Страница 96 из 117
– Юра… У тебя воспитанный контингент… Зря тревожишься. Стобой приятно работать. Ты стремишься к гармонии на рабочем месте,к полноценному товариществу, и мы тебя очень ценим, дорогой… Поконьячку, и – не возражай!
Я проглотил рюмку, закусив ее долькой апельсина, и постучалпальцем по стеклу часов:
– Народ уже в зале, пошли…
Уселись в первом ряду, глядя на театрально высветленныйпрожекторами президиум: Коромыслов, Шлюпин, министр собственнойперсоной, полномочный представитель президента, вице-мэр города,заместитель генерального прокурора…
Звучали духоподъемные речи, к микрофону приглашалисьотличившиеся руководители, и я – в том числе, кратко вякнувшийо необходимости продолжения славных традиций; затем пошла чередаперсональных награждений, и меня, вернувшегося с трибуны в зал,потянуло в сон. Впрочем, сон во время заседаний означает доверие кдокладчику…
Донеслось:
– Полковнику Есину вручается наградное оружие…
Аплодисменты.
– Его талант, – вдохновенно и сурово глаголил Шлюпин,уткнувшийся сползшими на кончик носа очками в шпаргалку, –проявившийся в раскрытии сотен уголовных дел…
– А также в их сокрытии, – довольно внятно произнессидевший рядом со мной нетрезвый полковник из министерских.
– М-да… – продолжил Шлюпин. – Этот талант найдетсвое достойное применение в борьбе с подрывателями экономическихоснов государства. И мало им не покажется.
– Кто бы сомневался, – подтвердил нетрезвыйполковник.
Переглянувшись с шефом УСБ, мы решили изменить своеместонахождение, переместившись в сторону от крамольника, чьиреплики, как мне показалось, донеслись до высокого президиума,неприятно озаботив высоких номенклатурных существ.
Последней донесшейся до нас ремаркой полковника была:
– Эх-ма! Испортили весь праздник этикетом…
Далее случился банкет для избранных, куда пригласили меня иЕсина, мы чинно выпили и закусили икоркой с властьпредержащими,возле которых крутился неувядающий, крепко знавший свое шпионскоеремесло Жбанов, и я отправился домой.
Жена встретила меня отчужденно:
– Ты, по-моему, пьян, муженек…
– Так сегодня же праздник. День милиции, между прочим…
– Было бы что праздновать…
– Что ты имеешь в виду?
– Продажность вашу, алчность, жестокость… Продолжить?
Внезапно мне стало обидно от таких ее слов.
– Да, – сказал я. – В чем-то ты и права. Но какаястрана, такая и ее полиция. Но страна-то живет… Разнолико имногогранно, Оля. И в полиции тоже есть как подонки, так и герои.Не надо всех марать черной кистью.
– Я не обнаруживаю в тебе особенного героизма, –сказала она и ушла в спальню.
А я демонстративно улегся спать на диване в гостиной. Раздумываяо том, что работаю в удивительной организации, где отвага ибеззаветность непринужденно уживаются с махровым мздоимством иизощренной подлостью.
Утром она меня разбудила:
– Юрочка, вставай, у меня с теткой беда…
– Чего такое? – встрепенулся я.
– Обокрали…
– Ну, излагай…
– У нее муж три месяца назад умер, ты же знаешь… Так вот.Приезжает якобы его приятель. Солидный, с орденами на пиджаке… Таки так, я – друг покойного. Как – он умер? И начинаетрыдать… Потом представляется едва ли не помощником президента,трясет своими побрякушками и просит тетку свозить его к могилемужа. Там опять рыдает. Да так, что ей стыдно стало, ибо неубивалась она по усопшему столь истово. После везет ее в ресторан.Потом – до дома. Целует ручку. Она поднимается на этаж, дверьоткрыта, квартира – обчищена… Лезет в сумку – ключей нет.И обнаруживает их на столе в гостиной. Он их спер, ключи… То ли вмашине, то ли на кладбище…
«Не ко мне это, – едва не слетело с моего языка. – Кгородским сыскарям, специализирующимся на мошенниках, у меня темыиные – организованные группировки, заказные убийства, поставкиоружия…»
Тут я поймал себя на странной и пугающей мысли, что к проблемами жены, и ее тетки я, в общем-то, достаточно безразличен и дажеиспытал досаду от того, что текучку дел усугубила нежданнаянесообразность.
Но тут же, устыдившись черствости своей приобретенной и дабывконец не разочаровать жену ущербностью своей персоны,промолвил:
– Что же… Сейчас пошлю к тете оперов…
Я напряг один из своих отделов, связался с ГУВД, и через три днямошенника задержали. Прессовали его плотно, все похищенное онвернул. За незаконное ношение Звезды Героя Социалистического трудаодин из сыскарей, приверженец прежних коммунистических традиций,смазал ему по физиономии:
– Ты понимаешь, какой орден на себя нацепил, падла?!
– А что, разве мне не идет? – жеманно встрепенулсятот. И тут же получил добавку ребром ладони по шее.
В итоге при процедуре опознания мазурик пал перед тетей наколени в запальчивых извинениях.
После чего ядовитые упреки а адрес разложенной и недееспособноймилиции у жены иссякли.
И отношения наши, слегка пошатнувшиеся, выправились.
Только надолго ли? Я чувствовал: что-то во мне изменилось,истаяло что-то главное и очень важное. И это также чувствовалаОльга. Отсюда возникшая между нами отчужденность. И к чему онаприведет? Надо что-то делать, что-то исправлять…
Но – что?!
И зачем я когда-то примерил на себя чужую жизнь? Не будет мне вней счастья, точно…
А потом из Америки прилетел крайне довольный Коромыслов. Вызвалменя в кабинет. Сказал:
– Спасибо, Юра, за поездку. Понял, почему и Решетов тебяценил, и все остальные… Правильно ты работаешь и с правильнымилюдьми дружишь…
Я понял: речь идет о хлебосольных Алике и Лене.
– Вот… – Достав из ящика письменного стола, вручил мнеувесистую коробку, намертво, в несколько слоев запечатанную плотнойлипкой лентой. – Леночка просила передать…
Уже и Леночка…
– Чего это?
– Посылка для ее матери… Сказала, чтобы отдал тебе, онаприедет – разберется…
Коробка была увесистой, килограмма два, не меньше.
Вернувшись в кабинет, я положил ее перед собой на стол. Туттренькнул телефон:
– Юра, – зашелестел вкрадчиво и ласково голос моейбывшей любовницы, – не могу до тебя дозвониться, наконец-топрорвалась!
– Коробку мне отдали, – сказал я. – Небеспокойся.
– Положи ее в свой сейф, приеду – заберу… Там всякаямелочевка для мамы, но очень важная… В сейф, хорошо?
– Ну ладно…
– Целую тебя, милый.
Бархатные и просящие интонации, столь для нее нехарактерные,заставили меня призадуматься: с чего бы такой тон?
Так… Поступим грубо и решительно.
Я взял острый нож и взрезал послушно расступившуюся под егобритвенной остротой пленку. Вскрыл коробку, изготовленную изпрочного пластика.
И обомлел.
Коробка была набита кольцами, ожерельями, браслетами и серьгами.Такого качества ювелирных изделий я не видел ни разу в жизни.Каждое из них являло произведение искусства. А какие чистейшие иогромные бриллианты были вкраплены в золото и в платину!
Ну, аферистка! Так развести на провоз контрабанды бравогогенерала! За пару обедов, несколько экскурсий и, подозреваю, интим…Вот почему она интересовалась дипломатическим статусом делегации,все ясно. Неясно – отчего все это ослепительное богатство оназаслала в Россию. Вероятно, под заказ знакомых ей толстосумов.
Так или иначе, но теперь мне предлагалось уместить эти сокровищав служебный сейф, отменная мысль! Особенно если грянет какая-либопроверка фискалов – конечно, маловероятная, но скольконеприятностей приходит тогда, когда ожидание их и в голову неприходит!
Вот же мерзопакостная семейка досталась мне в ближайшее моеокружение! Бесстыжие, вероломные твари. Все, пора с ними кончать.Или они когда-нибудь кончат со мной.
Кстати, идея. Можно через несколько дней поведать ей о такойпроверке, об изъятии бриллиантовых излишеств, о служебномрасследовании. Все я ей, конечно, отдам, но нервы потреплю.Решено!
– К вам Акимов, – донесся из динамика голоссекретаря.
– Пусть заходит… – Я убрал коробку в портфель.
Акимов вошел, покрутил головой по сторонам, обронил тихо: