Главное управление

– Я понял, будем считать в тротиловом эквиваленте, –сказал Леня. – Копателей вы знаете, возьмете пару лохов зажабры все принесут. Далее. Закладка под видом ремонтных работ вполотно магистрали, безопасность работ – за тобой. Ну, еслиеще и оперативное сопровождение маршрута искомого объекта…

– Как думаешь, что я скажу? – спросил я .

– Ты скажешь, что должен посоветоваться, – выдохнулглубокомысленный клуб дыма в потолок вор.

– И чего ты при таких мозгах не в спецслужбах? –искренне огорчился я.

– Объясню, – доверительно наклонился ко мнеЛеня. – Мы, жулики, куда вас честнее. Вы же, мусора, матьродную продадите и за погоны свои, и за деньги вонючие. Среди васправильных парней, идейных, единицы. Хотя и есть, всех чернить нестану. Но вы ошейник и плетку любите бескорыстно. Вам безних – никак. Вы всю жизнь за решеткой, которую сами себесварили. За гарантированный кусок колбасы. А вот я и зарешеткой – свободен. Кстати, знаешь, что странно? Вот смотрю яна тебя – ты же и не мент вроде… И не подставной, я всепробил… Варись бы другая каша, я бы тебя за правильного человекапринял…

– А кто тебе сказал, что я неправильный?

– Ах, вот так? Значит, будет обмен товара…

И мы, словно в едином порыве, чистосердечно протянули друг другуруки.

А уже через час я сидел в другом кабаке, супротив провокатораЕсина: рыхлого мужичонки с мордой отставного филера, хитрымивыцветшими глазенками, веснушчатой лысинкой, улыбчивым лицом,крупными зубами шимпанзе и простуженным пористым носом.

Вид у ходатая был бюджетный, призывающий к сочувствию. Костюм сЧеркизовского рынка, турецкий галстук, ботинки, деформированныеартритом стоп, дизайна старомодного, в каких уже лет пять нехоронят.

Гаденыш передо мной, видимо, был опытный, но его подводиливкусовые внешние детали, отсталость от времени, что, впрочем, былоне виной нанятого лицедея, а оплошностью его распорядителей. Изкаких агентурных запасников извлекли этого дрессированного уродца?И какой небрежный режиссер втолковывал ему роль? Я бы и безупреждений Юрки насторожился и слова единого в масть не уронил безконтрольного звонка ходатаю за такого персонажа. Зря волновался заменя мой двойник с нынешней фамилией Кларк, многому меня научилимилицейские университеты.

Да, другим я стал… Совершенно другим! Впрочем, суть изначальнуюне поменял, но доспехов и лат защитных на нее облачил, как шелухумногослойную на беззащитную луковичную мякоть.

– Мы с лицом, так сказать, обоюдно нас рекомендовавшим,сокурсники, – доверительно глаголил агент врага, подсовываямне меню в засаленном дерматиновом переплете. – Вы угощайтесь,стеснений тут никаких, насчет счета не обременяйтесь.

– Я на китайской диете, – сказал я. – Болеюжелудком, ем только змей.

– Вы шутите…

– Серьезно. Кобра в томатном соусе. Не пробовали?

– Какая гадость…

– Мне их возят замороженными из Юго-Восточной Азии. Но отчая не откажусь. Давайте ближе к телу, как говорят гробовщикирасстроенным родственникам…

– В общем, у меня магазин. Вернее, сеть торговыхточек, – продолжил искуситель, умишком своим пакостнымподвизая доверительную интонацию к выверенному слову и качая словона струнах интонации. – Впрягся когда-то в геморрой бизнеса,угораздило. Да что теперь говорить… Короче. На один мойраспределитель наехали ваши бойцы. С шашками наголо. Хотелось быдоговориться…

– Насчет чего?

– А то вам неясно… Вот адрес. – Он положил передо мнойбумажку. – Но это так, до кучи, – продолжил внушительнымтоном. – Хотелось бы постоянной опеки, а то донимаютбесстыдно… Необходимо опереться на порядочного человека.

– Который всех по порядку? – откровенно веселилсяя.

– С моей стороны порядок гарантирую, – строго поджалон губы, веселость мою во внимание не принимая. – Пять тысячдолларов в месяц устроит? Я говорю прямо – я человек открытыйи искренний, от чего, не скрою, приходится постоянно страдать. Всевремя нарываюсь на подлецов с гнилыми макаронами в голове вместоидей и участия… Мне тут пытались содействовать некоторые, и что?Одно откровенное вымогательство без результата и поддержки даже вобщих чертах. В общем, дошел до края. Но наконец вспомнил про связьс основательным человеком, позвонил ему, и вот теперь – передвами. Всецело надеюсь. Сумма устраивает?

Я мигнул левым глазом одобрительно, и в тот же момент из-запазухи пиджака собеседника был молниеносным движением выхваченголубой, как птица счастья, пухлый конверт, шмякнувшийся срешительной обреченностью в лоно пустой ресторанной тарелки.

– И что это такое? – удивленно вздернул я бровь.

– Аванс! Вообще… за текущий месяц…

– То есть взятка должностному лицу?

– Ну, типа…

Я поднял руку вверх и щелкнул пальцами.

Далее началась великолепно знакомая мне кутерьма с ринувшимися кнашему столику операми из собственной безопасности, водворениюконверта со мздой в пластиковый пакет, ошарашенные выкрикизадержанного взяткодателя, чей смысл заключался в идее, будто онсвой, здесь по заданию, а взят по недоразумению, отчужденные спинычекистов, горбато склонившихся над пивными кружками и смакующиххинный вкус поражения; наконец, усталое и разбитое возвращениедомой, сулящее краткий отдых перед очередным неспокойствиемгрядущего дня.

И чего ради я вляпался в эту гонку, сулящую гибель при любойнеуклюжести движения и слова?

Но что у меня есть, кроме нее? Деньги? Теперь – да. Но ониначинают кончаться, когда кончают начинаться. Оля? Но ведь ей нуженя такой, каков есть сейчас. В образе бравого борца с бандитами. Аобыватель без определенных занятий, как бы она сама ни убеждаласебя в его неповторимости и единственности, быстро ей опостылет. Ячувствую это, и это – правда. Ей нужен сильный партнер, а неприживатель. Да я и не сподоблюсь на таковую роль. Поэтому придетсяиграть свою, навязанную судьбой. До неизвестного и, возможно,безрадостного итога.

А что делать?

Мы столкнулись с ней у лифта. Оглянувшись на охранника,сидевшего за стойкой, чмокнули друг друга в щеки.

– И что же у тебя был за спектакль? – спросила она,когда створки кабины захлопнулись.

– Недруги хотели меня приморить на взятке, – сказаля. – Но все обошлось. Их агент кусает локти в камере, а мы стобой едем домой.

– Слушай, – наморщила она носик деловито, –бросай-ка ты эту милицейскую бодягу к чертовой матери, а? Займисьчем-то другим! Я же вижу, что тебя все это ломает, калечит, да тывообще не из породы сыскных псов, извини, конечно, за такоеопределение…

– Милая, – сказал я на тяжелом выдохе, – ты всеговоришь правильно. Но теперь подумай всерьез: куда мне деваться?Лечь на диван с сигаретой и рюмкой, гордиться, что моя жена –знаменитая актриса, и смотреть в окно на смену времен года?

– Размечтался, – усмехнулась она. – Нет, такуюпьесу мы играть не будем. Ибо, дорогой, грядут перемены и в нашейпокуда куцей семейке скоро прибавится дел. И насчет сигарет и рюмокможешь забыть. Поздравь меня – я беременна. Что скажешь?

Мы играем с жизнью в шашки. Она с нами – в шахматы.

Меня просто опалило каким-то невероятным, божественным счастьем.Я замер, очарованный тем новым, покуда неясным, но светлымгоризонтом жизни, распахнутым передо мною высшими неведомымисилами, трепетно опекавшими меня с недавней поры, и чье заботливоенезримое присутствие я ощущал каждодневно.

Двери лифта раскрылись.

– Приехали, – сказала она. – Выходи, или тебепомочь? По-моему, ты убит этой новостью… – В голосе еемелькнула настороженность.

– Мне так хорошо… Аж плохо, – пробормотал я. –Ах, Олечка! Счастье ты мое ненаглядное…

Мы стояли, обнявшись, у двери квартиры, и через ошеломляющую,окрыляющую радость я вдруг трезво и опустошенно, будто пронзенныйподлой ядовитой стрелой, осознал, что запутался в силках своегонового бытия окончательно, и нет теперь никакого хода назад, и рольмоя бесконечна, и кошмар ее беспределен, а провалить ее я не могууже по определению, ибо тогда провалюсь сам. И не в яму, а впропасть. А потому – помоги мне, Боже, вынести твое испытание,времени исполнения которого не видно конца.