принимает решения самостоятельно, безконсультаций с королями эфира.

– Черт! – Мэдлен со злостью налила себе чашку кофе. –Хорошенькое дело! Просто поразительно! Значит, теперь никакихкомментариев? Но это же глупо!

– Я тоже так думаю, но папе лучше знать. Речь шла и о том,чтобы вернуть редакционный комментарий в пятичасовой передаче, еслипоступят жалобы, но не сейчас.

– Господи! Неужели он не мог нас предупредить!

– Оставь. Он всегда так делает. Нам остается только этопроглотить. Мы ведь здесь работаем.

– Да... наверное, ты прав.

Некоторое время она еще кипела от возмущения, но потом с головойпогрузилась в работу. Они с Грегом обсуждали, у кого изженщин-конгрессменок – список они уже составили – взять интервью впервую очередь. Закончили почти в одиннадцать часов. Мэдди вышла засандвичами и по кое-каким делам. Вернулась в час дня и снова селаза работу. B четыре она пошла делать грим и прическу. Онивстретились с Грегом, обсудили то, что удалось отобрать за день.Пока не было ничего особенно интересного.