Отзвуки эха

— Не хотите ли присесть? — вежливо спросил незнакомец,указывая на ближайшую скамью, откуда открывался прекрасный вид наозеро. Руки Беаты он так и не выпустил, словно опасался, что, еслиперестанет ее удерживать, она немедленно осядет на землю.

Девушка улыбнулась ему:

— Не беспокойтесь, со мной уже все в порядке.

Но ей вдруг ужасно захотелось посидеть с ним несколько минут.Подобные вещи были не в ее правилах, мало того, она никогда бы неотважилась на такое. Но молодой человек был так учтив идоброжелателен, так сожалел о своем невольном проступке, что Беатестало его жаль. И, в конце концов, что плохого, если она посидит ипоболтает с ним, прежде чем продолжить прогулку? В отеле ее никтоне ждет, мать с сестрой вернутся еще не скоро.

Беата позволила подвести себя к скамье и усадить. Молодойчеловек устроился на почтительном расстоянии от нее.

— Нога в самом деле не болит? — допытывался он,разглядывая ее ногу, прикрытую подолом юбки, и удовлетвореннокивнул, увидев, что щиколотка с виду выглядит нормально.

— Даю слово, — подтвердила Беата.

— Я хотел всего лишь пробежать мимо, не потревожив вас. Мнеследовало бы сказать что-то или предупредить вас, но в тот момент ябыл за тысячи миль отсюда, размышляя о чертовой войне. Ведь все этотак ужасно! — горячо воскликнул собеседник Беаты, качаяголовой.

Девушка продолжала украдкой наблюдать за ним. Она еще никогда невстречала никого, похожего на этого человека. Он казался ейпрекрасным принцем из волшебной сказки и был на удивлениедружелюбен. Никакого высокомерия или претенциозности. Совсем каккто-нибудь из друзей Ульма, но куда красивее.

— Значит, вы не швейцарец? — оживилась она.

— Француз, — коротко пояснил он.

Беата нахмурилась и ничего не ответила.

— Это так ужасно? — удивился молодой человек. —Мой дед, отец матери, швейцарец, поэтому я и приехал сюда. Дед умердве недели назад, и мне надо было помочь брату и родителям уладитьдела с наследством. Командование специально предоставило мнеотпуск.

Он вел себя исключительно просто и естественно, ухитряясь приэтом не допустить фамильярности. Беата посчитала его чрезвычайновоспитанным, вежливым и утонченно-аристократичным.

— Нет, совсем не ужасно, — честно ответила она, глядяему в глаза. — Просто я — немка.

Подсознательно она почти ожидала, что он немедленно вскочит ипоклянется в вечной ненависти к немцам. Что ни говори, а они в этойвойне — враги, находящиеся по разные стороны фронта, и трудно былопредвидеть, как незнакомец отреагирует на ее признание.

— Ожидаете, что я буду винить в этой войне вас? —мягко спросил он, улыбнувшись. Эта молодая девушка былаослепительно красива, и ее извиняющийся тон и умоляющий взглядтронули его. Похоже, судьба уготовила ему встречу с необыкновеннойженщиной, и молодой человек вдруг обрадовался, что едва не сбил еес ног.

— Или, может, это вы разожгли мировую войну, мадемуазель? Итогда мне следует сердиться на вас? — смеясь, поддразнил он, иБеата тоже засмеялась.

— Надеюсь, что нет. А вы? Вы в армии? — осведомиласьона, вспомнив, что он упоминал об отпуске.

— В кавалерии. Я учился в кавалерийской академии вСомюре.

Беата знала, что именно в этом весьма престижном учебномзаведении молодые аристократы обучаются верховой езде.

— Это, должно быть, интересно!

Она любила лошадей и в детстве много ездила верхом вместе сбратьями, особенно с Ульмом. Хорст всегда впадал в неистовство ибуквально загонял своего коня, пугая того, на котором выезжалаБеата.

— Мои братья тоже в армии.

Молодой человек долго задумчиво смотрел на нее, безнадежнозатерявшись в голубых глазах, чуть более темных, чем егособственные. Какой поразительный контраст темных волос ибелоснежной кожи! Сейчас девушка походила на удивительно изящныйпортрет.

— Как было бы чудесно, если бы все разногласия международами разрешались так легко! Просто люди сели бы на скамью имирно поговорили, любуясь озером. Можно было бы все спокойнообсудить и прийти к соглашению, и тогда молодые люди не погибали бына поле битвы, — вздохнул он.

Девушка свела брови, вспомнив о братьях. Они ведь тоже моглипогибнуть каждую минуту.

— Вы правы. Но мой старший брат считает, что скоро всезакончится.

— Жаль, что не могу с ним согласиться, — вежливопроговорил молодой человек. — Но боюсь, когда оружие попадаетв руки мужчин, они так легко с ним не расстаются. Думаю, это можеттянуться годами.

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — выдохнула Беата.

— Я тоже от души на это надеюсь, — кивнул еесобеседник и, густо покраснев, смущенно добавил:

— Я невероятно невоспитан и совершенно забываю о правилахприличия. Я Антуан де Валлеран.

Он встал, поклонился и снова сел.

— А я Беата Витгенштейн.

— Как получилось, что вы так хорошо говоритепо-французски? — спросил он. — Ваш французский почтибезупречен. Ни малейшего акцента. Мало того, у вас парижскийвыговор.

Он никогда бы не посчитал ее немкой! Антуан с первого взглядабыл очарован этой девушкой, но, даже услышав ее имя, не придалэтому никакого значения. В отличие от большинства людей его круга,да и общества в целом, подобные вещи были ему безразличны. Антуанникогда о них не задумывался и сейчас видел перед собой толькопрекрасную, образованную молодую женщину.

— Я учила французский в школе, — объяснила Беата.

— И наверняка не только в школе, а если и так, значит, выочень способный человек. Я учил в школе английский, по крайней меретак считалось, и все же не знаю ни одного слова. А мой немецкий —просто кошмар.

У меня, как почти у всех французов, нет способностей к языкам.Знаем только свой, а на большее нас не хватает. Мы просто полагаем,что весь мир обязан знать французский, чтобы говорить с нами. Какаяудача, что вы говорите на моем языке! И на английском тоже?

Антуан подозревал, что и английским дело не ограничилось. Хотяони не знакомы и с первого взгляда видно, как застенчива девушка,все же держится она на удивление непринужденно и, похоже,действительно неглупа.

Сама Беата втайне поражалась своему поведению. Ей так хорошо сним, словно они знакомы сто лет! Она редко чувствовала себя вполной безопасности с совершенно посторонними людьми.

— Я говорю по-английски, — призналась она, — хотяне так хорошо, как по-французски.

— Вы еще не окончили школу? Тридцатидвухлетнему Антуану онаказалась совсем юной. Он был на двенадцать лет старше Беаты.

— Нет, я уже окончила, — смущенно ответила она. —Но много читаю и хотела поступать в университет, только отец непозволил.

— Но почему? — удивился Антуан. — А, понял. Онсчитает, что вам следует выйти замуж и воспитывать детей. Женщинеобразование ни к чему. Я прав?

— Да, абсолютно, — улыбнулась Беата.

— А вы не хотите выходить замуж, — продолжал Антуан,все больше напоминая ей Ульма. В его присутствии Беата чувствоваласебя как в компании старого друга, с которым можно быть совершеннооткровенной. И это она, обычно так стесняющаяся мужчин!

— Я не хочу выходить замуж без любви, — простоответила она, и Антуан согласно кивнул.

— Звучит разумно. А ваши родители? Как они относятся к этойидее?

— Пока не знаю. Их брак устраивали семьи, и они считают,что это единственно правильный путь. Мама и папа хотят, чтобы моибратья поскорее женились.

— А сколько лет вашим братьям?

— Двадцать три и двадцать семь. Старший очень серьезный,младший — полегкомысленнее и немного разболтан, — ответилаона, сдержанно улыбаясь Антуану.

— Совсем как мой брат и я.

— А сколько ему?

— На пять лет младше меня. Ему двадцать семь, как вашемустаршему брату, а я — тридцатидвухлетний старичок. Родители ужепотеряли надежду на мою женитьбу.

До этого момента сам он тоже не особенно думал об этом.

— А какой вы?

Антуан непонимающе уставился на девушку, не сразу сообразив, очем она спрашивает.

— Ах да. В нашей семье буян и забияка — именно он. А яскучный и правильный, — начал он и тут же осекся. —Простите, это не намек на то, что ваш брат скучный и правильный.Просто серьезный, полагаю. Я всегда выполнял свой долг в отличие отбрата. Он слишком занят развлечениями, чтобы думать о долге. Хотя,возможно, он прав. Но я гораздо спокойнее.