Главное управление

– Шувалов! Фигурант мог являться объектом провокации, чтоследует из раздавшихся комментариев. Есть такая версия в вашихзапасах мозгов?

Взоры коллег испытующе скрестились на моей особе.

– Фигурант был организатором стабильной переправки кокаиначерез территорию США из Колумбии, – ровно поведал я. – Мыбесспорно изобличим его и доведем дело до суда.

– Такой персонаж пригодился бы в качестве информационногофонтана, – подал голос экономист Есин, уловив конъюнктурныевеяния.

– И источника питания, – подтвердил я с саркастическимэнтузиазмом. – По мощности и отдаче – способногоперекрыть возможности фонтана. С финансовыми плюсами,перевешивающими нравственные минусы. Но тогда возникает наивныйвопрос: у нас совещание сотрудников милиции или консилиум дорогихадвокатов?

Сливкин хотел выплеснуть из себя нечто возмущенное, нопоперхнулся словами. Остальное собрание взирало на меня задумчиво,но без неприязни. За все мое недолгое время службы в конторе менямогли упрекнуть в рискованной дерзости операций, в пренебрежении кавторитетам и служебным уложениям, обходу законов, но никак ни вкорыстолюбии и угодничестве разного рода чинам.

Для большинства заседавших здесь деятелей моя персона, взявшаясяиз средних глубин социального дна и перевоплощенная в удачливогофункционера, являла собой в свободе своей случайности молчаливыйукор в осквернении ими тех принципов ясного служения профессии,которые они голословно провозглашали на всех собраниях и которымикаждодневно пренебрегали из-за сиюминутных шкурнических выгод. Ноидеал предначертанной и преданной ими судьбы, пусть и утраченный,болезненно напоминал им о себе в очередных отступлениях илукавствах, как убитый абортом ребенок.

– Даже принимая в виду ваше происхождение… – сглотнувслюну, начал заместитель Сливкина, видимо, намекая на мое родство свице-премьером, покуда, слава богу, неразоблаченное в широкихмассах, – мы тем не менее не можем позволить…

– Такие вот, знаете, ремарки с галерки! – запенился,как шампанское Сливкин. – Я уже устал от того, что каждаяпипетка у нас мечтает стать клизмой! – Но тут грянулпоследующий звонок. Долгожданный. Из Администрации.

Сливкин выслушивал неизвестного собеседника, привстав из креслапо стойке «смирно», искаженной приступом острого радикулита.

– Есть представить к поощрению, – выдавливал онзадушевно. – Есть – так держать! Есть – игнорироватьвсячески…

Положив трубку, оглядел жмущееся в пиджаках и удавках галстуковсобрание подчиненных, произнеся вдумчиво и властно:

– Да, подтвердилась причастность. Мы не ошиблись впостановке вопроса. Но погорячились в дебатах… – И – указал наменя пальцем, из чего следовало, что в дебатах погорячился я.

– Пусть он не прав, зато без задних мыслей, –мгновенно уяснив перемены в верхних слоях номенклатурной атмосферы,ляпнул в мою защиту первый зам.

Я тяжело вздохнул. Вот же работенка! И бандитов надо уместить зарешетку, и дела их до суда довести через тернии защитников,доброхотов, откупных, прокурорских рогаток, начальственныесомнения, политические соображения… То есть выполнить план,остаться живу, не попасть в опалу да еще выкрутить что-то дляотделов и, что греха таить, себе в карман. И найди мне хотя быодного опера, выпадающего из этой схемы. Было бы интересноувидеться.

По окончании совещания мне, вполне естественно, было предложенозадержаться.

– Как же с Рыжовым-то так? – растерянно спросил меняСливкин, волшебно утративший спесь, еще минуту назад першую из негоупорным поносом, и горделивый стержень генеральского возвышения надтолпой холопов.

– Разбираемся, – сказал я равнодушно, рассматриваяпальцы рук. – Я ж не всевидящий…

– А почему нам поручили?..

– Бывший наш товарищ, – нехотя ответил я. – Таксочли выше.

– Серьезно ты месишь… – Он кивнул на телефон,украшенный позолоченным алюминиевым гербом.

– Послушайте! – произнес я дерзко и зло. – Зачемэти концерты для посторонней публики? Я же вам обещал примиритьстороны… Что и делается. С громадным, замечу, трудом!

Тут-то до Сливкина дошел итог комбинации.

С минуту он молча блуждал по кабинету, ошарашенно крутя головой,приседая, гукая, как ребенок, и изредка всплескивая руками.

– А вы, вот, помнится, говорили что-то о наградноморужии… – игнорируя его ошарашенные танцы вприсядку, продолжиля, мечтательно вглядываясь в синие сумерки за окном, задернутыешторами мягкого снегопада. – Мне лично нравится «Стечкин»…Постараетесь?

Он обернулся ко мне. Произнес горько и, кажется, искренне:

– Только чтобы меня на него… мишенью не выставили. Неудивлюсь ведь теперь.

– Да вы не переживайте, – уверил я его. – Все длявас, все для победы.

– Тупой инструмент – плох, острый –опасен, – произнес Сливкин сокрушенно. – Как слить их вконсенсусе?

– Заострить кувалду, – сказал я. – Получитсяколун.

– Тогда мы проигнорируем ювелирные работы, – заметилон здраво. – А они – самые дорогие. А поленьячетвертовать для отопительного сезона на даче будем, когда пенсияподоспеет. В общем… хватит тут фигурировать образами! –Подбоченился неожиданно, стряхнув с себя минутную благость. –Диспут художественных выдвиженцев какой-то! Плеяда китайскихметафор! А вот я конкретно спрошу: где окончательный результатзадания? Одно непонимание его конца. Сплошная панихида с танцами,как бы сказал поэт. А ты еще со «Стечкиным» привязался. Недорос!

– Разрешите дорасти?

– Да неужели нет?

На службу безопасности «Днепра» я вышел, не утруждая себяпоисками общих знакомых и обретением их рекомендаций. Хотя и притаком подходе не требовалось серьезного приложения усилий: всемосковские менты и чекисты так или иначе знали друг друга, и любаяохранная структура, нашпигованная отставниками, никогда не теряласвязей с дружками при власти и при погонах. Но в данном случае ябез затей позвонил тамошнему охранному начальнику и предложилприехать ко мне в контору.

Лишних вопросов он не задавал и явился в назначенное время. Сдостоинством уселся на предложенный ему стул. Был он пенсионером отлубянского клана, генерал-майором. Ранее его специальностью в КГБбыла дезинформация и пропаганда. После отставки работал поспециальности: занимался связями с общественностью – сначалана телевидении, после – в одном из прогоревших банков,кинувших вкладчиков. То есть ухо с ним предстояло держать вострокак с человеком всестороннего опыта, умеющего просчитывать ходыпротивника, эмоций не выказывать, а произносимые слова взвешивать.В том числе и чужие. Ну, и соврет такой – не дороговозьмет.

Наверняка после рукопожатия со мной он, повинуясь выработанномурефлексу, незамедлительно включил диктофончик, но данное коварствоменя не заботило, ибо последующую мою речь можно было без купюрпубликовать в газете в качестве передовицы.

– Наша с вами общая задача – обеспечение безопасностиграждан и бизнеса, – начал я. – А одна из вашихвнутренних задач – установление паритета между конкурентами,профилактика. Дабы любое событие с криминальной окраской не давалоповода для кривотолков о разделе рынка и всякого родапротивостояний на нем… Правительство Москвы также этим озабочено и,следуя государственному подходу к проблеме, стремится соблюстибаланс интересов… Мы тоже готовы всячески содействовать здоровомувзаимопониманию между субъектами строительного, в частности, права…С точки зрения законности и предотвращения конфликтов. Тем более совчерашнего дня к этому возникли основательные предпосылки.

– Что же случилось вчера? – шмыгнул он носом сиздевкой.

– Вчера на совещании в мэрии прозвучал вопрос об укрепленииправоохранительного контроля над негативными тенденциями, бытующимив бизнесе, и о защите его от преступных посягательств.

– Можно подробнее?

– Увы, нет. Я уяснил генеральную линию, а вот подробностиупустил… Вчера выдался хлопотный день. Был убит один изруководителей отдела нашего министерства.

– Выражаю соболезнования, – сказал он терпеливымтоном.

– Это вы их примите, – отозвался я. – По моимданным, покойный был вам превосходно известен.