Страница 76 из 117
После этой отповеди Филинов упросил меня вместе с ним съездить кОлейникову. За советом и поддержкой.
Как предыдущий, так и нынешний президент относились киспытанному генералу госбезопасности с уважением непреклонным, вконторе он сидел крепко, как шуруп в дубовой доске, новый директорему всячески покровительствовал, а потому затея моего шефа свизитом на Лубянку и мне представилась нелишней. Кроме того, ВоваФилинов меня вполне устраивал в качестве либерального и отзывчивогоначальника, да и для себя лично я не находил никаких существенныхопор, кроме заместителя директора ФСБ, почитавшего меня прошлымбоевым товарищем и нынешним соратником.
Прибыв в цитадель госбезопасности, прошли в бюро пропусков.Пропуск, собственно, был необходим Вове. Я, по милости Олейниковауже обзавелся местным удостоверением, где фигурировал как егосоветник с воинским званием «полковник». Причем при входе в зданиепроверяющий документы прапор мне козырнул вдумчиво, а изучивмилицейскую ксиву Вовы, смерил его равнодушным взором, подчеркнув,как бы, молекула в форме, моральное превосходство чекистскоговерховенства над черной милицейской костью.
Олейников на сей раз был бодр, свеж, лучился довольством,удачливостью и оптимизмом. И было с чего: благоволивший к немупрошлый коллега угодил на вершину власти, подтвердив по отношению кнему свою лояльность. Не всем уготованы такие подарки судьбы.
Молодцевато привстал из-за стола, протянул руку, похлопал нас поплечам:
– Ну, присаживайтесь, борцы с оргпреступностью, чай будемпить. Или покрепче чего?
– Не-не… – стесненно выдавил Филинов. – В нашемсегодняшнем положении – трезвость всему порука…
– Во как! – искренне изумился Олейников. –Какое-такое положение? Чем беременны?
– Дурными предчувствиями, – вступил я.
– Если вы беременны, это дело временно, – со смешкомвысказался хозяин кабинета. – Если не беременны, это тожевременно… – Затем, переведя взгляд на мрачного Вову, продолжилсокрушенно: – Впрочем, как чувствую, к юмору у вас сегодняпредрасположенность отсутствует напрочь.
– Какой уж тут юмор… – вздохнул мой непосредственныйшеф, озирая стены кабинета, где портрет основателя ЧК виселнапротив портрета действующего президента.
Основатель смотрел на главу государства искоса, испытующе, главана основателя – отстраненно и безразлично.
У книжного шкафа на стене, в рамочке, на глянцевом листе,подобно фотографии выпускного класса, виднелся плакат,запечатлевший галерею образов всех бывших руководителейкарательного ведомства, в недрах которого мы ныне обретались.
– Вот люди были, – уловив мой взгляд, иронически сузилглаза Олейников. – Без компромиссов. Кремень! Не все, конечно…Попадалось, увы, и окаменелое говнецо. Внушающее уважениеподделка.
– Основоположника там не хватает, – буркнул я.
– Кого? – удивился Олейников.
– Малюты Скуратова.
Даже на желчном лице Филинова дрогнула стеснительная улыбка. АОлейников расхохотался от души:
– Так это мы поправим…
– Если будет соответствовать текущей идеологии, – неудержался я.
– Кто знает, кто знает… – Лицо генерала принялострогий вид. – Ну, и с чем пожаловали, борцы?
– Э-э, – вступил Вова. – Наше сотрудничествовсегда было плодотворным, успешным, велось под вашим пристальнымвниманием, так сказать… И потому хотелось бы продолжить, э-э…будучи на твердом фундаменте и вопреки происков некоторых… э-э…
– А чего мешает продолжить? – удивился Олейников и ажиз ошейника ворота рубашки, галстуком прихваченного, подался.
– Есть ощущение зыбкости, – произнес Вова повиннымтоном. – Нас связывают с Решетовым, вероятны искаженныеотражения…
– Ничего не слышал, – мотнул головой Олейников. –Если что – поддержим, рано голову вешаете.
Филинов на глазах приободрился. Но так, с недовериемугнетенным.
– Конечно, – произнес Олейников вслед, внеся в бодруюинтонацию нотку задумчивости, – если… кому-то не придет вголову вообще упразднить вашу организацию. Тут уж я, пардон, будубессилен. Но вы верите в такой поворот событий?
– А кто верил, что развалится СССР? – довольноразвязно осведомился я. – А тут – какая-то контора, тьфуделов.
– Язва он у вас и пессимист, – кивнув в мою сторону,огорчился Олейников. – Но, впрочем, мне близки критичные умы.Однако, товарищи, повторюсь: прокисать рано, надо работать и смелосмотреть в будущее. Да, вот еще… – Он холодно и внимательноуставился на Филинова. – Благодаря вашим личным связям сХодоровским досье на него у вас пикантное и весьма обширное, вы жепрофессионал, полагаю?
Вова вдумчиво кивнул.
– Это будет ваш большой спасательный круг, – сказалОлейников. И властно продолжил: – Все материалы немедленно комне на стол!
«Большой привет олигархам! – мелькнуло у меня. – Вот иподоспела пора… Угадали чекисты!»
Аналогичная мысль пришла и к Вове.
– Может, что-то еще?.. – услужливо поинтересовалсяон.
– Если вы уяснили концепцию… – Олейников неторопливо,прищуря глаз, прикурил сигарету, щелкнув золотой зажигалкой. –Это только укрепит ваши позиции.
На руке его красовались приковывающие опытный взор часы. Недавноя видел их в свежем швейцарском каталоге. Новая модель, стодвадцать тысяч евро.
И – никаких стеснений. А перед кем, собственно, Олейниковув этом кабинете прогибаться?
Что говорить, все очень непросто в нашем мире.
Филинов торопливо привстал со стула:
– Мне надо систематизировать материалы…
– Торопитесь? – вскинул брови Олейников.
– Э… А…
– И правильно.
– Так… разрешите идти, товарищ генерал-полковник? –преданно глядя на большого начальника, пролепетал мой шеф.
– Конечно. А вашего подчиненного мне оставите на паруминут? У меня к нему вопрос – именно что по егодепартаменту…
Вова согласно и восторженно захлопал руками, как крыльями толькочто снесший яйцо пингвин.
Когда дверь за ним затворилась, Олейников, задумчиво крутясигарету в пальцах, ненавязчиво поинтересовался:
– Ну, и чего ты привел сюда этого мудака?
На лице его виделась тяжелая, брезгливая озабоченность.
– Во-первых, он мой шеф, во-вторых, шеф настаивал,в-третьих, отвернуться от него в такую минуту…
– Означает возможность мстительных покусов, –продолжил Олейников. – Что же, согласен. Неизлечимо больномутрудно смириться с кончиной, и он бросается за спасением куда нипопадя. Это – да, это заложено в человеческой природе. Онанелогична по сути, чем и интересна. Потому нас и терпит Создатель внадежде на совершенство через нелинейность поступков и чувств.Однако твой начальник не понимает очевидного: он же фигураполитическая, в отличие от тебя – технической. Если рушитсячасть какой-то системы, то ее основные составляющие обязаныпревратиться в обломки. Чудеса происходят, но не в данном случае.Он уже отыгран, решается вопрос о новом назначенце. Кто имбудет – пока не знаю.
– Зачем же вы его обнадеживали? Ради материалов?
– Конечно! – театрально раскинул он руки. – Мы стобой играем в жесткие игры, тут не институт благородных девиц. Ипотом… Я ведь сказал, что готов его поддержать, если сохранитсяваша контора. Ты не расслышал?
Я невольно присвистнул:
– Неужели…
– Да-да, – кивнул он. – А как ты думал? КонецРешетова естественно означает и ваш финал. Связка ломов, какправило, тонет. Грядут перемены. Но контора как таковая останется.Пройдет сокращение личного состава согласно накопленному на каждогокомпромату, сменится вывеска, упразднится словосочетание «борьба соргпреступностью», вы получите статус федерального управления иутратите независимость в действиях, полностью улегшись подминистерство. Понятное дело, ты ничего не слышал.
– Ну, а тогда позвольте шкурный вопрос…
– Позволяю и отвечаю. Мы на тебя дали отменнуюсправку, – сказал он издевательски мягко и дружески. – Вминистерстве особенных веяний против тебя тоже не замечено. Воздухпортит Есин, но когда вонь идет от скунса, она в первую очередь соскунсом и ассоциируется…
– Да тут уж… Чья бы корова ухала, а его бы нюхала! –изрек я с негодованием.