Страница 53 из 117
Положив трубку, указал на меня пальцем.
– Так, – произнес делово. – Товарища представлятьне надо. Но поздравить следует. С возвращением в родной коллектив,дорогой.
Раздались робкие аплодисменты.
По всему следовало, что относительно моей персоны Решетовым былоспущено положительное указание, стая воспринимала меня за своего и,обнюхав, приветливо виляла хвостами, признавая моюнеприкосновенность и нужность.
Далее потянулось совещание, где были намечены жертвы, сроки попередаче дел, распределение персонального транспорта икабинетов.
Я оставался на прежней должности, как, впрочем, и глава«колбасников» Есин, заручившийся поддержкой Администрации. Послухам – за взятку в пару миллионов иностранной твердойвалюты.
Начальников же «колбасных» отделов Филинов назначал сам, исходяиз личных соображений, обеспечивая тем самым контроль над доходамиЕсина и, соответственно, точный отмер своей доли от этих доходов, апотому ни малейших ущемлений от навязанного ему подчиненного неиспытывал.
Есин взирал на нового руководителя с преданностью иблагоговением, как пес на дрессировщика с поощрительной сосиской вкармане. Есину предстояло не только компенсировать инвестиции, но иприумножить в последующих дивидендах их цифру, что требоваловремени и свободы. Времени долгосрочного нахождения в выстраданномкресле и неограниченной свободы в правоохранительном творчестве. Тои иное зависело теперь от угрюмой персоны в шляпе, восседавшей заначальственным необъятным столом.
Никаких новаций, указаний и критики в дальнейшем ходе совещанияне прозвучало. На насиженные места вернулись профессионалы,знающие, что и как делать. К тому же – заранее обо всемдоговорившиеся в кулуарах. Что же касается Филинова, то его персонаопределялась сложением личностей Решетова и Сливкина с последующимделением полученной психофизической массы пополам. Результат этакойарифметики подразумевал и определенную философию в деятельностиконторы. Нам возвращалась прежняя возможность рубить всех подрядбез оглядки и стеснений, непринужденно извиняясь за перегибы вотношении избранных, сохранив при этом налаженные направлениярэкета и клиентской крышевой базы, выпестованные Сливкиным инаходящиеся под попечительством Есина, на его ответственномхранении.
То есть прежних наших принципов, что коли милиция у наснародная, то и финансируется народом, с миру по нитке, менту напогоны, а волка овцы кормят, никто не опровергал. План же по сборувнебюджетных средств в наш фонд, оказавшийся отчего-то к приходуновой власти катастрофически опустевшим, Филинов сокращать нестал.
В общем, ничего бояться не следовало, все уже было…
Выйдя с совещания, я успокоил своих взволнованных переменамиоперов, раздал напутствия по текучке и отправился на смотрины ужезакончившегося ремонта своей новой квартиры. Перипетии оперативныхмероприятий с недавней поры занимали меня, увы, весьма отстраненно.Устал, да и обрыдло все… Корила Ольга: мол, ничего не рассказываешьо работе, да и запас твоих милицейских хохм внезапно иссяк…
Что ей было ответить? Что хохмы произрастают из ситуацийтрагичных и грязных? Что работа со временем превращается в рутинупо сохранению должности, писанину и выполнение производственногоплана? В коммерцию, наконец…
Разве интересует директора завода монотонный процесс обработкиболванок? Главное, чтобы процесс шел, рабочим платилась зарплата,болванки убывали по назначению, брак составлял минимальный проценти сходились концы в бухгалтерии. Хотя уместнее было бы моесравнение с бригадиром команды по прополке сорняков. Среди обычныхсорняков попадались и любопытные, невиданных доселе форм, требующиеусилий по извлечению их из питательного грунта, выскальзывающие изрук, жалящие и истекающие ядом, с разной глубиной залегания корня,но как только их увядшая куча отправлялась в компост, поле ужезеленело новыми бодрыми побегами. Некоторые сорняки умышленнооставлялись на месте, ибо глушили своей набранной силой развитиеособо активной поросли. К некоторым запрещали прикасатьсянадзирающие над нами селекционеры, ибо вредные растения приносилиим полезный урожай.
Когда я осматривал гулкие просторные комнаты новой квартиры,осторожно ступая в носках по сверкающему лаком настилу паркета,позвонил вице-мэр.
– Ну, как ремонт? – поинтересовалсяснисходительно.
– Я ваш должник! – поведал я с чувством.
– Чепуха, сочтемся. С тобой все в порядке… в светепоследних перемен?
Вице-мэра я интересовал как единственная оставшаяся у него взапасе отмычка к нашей могучей конторе. Да я и не обнадеживалсяиным своим определением в его глазах.
– Вернулись старые друзья, – успокоил его я. –Встреча была трогательной, как сбор одноклассников. Даже директоршколы утер слезу.
– А парту тебе не поменяли?
– Увы, все та же.
– Не такая она и плохая, замечу. Не скрипит и некачается.
– И обзор доски широчайший, и отметки в журналеразличаются, и учителя как на ладони, – продолжил я.
– Только место к выходу очень уж близко расположено… –посетовал он.
– В случае пожарной опасности в этом есть большоепреимущество, – парировал я. – Можно успеть выскочить совсеми учебниками. И даже классный журнал прихватить.
– Значит, нас даже не качнуло на рельсах? – сделал онвывод.
– Конечно. И стрелки тоже никто не переводит.
Он облегченно вздохнул.
– Может, пообедаем завтра? На Тверской. Ты знаешь мойресторанчик…
– Польщен приглашением.
В квартире прозвенел дверной звонок. Я прошел в прихожую.Ольга.
– Ну, женушка, осматривай свое жилище…
– Ох ты!.. – только и вымолвила она, озирая с порогавеликолепие наших свежеотстроенных хором с высоченными потолками,огромными окнами и янтарным полом. И прильнула ко мне, внезапно ивстревоженно прошептав: – Я так счастлива, и так люблю тебя, итак боюсь…
– Чего ты боишься, милая?..
– Что все пройдет…
Да, все пройдет. Облупится паркет, потрескаются стены, посереетпотолок, и, может, кто-то иной соскребет шпателем и циклевочноймашиной дух нашей жизни здесь – жизни еще не состоявшейся, нодолжной когда-нибудь, увы, завершиться.
– Пройдет не все, – сказал я. – Я надеюсь, что вэтих стенах еще порезвятся наши внуки. – И обнял родныехрупкие плечи. И приник к губам ее, словно наполненным запахомсвежего топленого молока и молодых яблок.
И будто в угаре, побросав на пол одежду, мы слились с ней вослеплении обоюдного желания, в счастливом палящем миге, и когдавластная волна истомы накрыла нас, я – опустошенно исчастливо, будто напутствованный свыше, вдруг понял, что сейчас мызачали ребенка.
Дрожащей ладонью я бережно провел по ее порозовевшей щеке. Откожи ее струились легкие волны сухого жара.
Вдруг глаза ее распахнуто и ясно поднялись на меня. И таилась вних пугающая завораживающая сумасшедшинка.
– Ты думаешь, это случилось?.. – спросила она елеслышно.
– Ты читаешь мысли? – оторопел я.
– Ты что-нибудь слышал про женскую интуицию?
– Слышал. Женщина может догадаться обо всем, кроме самогоочевидного. Но… ты опровергла это ерническое и глупоеутверждение.
– Как я люблю тебя!
Глава 2
Я готовился к свадьбе, ломая голову, каким образом устроитьблаголепие и равновесие в ассортименте гостей. Посвящатьсослуживцев в официальное изменение своего семейного положения мнене хотелось, как и видеть их жестяные морды на моем интимномторжестве. Исключение составлял лишь доверенный Акимов, выступающийна бракосочетании в роли свидетеля. В списке гостей числилисьгенерал Олейников и вице-мэр. Пригласить кого-то из прошлых друзейя не мог по причинам естественным и объективным. Не мог я непосвятить в факт своей женитьбы и мать. Но прилети она насвадьбу – мгновенно выявится афера с моим новым амплуа ивсяческими документальными подтасовками. Что делать, чтоделать?..
Ответ на этот, казалось бы, неразрешимый вопрос принес звонок изАмерики. Звонил Юра. И как всегда, преподнес мне очереднойсюрприз: