Страница 54 из 117
– Ты вроде жениться собрался, Ленка мне донесла…
– Вовремя ты! – нервно усмехнулся я. – Да,собрался, пришла пора. И сейчас ломаю голову…
– Нечего ломать основную ценность организма, –развязно перебил меня товарищ. – Ты ведь насчет мамытревожишься, да?
– Ну, продолжай… Как говорила Екатерина Орлову.
– Я тут в одну историю влип, но выкрутился, ты вкурсе… – В тоне его прозвучала нехорошаямногозначительность.
– И что? – Меня пробил пот.
– Ничего. Твоей маме пришлось подтверждать наше родство,то-се…
Колени у меня подогнулись, и я оглушенно присел в кресло.
– Я все сыграл, как на скрипке, – продолжилЮра. – От увертюры до коды. Даже не переживай.
– А почему она не позвонила, даже не намекнула?.. Я ведь сней недавно говорил…
– Мама прониклась деликатностью сложившихся обстоятельств,соблюдает осторожность… К радости нашей, ее общая реакция насобытия нейтральная. Так что – смело звони, приглашай. И мы сЛеной прилетим, если не возражаешь.
– А… как с твоими документами, да и вообще…
– Все учтено, я теперь Джордж… это… Кларк!
– Мазурик ты из первой мировой десятки…
– Спасибо за комплимент.
Обмирая, я набрал номер телефона родительницы. Сообщил освадьбе, робеючи. Прибавил:
– Тут, правда, есть некоторые нюансы…
– Мне Юра все объяснил, – довольно миролюбивопромолвила мать, уже привыкшая к неординарным похождениям сыночкаи, видимо, смирившаяся с их неизбежностью. – Не подведем.Главное – ты себя не подведи. Сердце изболелось… И как тебяугораздило! Как вообще ты там смог… Ладно, потолкуем еще.
Как же я обольщался замкнутостью и конфиденциальностьюпредстоящего мероприятия! Ольгу, что ни говори, знал не толькотеатрально-киношный бомонд, но и каждый прохожий, а потому слухи оее предстоящем браке поползли изо всех углов, достигнув многихушей. И вскоре как Филинов, так и Решетов выразили мне своюобескураженность в игнорировании мною их особ, отчего-то невключенных в число участников празднества. Я выкрутился, поспешивзаверить их, что официальные приглашения еще сортируются втипографии и, дескать, с претензиями они промахнулись. Набился всостав гостей и хозяин «Капитала», видимо, прельщенный возможностьюпотолкаться в неформальной обстановке плечом к плечу с вице-мэром.Но если бы только он! Я сам не заметил, как оброс многочисленнымисвязями с важным чиновным и коммерческим людом, устремленным ныне,на фоне торжества, приложиться к моей охранительно-карающейдеснице.
Впрочем, присутствие на свадьбе Олейникова, Решетова и Филиновасыграло положительную роль: им претила толчея ротозеев и фотографовиз желтой прессы, а потому подступы к ночному клубу, дружескипредоставленному нашим подопечным владельцем под основное действо,перекрывали бескомпромиссные менты из ОМОНа, на углах стоялипатрульные машины, а парадный и черный вход в заведение курировалибесстрастные и вежливые прапоры из лубянской комендатуры.
В ЗАГС нас провели через служебный подъезд, процедура заняласчитанные минуты, отыграл записанный на диск марш, хлопнулошампанское, очарованная моей широко известной в массах супругойрегистраторша ляпнула: «Заходите еще…», и мы, нырнув в машину сзатемненными стеклами, поспешили к гостям.
Свалившихся на меня подарков я не ожидал: тут были часы вплатине и в золоте, мебельный гарнитур, новенькая машина для Ольги,пара кашмирских контрабандных ковров от «Днепра», офисное помещениев новостройке от Алика, предназначенное для сдачи в аренду, а ВоваФилинов просто и незамысловато сунул мне за пазуху конверт,прокомментировав сухо:
– Подъемные.
Подъемных насчиталось на новый «Мерседес», что навело натревожные размышления о масштабах и качестве совместнойдеятельности под руководством дарителя, не склонного, как мне былодано прочувствовать, мелочиться по жизни в принципе.
– Ты многое мне не договариваешь, – отстраненнооценивая масштаб подношений, шепотом укорила меня невеста,принимавшая цветочки и бижутерию от своих собратьев потворчеству – обремененных славой, но никак ни капиталом ивластью.
Тем не менее букет из чиновников, дельцов и богемы поразительноужился в своей разносортиц, взаимных интересах друг к другу, исвадьба получилась лихой, веселой и душевно-бесшабашной. И дажеРешетов в обнимку с вице-мэром и Филинов под ручку с долговязойпопулярной балериной, свободно различавшей с высоты своего ростапримятую макушку его шляпы, отправились к выходу уже под утро,крайне довольные отгремевшим загулом, с винными пятнами и следамисалата на брюках и галстуках.
Я же, проспавшись после очередной брачной ночи, выслушал мнениеОльги о прошедшем торжестве.
Супруга к моему пробуждению уже сидела в халате на кухне сполотенцем на голове и пригубливала свежевыжатый сок из высокогостакана.
– В общем, я вышла замуж за мафию, – горькорезюмировала она, рассматривая свою кисть, охваченную подаренным ейбраслетом в россыпи бриллиантов.
– Я сам в шоке, – честно признался я. – Но,видимо, эти подарки – результат выросшего народногоблагосостояния. А мафии нет, дорогая. По крайней мере, в России.Есть разного рода группы по интересам, иногда объединяющиеся вовременные сообщества, но и только.
– В каком же сообществе состоишь ты?
– В первую очередь – в сообществе с тобой, если невозражаешь.
– А ты уверен, что живешь в сообществе с собственнойличностью?
– То есть в ладу с совестью? – перевел я. –Уверен. И вообще считаю себя приличным человеком. И мне многое ненравится в моем окружении. Но теперь вопрос к тебе: можешь ли тыпостоянно одергивать режиссера? Можешь ли ты навязывать ему своемнение? И сколько ты продержишься в театре, если, к примеру,заявишь, что тот или иной спектакль заказной, а предлагаемая тебероль пошла и в принципе порочна?
На меня вдруг накатили раздражение и усталость. Тоже мне,ревнительница моральных устоев общества, живущая под хрустальнымколпаком своей избранности и фарта…
И накатило желание рассказать ей всю свою подноготную –желание, неудержимое и едкое, как понос. Я сжал пальцы в кулак,наливающийся тяжестью и силой, как кистень, и врезал от души помраморному подоконнику, крякнув от боли в отбитой кости.
Подоконник не дрогнул. Квартирку мне выстроили основательно.
Она подошла ко мне, мягко обвила руками, произнеславиновато:
– Я ощущаю вокруг тебя какую-то пропасть… Я не вижу этупропасть, но она где-то рядом… А ты – на ее краю. Все время. Имне страшно.
– Эта пропасть называется нашей жизнью, – сказаля. – Над которой мы пока относительно беззаботно парим. И ясделаю все, чтобы подъемную силу под крылом не одолела силатяготения…
– Ну и закончим на этом, – примирительно подвела онаитог. – Ты не забыл, что через час приедет твоя мама?
Прилетевшую накануне свадьбы мать я устроил на прежнейквартире.
– А вечером – Юрка с Леной, – прибавил я.
– Только я сегодня допоздна в театре. – Она сдернула сголовы полотенце и отбросила назад влажные после душаволосы. – Не знаю, застану ли их. Но тебе хлопотать непридется: холодильник набит остатками пиршества, оцени моюхозяйственность.
– Я ценю не только твою хозяйственность… – Я привлекее к себе.
– Подожди… – Она отстранилась. – У нас еще целаяночь впереди… И вообще не обольщайся победами: скоро бегать от менябудешь…
– В каком смысле? По бабам?
– Я те дам по бабам!
– Виноват по поводу неудачной остроты…
– Так-то!
И горделиво тряхнув своей соломенной копной, она пошлапереодеваться.
А вскоре приехала мать.
На свадьбе она держалась раскованно, без тени какой-либоудрученности, мило ворковала с гостями, умело обходила углывопросов о своем нынешнем положении, работе и местопребывании, но,оставшись со мной наедине, ударилась в слезы.
– Ты куда залез? – с тоской вопрошала она. – Тебеже надо выбираться из этой клетки как можно скорее! Если всераскроется, от тебя останется мокрое пятно! Я вчера посмотрела наэтого вашего Решетова… Он даже не будет тебя сажать! Ты простосгинешь в никуда. Это все равно что жить в обнимку с бомбой!