Страница 82 из 117
– В управлении будет произведено кардинальное очищениекадров, – внушительным тоном продолжил он. – Вот… –Достал из портфеля лист бумаги. – Ознакомьтесь ипрокомментируйте…
Та-ак. Список сотрудников, подлежащих переводу в низовыеподразделения. Считай, подлежащих увольнению, ибо рекомендованнымидолжностями для двух начальников моих отделов были позиции оперов вметрополитене.
Я скользил по списку фамилий, едва скрывая нахлынувшее на меняраздражение. Опале подвергались самые толковые и отважные ребята,неугодные начальству в силу своей информированности исамостоятельности.
Полностью слетали со своих мест люди из службы собственнойбезопасности – конечно, ведь именно благодаря ихпопустительству происходили все злоупотребления; менялся шефкадров, зам по тылу, первый зам, словом – все ключевыефигуры.
Но что удивительно, наш полностью прогнивший и пропахшийкоррупцией экономический блок не претерпевал ни малейшего ущерба всвоем кадровом составе, и я, не скрывая удивления, спросил:
– А как же Есин, интересно?
– Замечания к нему есть, – откликнулся генералбодро, – но это опытный сотрудник, и надеюсь, он чутковоспримет критику…
Вот тебе и финт, если вспомнить нашу застольную беседу извучавшие в ней определения в адрес главного борца с экономическимизлоупотреблениями. Впрочем, все понятно. Проходили. Привычная дляЕсина пара миллионов неформальных пожертвований вАдминистрацию – и никаких проблем с утверждением должности иперетряской подчиненного ему личного состава.
– Так как насчет комментариев? – осведомился ФедорСергеевич.
– Вот тут есть фамилия – Акимов, – сказаля. – Мне нужен этот сотрудник. Более того: если он уволится ия не отстою его, моей репутации каюк. Грехов на нем изрядно, кперегибам он склонен, но опер он выдающийся. Теперь – личное.Я с ним воевал в Чечне, мы выруливали по краям обрывов многихситуаций, и откажись я от него, промолчи, от меня отвернутся многиеи многие… Вы должны меня понять. Как приличный, надеюсь,человек.
– Максимум для него – это должность опера, –процедил он. – И пусть считает, что ему крупно повезло.Отпетый негодяй! И вам это великолепно известно. Или напомнить оего последних приключениях? В УСБ на него уже два тома… Последнийэпизод – драка с таможенниками. Размахивал удостоверением, нежелая платить пошлину за какой-то ковер, возвращаясь из отпуска.Потом пустил в ход кулаки. Вы в курсе?
– Ну, эмоции… Дорога, алкоголь, возможно. Конечно, неоправдание, я понимаю…
– А то, что, разгромив бандитские крыши, он потом в лескоммерсантов вывозил и держал их там под стволами, принуждаяплатить отныне ему, это как? Эмоции? Алкоголь?
– Слухи, – ответил я угрюмо. – Никто ничего недоказал.
– А дело с вымогательством у ранее потерпевшего?
Тут уж сказать было нечего. Дело и ныне гремело по всеминстанциям. Мы защитили от вымогателей крупного бизнесмена,скрутили бандитов, но за свои старания Акимов потребовал спотерпевшего изрядную сумму, подставив для ее получения своихподельников из колбасного департамента. Коммерсант побежал вминистерство, колбасников приняли с поличным, те начали валитьинициативу на Акимова. Но попав в тюрьму, где мой подчиненный имелустоявшиеся контакты с операми, после двух суток отсидки отпоказаний решительно отказались, решив сохранить себе остатокздоровья. Все всё понимали, Акимов в очередной раз вывернулся, нозамазался с головы до пят.
Я ненавидел этого мерзавца, но был вынужден тащить его назакорках то ли из чувства былой солидарности, то ли опасаясь егоинформированности относительно наших общих грешков, пропади онипропадом.
– Более того. Уж доверюсь вам, – продолжилКоромыслов. – Сейчас он в плотной разработке управления «М»госбезопасности.
– А он что, когда-нибудь из нее выходил, изразработки-то? – угрюмо вопросил я.
– Да и вообще… – развел Коромыслов руками. –Зачем ему при всех его миллионах какая-то ментовка?
М-да, работает наше внутреннее радио, работает…
– Я не считал его миллионы, – пожал я плечами. –Более того: сомневаюсь в их наличии. Зачем, имея миллионы,подставлять башку под пули абреков? Странно, не правда ли?
– Ничего удивительного, – хмыкнул он. –Адреналиновая зависимость. Я таких парней в Афгане виделдесятки…
– Теперь… – продолжил я, вчитываясь в переченьфамилий. –Э-э…
– Теперь, – перебил он, – вы оставляете себе изэтого списка еще трех оперов. Выбирайте. Будут торги списокутвердится полностью, каков он есть.
Я посмотрел на его лицо. Оно было непроницаемо жестким. И темныетяжелые глаза из-под набрякших век смотрели на меня с выжидательнымдолготерпением.
– Я должен подумать над кандидатурами, товарищ генерал…
– Идите, думайте.
Я уже раскрывал дверь, когда он остановил меня:
– Постойте… Не договорили.
Я обернулся.
Он уже сидел за командным столом, самодовольно скрестив на грудируки: тучный, луномордый, лучащийся довольством любимчикфортуны.
А мне поневоле грустно и снисходительно вспомнились некогдавосседавшие на его месте Решетов, Сливкин, Филинов…
Эх, Федор Сергеевич, самодовольный временщик… Ты ведь тоже здесьненадолго. И закончишь в итоге так же, как твои предшественники.Отчего же сейчас ты, как и они некогда, ослеплен своей избранностьюи глаголешь высокопарные глупости, науськанный на их произнесениекаким-то начальничком, путающим благие фантазии с реалиями бытия.Ничего, пройдет время, точка зрения изменится, сбитый прицелвосстановится.
– Не понимаю одной закавыки, – произнес ондружелюбно. – При ваших возможностях и связях вы бы давносидели в министерстве в генеральском кителе. Но вы не проявили вэтом смысле ни малейшей активности. В самом деле! Почему вас недвинули вверх? Умны чересчур?
– Своей персоне оценки не даю, – ответил я. – Нопоступало предложение от Решетова. Соколов – советник,я – помощник. Сейчас мы бы с вами были в равных званиях,товарищ генерал-лейтенант.
– Да-а? – протянул он издевательски. – Вряд ли!Вы были бы разжалованы и находились бы…
– Или в тюрьме, или в бегах, – продолжил я. –Посему предложение я отклонил.
– Так это интуиция или все-таки ум?
– Это – скромность, – сказал я. – Я долговырабатывал в себе данное качество. Ибо гордыня – грех,ведущий к падению.
– Это – предусмотрительность и дальний расчет, незаливайте, – покачал он лобастой башкой. – Нашелсяскромник… Но как вы не повелись в тех обстоятельствах – можнолишь удивляться. Молодчина! Вам бы в разведке работать надо…
– Это я уже слышал.
– От кого?
– От заместителя директора ФСБ, крупного специалиста пошпионам.
– А может, вы и впрямь шпион?
– Тогда бы мне не доверяла ФСБ.
– Да, вопрос снят. Хотя… Чего только в жизни не бывает!
– Вы хотя бы раз в жизни видели настоящего шпиона? –спросил я.
– Н-нет, – ответил он огорченно, через запинку.
– А знаете почему? Потому что на вашем уровне вы могли быстолкнуться со шпионами матерыми, первой категории, а они ни у когои никогда не вызывают подозрений. За исключением разве подобных имспециалистов из контрразведки.
– Ну, уж с вами и пошутить нельзя, Шувалов… Да! –спохватился он. – Хорошую мы подняли тему! С нами вплотнуюжелает работать ФБР через свое посольское представительство.Русская организованная преступность в Америке, обмен информацией,то-се… С министром согласовано. Вы возглавите направление.Подробности – днями… Ну, идите, идите…
– Я, конечно, сильно рискую… – промолвил я, отворяядверь, – но… смогу ли я оставить на местах не трех, а пятьоперов под свою личную, сулящую мне неисчислимые беды,ответственность? Это – не торг, это просьба, продиктованнаяпроизводственной необходимостью.
– Ладно! – рявкнул он, миролюбиво, впрочем, и привстализ-за стола. – Оставляйте пять. Но если чего – на конуваша шкура!
– Признательно благодарен…
– Вот лис…
В течение последующей недели портрет нашего новоговожака-генерала прояснился для меня окончательно. Он былбесповоротно провинциален, любил покичиться своим званием, лишнийраз прикрикнуть, но от своего начальственного гнева отходил быстрои точку зрения на те или иные обстоятельства имел гибкую, зависящуюот конъюнктуры момента. Свою прыть он поубавил, едва столкнулся снашей реальной работой. Вывеску на учреждении поменяли, но сутьконторы осталась прежней: мы находились в творческом поиске,работали на упреждение, не отвлекаясь на оперативное реагированиепо криминальной текучке и предоставляя это низовым милицейскимподразделениям. Наш федеральный статус в принципе был громкимпустым звуком. Руководители городских и областных управлений нам неподчинялись, и всякие распоряжения в их адрес носилирекомендательный характер, наша работа вне Москвы вызывалараздражение у местных ментов, не любящих, когда кто-то забредал вих огород, а столичные сыскари считали нас лодырями, в принципе неотвечающими ни за что.