Главное управление

А вот таких глубин грехопадения я в Сливкине обнаружить неожидал… Ну и сволочь!

– Я понял задачу…

– В общем, напряги наш воровской отдел, свяжись с личнымимозговыми извилинами…

– У нас все отделы воровские, – сказал я, не утерпев всебе издевку. И тут же поправился: – В хорошем смысле этогоприлагательного слова. – И не давая реакции начальникаразвиться в нежелательном патриотически-ведомственном направлении,продолжил: – Мы говорим о частностях. А глобальный вопростаков: война с «Днепром» наплодит врагов. И при удобном случае онинам ответят. «Днепр» надо мирить с мэрией, пока они не помирилисьсами против нас.

Сливкин задумался. Глубоко, натужно. Аж глаза выкатил впространство, как при потуге запора.

– И что предлагаешь? – молвил осторожно, через тугуюсвою хитрожопость.

– Предлагаю поручить эту комбинацию мне. А несчастныйслучай с подрывником только оголит наши позиции. Устранениесимптомов не устраняет болезнь. Наоборот – усугубляет.

– А где же тогда крайний в центре? – прозорливовопросил Сливкин.

– Главное, чтобы им не были вы, – сказал я. –Остальное – моя забота. А ваша – обозначить источникдавления.

– Копает Рыжов, из министерства… Интенсивно. Как помеськрота с таджиком.

– Мотив работоспособности?

Тут я понял, что, невольно заразившись изысками лексикиСливкина, вскоре могу перещеголять в них шефа.

– Он долетел до середины «Днепра». Самой, так сказать,золотой речной середины.

– Вот и понятно. Разрешите идти?

– Ты справишься?

Сливкин спрашивал не зря, и не напрасное опасение крылось в егоинтонации: Рыжов был всего лишь начальником отдела, но к немублаговолил министр в силу едва ли не дружеских отношений, и дажевсемогущий Иосифович не стал бы вмешиваться в интересы этого парня,заправлявшего отборной опричниной от экономики, прямообеспечивающей нужды ментовских верхов.

Я знать не знал, с чем мне придется справляться, но понималиное: орудием в устранении проблемы все равно выбран я, да и неттут иных кандидатов, а потому, как ни юли в тупике, вход и выхододин…

– Приложу все усердие. Включая его резервы.

– А с меня – именное оружие, – откликнулсяСливкин и полез в карман, будто наградной пистолет находился именнотам и сейчас он был готов мне его со значениемпродемонстрировать.

Из кармана, однако, он извлек носовой платок, просморкалсявдумчиво и выдавил наконец тяжело, с простудным надрывом:

– Плачевны наши дела, но перспективны по мере творческихреализаций…

И – уставился удивленно на том уголовного дела,прикрывающий грех в урне. Далее лицо его смягчилось пониманием ужезабытой оплошности.

– Тьфу ты… – Обернулся ко мне, продолжил, как бы себяжалеючи: – Везде – проблемный материал. Торчит из всехуглов. Какая-то западня… И еще десять мудаков в приемной. У каждогосвоя шкурная тема. Сил уже нету. Иссяк родник на народную жажду.Веришь?

– Нет.

– И правильно!

Из кабинета главы управления я вышел, коря себя за самонадеянныеобещания, не подкрепленные ни одной рабочей идеей. Конечно, мнехотелось спасти жизнь незадачливого подрывника, отвести от негоудар, не вешая лишнего греха на душу, но как теперь не подставитьсебя? Каким образом выйти на этого Рыжова? Что его связывает с«Днепром»? Хотя что – понятно. Банальные дензнаки. Ныне у насжизнь простая, арифметического свойства, несмотря на ее кажущуюсясложность. Значит, надо искать подходы к Рыжову и пускаться впереговорный процесс… Или – попытаться его перевербовать. Но увсех вербовок три основных направления: шантаж, идейныесоображения, материальная выгода. Шантаж отпадает, подладитьидейный мотив под ситуацию – все равно что влезть с балалайкойв духовой оркестр, а меркантильный мотив подразумевает перекупкуобъекта. Это опять-таки – деньги. А «Капитал» их платить нестанет, он платит нам за решение подобных проблем и расширять штатсвоей крыши за счет ее недееспособности не будет.

Сунулся в кабинет Акимова – заперто. Проходивший мимо оперобронил, что тот в убойном отделе. Я спустился на этаж ниже, но впросторном помещении, где обретались специалисты по расследованиюзаказных убийств, сидел лишь скособоченно, в уголке, словнонарочито отодвинувшись от письменного стола, худенький, молоденькийпаренек с сонно прикрытыми глазами. Мне неизвестный. Видимо, новыйсотрудник.

– Где народ? – спросил я.

– Все на обеде… – Он откинулся затылком к стене ивновь сомкнул очи.

Вот наглец… Хотя бы поинтересовался, кто я таков. Поколениеотморозков! И такие устраиваются в элитную милицейскую организацию!Каким образом, интересно?

Вчера ночью, когда я возвращался с Ольгой из гостей домой насвоей машине, меня тормознули гаишники, я сунул им ксиву, исопливый сержантик, ознакомившись с ее содержанием, высказался:«Прикольно…», равнодушно мне документик вернув.

Во – реакции у молодого мусорского поколения… Чего там у них вмозгах? Никакого, твою мать, уважения к старшим по званию,это – бесспорно!

Меня охватил начальственный гнев, но выйти наружу я ему непозволил, решив устроить выволочку начальнику отдела. А уж дальшесработает принцип расхождения карательных волн, чтоэффективнее.

Побрел в столовку, ибо ожидание подчиненных могло затянуться:обед в наших учреждениях – время суток, а не процесс.

У двери столовки увидел выходящих из нее Акимова и шефа убойноговедомства Баранова – громилу под два метра ростом, скулаками-гирями и крупными, грубыми чертами раскормленной ряхи.Оба – в щеголеватых костюмах, белых рубашках с шелковымигалстуками, утирающие бумажными салфетками лоснящиеся рты.

– У нас пополнение? – спросил я Баранованеприязненно.

– В смысле? – удивился он.

– Какой-то там новый опер… – Я указал на дверьубойного отдела.

– А… В оперской общаге? Так это ж киллер… Час назад егоприняли, сейчас качать будем.

– Да он же за столом, в кабинете…

– Так он к батарее прикован, ты не рассмотрел.

– А если откуется?

– У меня наручники японские, замки буквальносейфовые, – вдумчиво уверил Баранов. – Провереновременем, беспокоиться не о чем.

– Вот как раз и есть о чем, – сказал я. – Коли вы«Капитал» окучиваете, позвольте изложить новости…

И мы неспешно продефилировали взад-вперед по нашемумонументальному мраморному залу первого этажа, ведя вполголосазадушевную производственную беседу.

– Помнишь, я говорил, что, когда мы на «Капитал»подписались, нас трое было? – спросил Акимов. – Так вот.Третий – Рыжов. Гладкая такая гнида. Ростом с сидящего кобеля.Только он ничего не делал, где риск – сразу в кусты. И потомубыл нами из коллектива органически отторгнут…

– И?..

– Поскулил, перестал здороваться за руку, а потом каким-тообразом запрыгнул в «Днепр». И присосался там крепко. Все давлениена «Капитал» – от него. И нам персонально гадит как может.Минуту назад о том говорили, аппетит себе портили… – Кивнул напомрачневшего Баранова. – Настрочил, кстати, на нас телегу вминистерское УСБ, прикидываем, как отплевываться.

– Переговоры возможны?

– Исключено. Враг на века.

– И как же тогда…

– Давай так… – Баранов положил мне чугунную ладонь наплечо. – Достал он нас до самых до окраин нервной системы, ноотношения тут сугубо наши, старинные, и мы их или наладим, илирасторгнем. Как – нам и знать. А потому задача такая: выходина службу безопасности «Днепра» и в ближайшее время назначай имвстречу. А день и время встречи согласуем.

– О чем им со мной говорить, если у них есть Рыжов?

– Будет о чем, – сказал Баранов внушительно. –Это я обещаю. И никто, – покачал пальцем, – в этойконторе, да не только в этой, не скажет, что я словамипробрасывался… Так что идите, товарищ руководитель, занимайтесьсвоими делами. А там и с другими утрясется…

Спорить с ним я не стал. Не знаю, какие планы роились в головахэтих гангстеров от милиции, но в одном сомневаться не приходилось:если эта парочка задумывала комбинацию, то исполнялась таковаянепременно и бесповоротно.

И я занялся коррумпированным таможенным деятелем, получив нанего от Лены общие установочные данные. А когда эти данные оброслидеталями, почерпнутыми из наших ведомственных источников, то сновавоззвал к Акимову и Баранову, ибо персона имела прямые родственныесвязи с одним из главных учредителей «Днепра», чьей основой былиукраденные пограничные подати и, соответственно, те дяди, ктоподатями распоряжался, вкладывая их в основательный бизнес.