Главное управление

Только к позднему вечеру мне удалось устроить встречу Есина сТарасовым в отдельном кабинете ресторана, которым владела женанашего борца с экономическими недоразумениями.

Негодяи разрешили свои недоразумения в течение получаса, невступая ни в малейшие пререкания.

– Там один представитель швейцарской фирмы у меня… –говорил Тарасов. – Дело о контрабанде часов… Твои парни ведут…Поможем человеку?

– Ситуация управляемая, – отвечал Есин. – Но он,как мне сказали, упертый, диалог невозможен…

– Потому как на меня рассчитывает, – тонко усмехнулсяТарасов. – Не переживай, клиент ручной, от слова «прокуратура»седеет на глазах…

– А вот по контрабанде телефонов ты сейчас не за то деловзялся, – продолжил Есин, – напрасная суета. Инцидент наконтроле у чекистов, завалишь и следователя, и судью, когда до егорешения дойдет… Тут уж дай нам отличиться без своих рогаток, онитебе дороже встанут…

– Все понял, спасибо за вводную…

Затем Есин отбыл на иную очередную встречу, а мы с опальнымчекистом остались наедине.

– Как ты сумел ввернуться в следствие и в суды? –спросил я. – И в таких широчайших масштабах?

– Расчет основополагающих точек системы, – пожал онплечами. – К тому же – старые связи… Их надо было лишьорганизовать, связать между собой. Искусство компиляции.

– Так ты себя легализовал под прежним именем? – толькотут дошло до меня.

Он самодовольно хмыкнул:

– А кого теперь-то бояться?

Тут он был прав: Решетов свое отыграл. Недавно я видел его,садящегося в машину у здания Совета Федераций. Он похудел,съежился, как заветренный сыр, говорили, серьезно болен, но мнедумалось, что причина его пониклости таилась в ином: онстремительно хирел, находясь в вакууме безвластия, как хищник втесном вольере. И компания ветеранов политической сцены тяготилаего своим пустозвонством и практической никчемностью.

– Так теперь к тебе обращаться – кого «открыть», акого «закрыть»? – спросил я.

– Если клиент не ходит под большим политическимзаказом, – важно ответил Тарасов. – С Администрацией я небодаюсь. А так – милости просим.

Он достал овальный серебряный цилиндрик, высыпал из него начистую тарелку щепоть белого и плотного как мука порошка,нашинковал его сноровисто краем кредитной карты в три узенькихдорожки и, свернув трубочкой стодолларовую купюру, втянул кокаин вмигом порозовевшие ноздри. Пояснил сокрушенно: – Иногда себепозволяю. После напряженного трудового дня. Ты будешь?

Я, категорически не приемлющий наркотики, с негодованиемотказался.

– Как знаешь, – пожал он плечами. – Продуктчистейший. Мне его опера из Наркоконтроля возят. Что хорошо –они его не разбавляют, не мелочатся.

– И много таких оперов в Главдури? – спросил я.

– А ты мимо их конторы прокатись и посмотри, какие вокругмашинки стоят. «Порше», «Мерседесы»… Впрочем, и у федеральноймиграционной лавочки такой же автопарк. Всюду – жизнь… И в этидепартаменты, кстати, уже рассосалась половина личного состававашего управления. Скучно у вас становится, Юра, ушли славныевремена в историю, нет командной авторитетной руки и, главное,концепции. Живете текущим днем.

– Зато твоя концепция никогда не менялась, – сказаля. – Концепция всеядной пираньи. Или ты претендуешь наприверженность к какой-либо высокой идее?

– Я – нет, а ты? – спросил он.

– Мне хотелось бы ей служить, – сказал я. –Только все предыдущие наши государственные идеи, за которые сложилиголовы миллионы прекраснодушных людей, оказались ложными ипреданными анафеме. А сегодня все идеи закончились, каждый выживаетв одиночку и кормится, чем Бог подаст. И мы с тобой, довольнотолковые ребята, способные на многое, живем, в общем-то, радинаживы, да и только.

– И мне нравится такое занятие, – сказал он. –Нормальная буржуазная жизнь. Западный стандарт.

– На Западе берущих взятки полицейских сажают втюрьмы, – возразил я. – Как и посредников, за те жевзятки устраивающих удобные судебные приговоры и вмешивающихся введение следствия.

– Но нам же с тобой нравится эта страна? – развел онруками. – И не нужен нам ни Запад, ни берег турецкий, ниарабские пустыни, при воспоминании о которых у меня начинаютсяколики. Ты чего завелся, Юра? Мы с тобой существуем в том укладе,что выпестован самой историей и законами бытия. Дергаться не стоит,ты в этот уклад уместился без зазоров, как аквалангист вгидрокостюм. Вот и грейся, защищенный от воздействия окружающейсреды, но шумных пузырей не пускай, дыши ровно, не дразни акул.Плавай себе да ныряй за добычей. И следи за наличием финансовогокислорода в баллонах. И знай: закончится он – тебе хана. Все,я пошел. С наших дел с Есиным ты в доле. Хочешь – от негополучку принимать будешь, хочешь – от меня. Вот такое простоеи ясное положение вещей, которым ты должен проникнуться. Пока, мойверный друг!

– Э, постой, – сказал я. – Мигалки, спецталоны,красивые номера – нужно?

– Да позарез просто!

– Но кандидатуры бандитов не проходят.

– Похлопочу о достойных людях, уверяю тебя!

– Такие есть?

– Первый – перед тобой!

Глава 6

И покатилась жизнь далее – основательная и привычная, и всеу меня было в ней, и любые рычаги под рукой, и связи, и деньги, иуважение окружающих, все удовольствия и роскошь, о каких ранее имечтать не приходилось, только никакой радости от своегоблагополучного бытия мною не ощущалось, ибо знал я, что качаются замоей спиной черные тени зловещих грехов, способные обрасти плотьюкаких-либо внезапных угроз и перемен, должных смести меня впрах.

И не зря я предчувствовал их, ох не зря!

При очередной встрече со Жбановым он, лучившийся довольством,как объевшийся сметаны котяра, поведал:

– Хорошие новости, Юра! Коромыслов уходит в министерство.Заместителем первого лица.

– Что же здесь хорошего? – охолодел я. – Опятьперетряска конторы, опять новая метла…

– Как раз нет, – сказал он, решительно выставив в моюсторону ладонь. – Все под контролем. Начинается большая игра.Скоро сменится министр, и у нашего Феди будут все шансы занять егокресло. Но для атаки ему просто необходимо занять господствующуювысоту.

– Это понятно…

– А контору возглавишь ты, – расплылся он впокровительственной улыбке. – Федя поддержит, он сюда никомупостороннему сунуться не даст, здесь его люди, его карман,множество положенных трудов – одно охотхозяйство чего стоит…Да и в Администрации тоже склоняются к твоей персоне… И Олейниковаты устраиваешь, подсобит дед…

Когда после очередного совещания я задержался в кабинете уКоромыслова, то сказал ему в сердцах:

– Подумай сто раз, Федор Сергеевич, прежде чем лезть ввышину. Альпинисты покоряют вершины, но долго на них незадерживаются. И упоение победой у них длится считанные минуты.

– Зато им есть о чем вспомнить… – с легкомысленнойусмешкой изрек он.

– Если не разобьются на неминуемом спуске. Слушай, дорогойты мой генерал, – продолжил я с напором. – Мы с тобойсработались, отладили все механизмы, весь коллектив тебе верен ипредан, у тебя три больших звезды, друг полпред, и здесь ты будешьсидеть годы и годы. Зачем выходить на скользкий лед?

– Эх, Юра, – сокрушенно произнес он. – Нет в тебеазарта, желания сыграть по-крупному… Так и промаешься в полковникахдо пенсионной поры дачных грядок… А я верю в свой фарт. И даже еслиСистема сожрет меня – о своих поступках не пожалею. Верю всвою звезду, если хочешь…

«Ради чего?» – хотелось спросить мне, но я лишь обреченномахнул рукой.

– Впрочем, – поправился он снисходительно, – вполковниках тебе не бывать, займешь мое место. Поспособствую всемисилами.

– Ты сначала себе поспособствуй…

– Ладно… Прикуси язык со смелыми советами. Забываешьсубординацию.

Выйдя в растрепанных чувствах от генерала, отправился в свойкабинет, наткнувшись в коридоре на какого-то низкорослогокривоногого типа с сальными волосами и с прыщом на носу. Типвежливо спросил:

– Простите, а где кабинет Шувалова?