Главное управление

– Пустой в очередной раз, – сказал я. – А довашего назначения ломился от денег. Куда все делось?

– Ну-у… – горестно вздохнул генерал. – Не будеммелочны, концов не найти, начнем все с чистого листа. А второй счетне повредит. Но привязан он будет к источникам сугубо добровольным,вне нашего силового поля…

– А я-то при чем? – искренне озадачился я.

– В Совете будет председатель, – объяснил шеф. –Какой-нибудь известный человек. Но руководящую роль долженосуществлять профессионал из наших недр, иначе там можно доигратьсясо всей этой полезной публикой до ручки… Так что вверяю тебе общееруководство.

– Да у меня своих дел – успевай отмахиваться…

– Шува-алов! – повысил он голос. – Команду«смирно» не забыл?

– Есть, товарищ генерал.

– С американцами не связывался?

– Завтра должны приехать в управление.

– Ну и вот. Встретишь, проведешь. А пока –свободен.

Я вернулся к себе в кабинет в состоянии еле скрываемой злобы.Придумывают черт знает что! Какой-то Совет новомодный, какие-тоамериканцы… Что может полезного дать Совет? Рекомендации дляоперативных мероприятий? Чушь. Общие напутствия? Включаемтелевизор, вот они. С самого верха. Осуществление контроля задеятельностью управления? Да мы эту деятельность друг от другаскрываем, кто из посторонних способен сунуть в нее нос? Разве черезСовет на бедность побираться, дублируя Абрикосова? Теперь –американцы. Им нужна информация о наших жуликах, связанных с ихстраной. На это есть министерство. Но в министерстве отмеряют этуинформацию по каплям, Штаты как в нашем, так и в родственных намведомствах из категории врага не выпадали, так чего ФБР жаждетпритулиться к нашим стенам? Думают, мы более самостоятельны, чемте, кто нами управляет? Снова чушь! Да еще влипну с этимсотрудничеством под дополнительный колпак ГэБэ.

– К вам – Есин, – прозвучал в селекторе голоссекретаря.

Вот тебе на!.. Редкий гость.

Есин вошел уверенно, с кривой ухмылочкой, присел за столомзаседаний, ссутулился деловито и переплел узловатые холеныепальцы:

– Я с серьезным разговором, Юра…

– Давай свой разговор, Саша…

– Предлагаю похоронить все разногласия, обиды инедомолвки, – сказал он. – И сообща заняться делами. Отнаших боданий – сплошной жирный минус. Пока мы как двабойцовских петуха перья теряем, за нашими хвостами наши же операпрекрасно и великодушно уживаются. Только вида не подают. Болеетого – такой расклад их замечательным образом устраивает. Икстати, безобразия их, которыми нас шпыняют, отчасти из-за утратынами контроля за этими умниками. Хочешь выживать в одиночку приновом шефе – выживай. Но учти: все упрется в экономикуУправления. Сам знаешь, в какую. И если хочешь полноценнорулить – вот тебе моя рука… – И перегнувшись черезстолешницу, он протянул мне свою длинную и сухую ладонь.

Я осторожно ладонь пожал. Спросил:

– С чего начнем?

– Мне надо очистить от притязаний группировок дватаможенных склада. Совершенно оборзели урки. Лезут в бизнес, как вулей медведи. Деморализуют уважаемых людей. Может, пройдемся подворику, подышим? – Перевел глаза на потолок.

Я молча привстал из-за стола. Есин явился ко мне с вопросомгорячим. Последнее время его коршуны совершали едва ли некаждодневные налеты на склады коммерсантов с «серым» товаром, ипока дельцы искали всяческие связи, дабы полюбовно договориться сагрессорами в погонах, товар уже продавался через карманнуюкомпанию, исчезая в рыночных дебрях. Жаловаться было некому, ибо втечение рабочего дня выносилось соответствующее судебное решение,состряпанное по трафарету Есина. Предположительный еженедельныйдоход от такого бизнеса приносил ему, по моим сведениям, не менеемиллиона долларов. При этом, конечно, серьезно ущемлялись интересыкрупного криминала.

Прошлись по дворику. К машине, увезшей нас в ресторан на обед ина продолжение беседы.

– Никаких провокаций с моей стороны, – убеждал меняЕсин. – Мы – партнеры. Если чего – отбиваться будемв тандеме. Хочешь – доверюсь? Чтобы ты знал: говорим безподлянок… Нового закачали до краев заднепроходного отверстияокаменелой идеологической дребеденью. Заметил? Надо начать даватьему слабительное.

– Больной может отказаться от лечения, – усомнилсяя.

– Так не надо впихивать лекарство в глотку. Проявимделикатность и такт. Я лично освою вопрос.

– Каким образом, любопытно? Клизму ему незаметнопоставишь?

– Ну… я же курирую пока фонд… Вот, скажем, некто внес внего неформальные, наличными, пожертвования. Через меня. И незахотел при этом оформлять приходный ордер. Бывают у коммерсантовразличные комплексы, ничего не попишешь. Я же как человекщепетильный деньги себе прикарманить не способен по определению, нокак их распорядитель полагаю, что главе управления надлежит иметьвнебюджетные средства для представительских, скажем, задач,отвечающих интересам службы. Почему таковые средства имеются в иныхгосударственных структурах, а вот милиция ими не обременена?Отвечаю: недоработка. Но пока мы ее устраним законодательно,погрязнем в нищете и убогости.

– С запашком соус… Тухловат.

– Главное – вкусный! Дорогой сыр тоже пованивает.

На меня накатила тоска. По сути, свою деловую дружбу мнепредлагал негодяй и ворюга. Бесстыдно и нагло. Но предлагал потому,что за ним стояла устоявшаяся Система. Огосударствленная, набравшаянепреклонную силу. Противоречить ей было бессмысленно, тем более вЕсине она нуждалась. И нуждалась во мне как в партнере Есина. Иможет, по ее настоянию и пошел он ко мне за примирением. А значит,отказ мой от примирения будет мне приговором… Пускай и отсроченным.Коли уж Коромыслова обломали, со мной обойдутся без реверансов…

– Про Совет слышал? – спросил я.

– Дурь и головная боль, – откликнулся он. –Сочувствую. Уже готов приказ. Ты в нем куратор.

– И чего делать? Там прослеживается мотив дублированияфункций Абрикосова.

– Да плюнь ты на все, – отмахнулся он. – Найдешьэнтузиастов, они все разрулят. Все это не деньги, милостыня. Грошина латание дыр, на близкие цели. Я с Абрикосовым в свое времянаносился, как курица с яйцом. А теперь сдаю его новому заму потылу – и слава богу! Дружите! Пусть пересчитывают свои медяки,делят их трясущимися ручонками, мы им тоже подбросим, чтобы неукорили в жадности… Все эти фонды, советы – дымовая завеса. Авот за ней – все дела.

– И чего мы раньше рога в рога упирались? Одной жопыягодицы…

– Я рад, что встретил такое понимание с твоей стороны,Юра…

– Это называется диалектикой, Саша. И если насчетпонимания, то – пониманием логики ее развития.

– По рюмахе? – предложил он.

Я взглянул на часы. Сказал:

– Успеется. В пять часов нам официально представляют новогопервого зама и зама по тылу. Чего дышать перегаром на начальство?Тем более потом все равно грядет пьянка. В столовке, в генеральскомзакутке с обеда готовят стол…

– Да? А меня не приглашали, – удивился он.

– Меня тоже, – сказал я. – Но куда они без насденутся?

– А вот это, – качнул он пальцем, – даже необсуждается. Пистолет без патронов и спускового крючка –металлолом…

И нас, естественно, пригласили. Сначала на скомканное торжествоознакомления с замами, а после на скромный банкет в честь занятияими надлежащих позиций.

Тыловик Филиппенко, крепкий, низкорослый брюнет с курчавойшевелюрой, хитрыми бегающими глазками и румяным широким лицом,походил на купчика средней руки, отмеченного, однако, изряднымапломбом. Произнес тост за процветание конторы, уверил собравшихсяв укреплении ее твердого хозяйственного фундамента. За этим типомугадывалась основательность матерого куркуля и жесткого погонялы.Этот, как я понял, себя проявит и маячившего за его спиной верзилуАбрикосова, влюбленно на него взиравшего, будет держать за холкубульдожьей хваткой. И несмотря на ущербную должность завхоза,выбьется в фигуры значительные.

А вот первый зам Шлюпин, недавно произведенный в генерал-майоры,внешнее впечатление производил кисловатое. Сухая желчная рожа,глаза невыразительные и тусклые, как у дохлой селедки, сутулый,мрачный, низкорослый и хлипкий. Согбенно и молча сидевший за столоми неотрывно записывающий что-то в блокнот, он напоминалнахохлившегося угрюмого воробья, стриженного под бобрик. Опасныйтип! Наверняка с болезненным осознанием своей неказистости, апотому – с наполеоновским комплексом. Этот, чувствуется, сослужбы не будет вылезать сутками и требовать того же от остальных.Да и чем ему еще заняться? Таких в упор не замечают дамы, носи онии погоны с четырьмя большими звездами. Вот ведь несчастный! Выбейсяон, к примеру, в министры, так бы и пропадал в своем кабинете. И кшлюхам не поехать, и секретарша по доброй воле не сподобится… Ктоего, интересно, обслуживает? Жена его, наверное, под стать ему, азначит, несчастен он вдвойне. Если, конечно, не утрачены имэстетические критерии.