Главное управление

Дельцы от таможни несли урон самолетами, вагонами и фурамиконфискованных товаров, напрасно пытаясь подкупить твердокаменныхоперов, настропаленных на абсолютную несговорчивость.

Неподкупность Сливкина впечатляла слабые умы, консервативныйсиловой блок пребывал в уважительном недоумении занятием стольтвердой позиции, а шеф нашего экономического департамента, унылыйверзила Есин, также адепт «колбасного» клана, умело дифференцировалситуацию. Торговал свои индульгенции случайно попавшимся под рукутаможенным жуликам, крутившимся возле большой игры на вольныхслучайных ролях, а весомый груз безжалостно конфисковывал, реализуяего на продажах в своих специализированных лавочках, им учрежденныхи ему подотчетных. Сливкин, понятное дело, политике Есина непротиворечил, ибо отвечала она их нерушимому партнерству ивзаимопониманию.

Однажды, сунувшись ненароком в кабинет шефа во время отлучкисекретарши, застал я там сцену скандала, вызванного разделомдоходов, когда в оправдывающегося Есина с выкриком «Крыса тыголохвостая! Триста тысяч зажал!» полетела со стола пепельница, аследом за пепельницей чернильный прибор, и я затворил дверьпоспешно и сел на стульчик у дальней стены, дождавшись, когдакабинет, неспешно и с достоинством поправляя узел сбившегосягалстука, покинет наш главный борец с расхитителямигосударственно-капиталистической собственности. Холодный хапуга спастью белой акулы и с ее же повадками.

Есин и я занимали равные по номенклатурному значению должности,но верховодство экономическим блоком в отличие от криминальногобыло куда весомее и общественно признаннее. Ибо количествотиховорующего населения на всех нивах нашего народного хозяйствазначительно превышало численность вымогателей, грабителей и убийц.Но кодекс, увы, сулил и тем, и иным места общего тесногопроживания.

К тому же, раскрывая хозяйственные мухлежи, опера, как правило,выходили на бандитские группировки и сообщества, а мое ведомство,разоблачая группировки и сообщества, непременно натыкались на ихэкономические рычаги. Так что бандитизм и экономика, как ябезрадостно уяснил, существовали в нашей стране как категориивзаимно связанные и поглощающие друг друга.

В очередной раз из Америки приехала Лена. Новость об изменениимоего семейного статуса ее не обескуражила, а напротив, обрадовала,ибо привезла она новость ответную, опасаясь моей ревнивой реакциина нее: Лена вышла замуж. И за кого! За сукиного сына Юрку, с кемблагодаря моему невольному сводничеству установились у нихотношения поначалу деловые и доверительные, а после –искренне-любовные. Нашли в этом мире друг друга две авантюрныенатуры, соединившись в семейном союзе. Некоторая досада от такогоизвестия меня, конечно, кольнула, но так, отстраненно. Жизнь, какни крути, все расставила на свои места логично и справедливо.

– Выручай! – сказала Лена. – Меня дико подставилодин ваш таможенный черт. Взял деньги, а товар переправил сзадержкой, перепутав рейсы и указав мой адрес как адрес получателя.А я же в базе данных! Еле успела вывернуться. Едва груз забрала,все компьютеры замигали: контрабанда! Как ноги унесла – непомню. Скинула карго на склад, приезжаю домой, а там уже ФБР!Отовралась – чудом! Причем треть товара куда-то исчезла. Еще вМоскве. Ну, звоню этому хмырю, а он меня посылает… Зажравшаясяморда! Ничего не знаю, вообще – больше никаких дел…

– И чем я могу помочь? Рассмотреть твою официальнуюжалобу?

– Зачем? Я тебе кое-что выставлю… Моя подруга бывшая,Верка, кокаин в Москву возит. Тоже, профурсетка, меня кинула…Познакомила ее с этим таможенным козлиной, они и спелись. Доли мненикакой, одна морока. Судьба, видать, такая. Я бы стерпела, если бне последний кидок… В общем, знаю, когда Верунчик прилетает скокосом, кто ее в аэропорту принимает, кто до дома везет… Адом – квартира этого деятеля. Как тебе?

– Так он в аэропорту работает?

– В аэропорту – его шестерки! Он в Таможенном комитетезаправляет! Важный чин, один из первачей…

– Я помогу тебе, Лена… – произнес я с чувством,сознавая, не без удивления, трепыхнувшийся во мне азартустремленного искоренять зло правоохранителя.

Вот те на! Бытие и в самом деле определяет сознание. Кажется, ястановлюсь милиционером…

– Ну, и как там твой муженек от второго брака? –переменил я тему.

– Попал тут в историю, чудом выкрутился, – поведалаЛена. – Связался с какими-то охламонами, организовали дело:начали ставить камеры и лжеприемники карт под экраны банкоматов.Коды кредиток считывать… Сначала все резво шло, потом их вычислили.Полиция, наручники, но как-то он сумел откреститься. Видимо,оперской опыт, не иначе… А в полиции его поздравили сбракосочетанием: интересная, дескать, у вас семейка, систорией – закачаешься… На меня, конечно, намек мусорской… Нотеперь Юра при деле. Общественно-полезном. Открыл лавочку, торгуетавиабилетами. Представь, процесс идет. Вот… – И она показаламне ухоженный розовый пальчик, на котором сияло кольцо свнушительным бриллиантом. – Подарок к свадьбе, заботитсямальчик…

Проводив Лену из аэропорта в отель, я вернулся на службу. И едвавошел в кабинет, затрезвонил внутренний телефон.

Из трубки, как перекипевшая кофейная жижа, поперла обильнаяначальственная матерщина Сливкина:

– Где тебя носит, тра-та-та!..

Не отрываясь от трубки, я лениво выпростался из пальто.

– Килограмм кокаина скоро возьмем, вот где, – сказалтвердо. – Выявил лично, через иностранную агентуру,транснациональное преступное сообщество.

– О! – осеклась трубка. – Молодец… Всегда в тебяверил. – И укоротив тон, Сливкин произнес уже ласково,примирительно: – Зайди, дружок, у нас проблемы. Неохватногосвойства.

В приемной толклась куча народа в ожидании милостиначальственного рандеву, как на скучном рауте. Кто-то ленивообсуждал текущие дела по углам, кто-то заигрывал с секретаршей, акакой-то гражданский, затесавшийся по рекомендации свыше то ли сжалобой, то ли с деловым предложением, склонив голову искривленно,тупо рассматривал столь модный нынче в начальственных приемныхаквариум с живописным рыбно-суповым набором.

Я без стеснений, не оглядываясь на присутствующих, нажал налатунную ручку, проходя в кабинет и чувствуя на спине завистливыевзоры низших по рангу.

О, волшебное чувство избранности и почитания. Избранности средиубогих и почитания среди челяди.

Среди прочих в приемной толкался и глава фонда Абрикосов,чудесным образом отодвинувший своим жирным бедром новую кандидатуруна пост распорядителя наших внебюджетных средств и оставшийся,видимо, не без серьезной поддержки, на плаву в волнах своегопорочного бизнеса.

Сливкин бодро поднялся мне навстречу. Осведомился, улыбнувшисьшироко, до мочек ушей:

– Народу в предбаннике много?

– У-у!

– Значит, дела идут! Ну, вот что… – Приобняв меня заплечи, повел в святая святых – комнату отдыха, где стояликушетка, сервировочный стол в окружении пухлых кожаных кресел ителевизор.

Краем глаза я заметил пластиковую мусорную урну в углу сосмятыми салфетками и поникшим на них презервативом.

Следом вспомнилась миловидная секретарша шефа.

Словно прочитав мои мысли, Сливкин торопливо усадил меня вкресло, спиною к урне, а затем, преодолев тучность свою вхудожественно-гимнастическом па, накрыл ее томом какого-тоуголовного дела, до сего момента лежавшего на столике.

– Нагромождение несоответствий, – горестно начал он,озираясь по сторонам, словно отыскивая взором еще какую-либосомнительную деталь обстановки. – Эти наши кредиторы из«Днепра» проявляют печалящую меня взволнованность. Очень активныедолбоискатели. То есть у нас – утечка! – Он трагическивсплеснул короткими тучными ручонками. – Показания твоегобомбодела плавно перетекли в русло врага. Я насчет номера машины ихслужбы безопасности и вообще легенды по существу… Возникли сомненияпо ее сути. Крепнет элемент возмущения. Идут поиски истины. Издиверсанта могут извлечь наши пагубные инициативы… Он где,кстати?

– В камере.

– Еще не повесился?

Пауза. Подчеркивающая двусмысленность вопроса и заодноопределяющая его однозначность.