Главное управление

Что, кстати, мигом уразумела остальная олигархическая братия,почуявшая тенденцию к своему беспощадному умалению, мигомприсмиревшая и занявшаяся налаживанием полезных контактов сактуальной политической командой. Иными словами, решившаяпожертвовать частью доходов во имя возможности извлечениятаковых.

Эти плотоядные на господство не претендовали. Этим были нужнызамки, яхты, виллы, самолеты, острова, футбольные команды систорией и калейдоскоп животных наслаждений. Они вполнеудовлетворялись мелкими целями и крепили свои хозяйства,обеспечивая их безопасность лояльностью к власти.

Ложась перед любым ее напором кверху брюхом, они таким манеромобращали в бессмыслицу идеи любых атак на них, способные исходитьиз дубовых лакированных кабинетов. Они делали деньги и делилисьденьгами. Они становились партнерами высших чиновников, дававших имвозможность делать деньги, ибо сами чиновники умели лишь приниматьподношения и подношения подносить. Разорить эту свору был способенлибо глобальный кризис, либо невероятная революция сверху.

А вот нашу контору, расходный инструмент большой политики,упразднили походя, одним днем. Новый большой министерскийначальник, из гражданских, похожий на вежливого дрессированногокозла, проблеял на всех экранах страны, что, дескать, борцы соргпреступностью зарвались, поставили себя выше закона, обрелинесвойственные им полномочия, а потому и получили укорот сообразноидейному отпору нашего славного демократического общества.

И вообще, как следовало из дальнейших его разглагольствований,тема организованной преступности свою актуальность утратила.

В чем-то, кстати, он был и прав. Другое дело, что тему закрылимы, разрушив ее основу, разбив криминальные формирования, уничтоживсамых талантливых их вожаков, рассеяв группировки по тюрьмам иколониям, но это вовсе не означало, что они потеряли способностьвозродиться при любом благоприятном для них моменте. Однакополемика по данному вопросу исключалась ввиду ее политическойникчемности.

Я, человек малообразованный, хотя и начитанный, пытался найти всвоей памяти аналоги подобных совпадений в прошлой историироссийских полицейских ведомств, но не находил. Мы былипервопроходцами. Как и вся страна, впрочем.

Мы извлекли из пыльных запасников старые имперские герб и флаг,подредактировали совдеповский гимн на новый лад, изжили сталинскуюпрививку против казнокрадства, мздоимства и вольнодумства;помыкавшись в демократической вакханалии, поняли, что в безвластиии в полемике России конец, и вернулись на прежние рубежи. ВозродилиЦК в образе администрации президента, создали госаппарат –вороватый, но с устоями и порядками из прежней советской закваскивыбродившими. Секретарей обкомов сменили губернаторы. Но – нипромышленности, ни сельского хозяйства не учредили. Вылепилось изчастных инициатив разнородная импровизация по выпуску продукции, наоткатах и отступных устоявшаяся. А как гнали при Советах за зерно имясо нефть и лес, так и поныне гоним. И на том стоим в своемразброде, должным, кажется, прекратиться с созданием партий.Пекущихся о благе народа и нации.

Создали партии. И что они решают, кому нужны?

Варится в своем соку круговерть паразитов и болтунов, от чьейдемагогии никому ни жарко ни холодно. И лезут туда за деньгами ильготами, а заставь кого-то за идею работать – через день отпартий прах останется и следы простывшие активистов карьерных.

По моему разумению, в мировой истории существовали лишь двепартии как действенные и непреклонные силы: коммунистическая инационал-социалистическая, близнецы-братья. Сильные своими идеями,близкими массам, олицетворявшие реальную власть и идеологию. И каквступление в них, так изгнание были событиями в судьбах людскихповоротными. Партийный билет означал избранность, он привязывал кпоклонению государственности прочнее кандалов. А лишение егоозначало путь в никуда, в низший слой плебса.

Что же касается картонных декораций наших партийных образований,то в них можно было войти любому желающему, прогуляться и, не найдятам ничего питательного, послать партейцев по матери и двинуться виные общественные перспективы без воздаяния за отступничество. Да иубери все эти партии – что изменится в стране, где вреальности каждый выживает в одиночку, сообразно мировоззрениюстихийного рынка?

В какой-то момент мне представилось, что самая стабильная формауправления государством – монархия. Царь – не временщик,и коммерческие интересы ему чужды. Он мыслит не о выгоде, а обОтечестве. Но само время изжило такое правление, возврата к немунет. Сакральность первых русских князей и царей определялась духомнарода, которому царь был необходим органически. Он замыкал на себевсе энергии и помыслы общества, и духовная основа его присутствиябыла незыблемым фундаментом. Он являл краеугольный камень народногосплочения. Отсюда и пошло: без царя в голове – значит пустойчеловечишко, антиобщественный элемент. Но большевизм как бульдозерснес весь многовековой, трудно выстраданный гумус прошлогонародного верования в Помазанника, залил площадку бетоном ипостроил на нем постамент нового красного царя, да еще какого!Он-то весь дух народный переиначил и выродил в серую, пугливуюпокорность, бездумие и солдафонскую тупость. Но и заслуг в егоправлении не счесть. Превратить лапотное разрозненное сообщество вгосударство с железными дорогами, авиацией, армией, с ядернойбомбой в течение считанных десятилетий – фантасмагория,обращенная в реальность. Только не царь он был, а тиран, ипотомство его убогое на царство не годилось, как не годитсядворняга лопоухая на место матерого цепного пса, хотя и от негородом. А дальше пошел социалистический пустоцвет, смененный царькомБорей – простолюдином, смехотворным в своей убежденностивластителя всея Руси. Властитель, над которым смеялся народ,косноязычный выпивоха и бывший партиец, окруженный семейкой,лихорадочно сгребающей в свои подвалы миллионы и миллионы,разваливший промышленность, армию, науку и культуру и чванливопожинающий на лаврах. Он являл карикатуру возрожденногосовременного царя, в который раз доказывающую: нет возврата кмонархии. Сама история убила необходимость в ней. А потому и нашчернобыльский герб с двухголовой птицей распространенно именовался«курицей», что явно подчеркивало утрату всякого народного пиететаперед ценностями монархических традиций.

И что пришло им на смену? Институт чиновных управленцев,повязанных личными интересами. Сплоченная компания смышленых ибойких ребят. Одно плохо: мышление у них, из плебса вышедших,коммерчески-экономическое, но не государственно-планетарное.Они – умелые тактики, но не глобальные стратеги. И как, латаякаждодневные дыры и все силы употребляя на это, скроить новыйкрепкий кафтан?

Однако возвращаясь с олимпа высоких размышлений на почвенныенизины, приходится мириться с властью и с политикой ее. В очереднойраз, в силу бессилия своего.

В управлении между тем воцарилось тупое отчаяние, в каждомкабинете звучала злобная критика в адрес Кремля, никто ничем незанимался, поскольку всех вывели за штат, и на службу ходилипосудачить и выведать новости. Филинов отключил все личные телефоныи канул в безвестность, а я старался придать деморализованномуколлективу оптимизм, отчего-то интуитивно веря, что контора непогибнет, а перескочит на новую, вполне подходящую для нас орбиту.Бродил – несгибаемый и беспечный по отделам, многозначительноувещевал подчиненных не унывать, пораженческие настроения вагентуре не сеять и держать текучку на пристальном контроле. Самже – не чуя под ногами почвы.

Утихомирить разброд мне в какой-то мере удалось, но операчувствовали себя оскорбленными, брошенными, униженными крахоморганизации, на становление которой потратились и силы, и жизни, иискренний энтузиазм, а потому убедить кого-либо в сияющих даляхнашего светлого будущего я не мог. Да и что я знал о каких-либодалях?

Верилось в одно: коли я останусь, то попытаюсь сохранить икоманду, и ее боеспособность. Но кому мы будем служить и во имячего?

С этой мыслью я и шлялся по закоулкам конторы.