Главное управление

Назначенный верховодить нашим доблестным управлением генералСливкин – полный, подвижный мужичок лет пятидесяти, отчаянныйдобродушный матерщинник, – принял меня с неожиданной теплотой,сразу же подчеркнув свое расположение к моей личности, одобривстарания по службе и заверив в своей всесторонней поддержке.

В благоволении ко мне нового руководства сошлось много факторов:покровительство заместителя министра, мощные результаты работыотдела, несправедливая опала со стороны Решетова, о которой всешушукались по углам, и боевое крещение в Чечне. Кроме того, ущемитьменя, племянника вице-премьера, едва ли бы кто и рискнул. Иначальством я рассматривался не в качестве жертвы, а в видевозможной опоры, способной пригодиться в его передвижениях поскользким коридорам власти.

В конторе между тем хрустели кости неугодных, шла борьба заквадратные метры кабинетов и их удобства между новыми назначенцамии тасовалась кадровая колода командных звеньев.

С тоскливыми всхлипами пропадали в безвестность и никчемностьпрошлые шефы, а на смену им, горделиво расправив плечи, входили впросторный парадный холл пришлые варяги, надменно всматриваясь впредстоящее для освоения пространство.

Готовность к поддержке выразил мне и Олейников, после возращенияиз Чечни получивший звание генерал-лейтенанта и должностьначальника одного из самых значимых управлений Лубянки. С орденамион нас не обманул, он вообще не был склонен к вранью и пустымобещаниям, как множество особей с лампасами, и вскоре нас сАкимовым удостоил внимания наш министр, вручив ордена Мужества иновые погоны: мне – полковничьи, соратнику – рангомниже.

Погоны, как и было обещано за надлежащую справочку, намвыхлопотал Владимир Иосифович, присутствовавший на процедуре нашеговозвеличения. Новый начальник конторы генерал Сливкин вдумчивоаплодировал происходящему на его глазах действу, с нежностью взираяна своих осыпанных милостями высшего руководства подчиненных.

Большой дипломат и дока Иосифович сделал во имя упрочения моихпозиций и последующий ход, пригласив меня и Сливкина в свойкабинет, где за коньячком спросил моего мнения, как, дескать,наладить действия Управления, изжив проклятое наследие бандита икоррупционера Решетова.

Я отделывался общими фразами, уповая на мудрость новогоруководителя и его громадный опыт, хотя происходил Сливкин измусорской касты «колбасников» и вряд ли видел вживую хоть одноговора в законе или же профессионального киллера. Однако когда речьпошла о помощнике бывшего главы Управления Соколове, уволенном изорганов и находящимся под угрозой ареста, я, пораздумав, решилзаступиться за бывшего соратника. Мелкая сошка, прихлебатель,мошенник средней руки, оказался в роли шестеренки, соскочившей соси и тут же угодившей во вращение иных шестерен механизма,которого почитал родным, а ныне крошившего его как вредный ичужеродный хлам.

Попав в оборот бывших сослуживцев, нацеленных командой свыше наего уничтожение, некогда вальяжный и хамоватый Соколов вел себянеадекватно своей гордой фамилии, рыдая на допросах и унижаясьперед сопровождавшими его туда сержантами из комендатуры.

Рыдать-то рыдал, но изворачивался всячески, понимая, что доуголовного дела в отношении Решетова не дойдет, а за болтливый языки «чистуху» его, пешку, участливо погладит по голове дознаватель, азавтра по той же голове последует удар в подворотне, нанесенныйтяжелым тупым предметом и тех же свойств человеком.

Снятию Решетова предшествовал его конфликт с министром, слитый впрессу. Что ожидал Решетов от этого дешевого скандала, кстати, и неслучившегося, прошедшего мимо внимания кого-либо, я не знал, нознал иное: вынос мусора из избы под ноги любопытствующей публикеглава МВД воспринимал как прямое покушение на свою власть.

Но на заданный мне вопрос о Соколове я ответил тоном небрежным,не раздумывая, с грубоватой простецой:

– Да дать ему пинка, и пусть гуляет… Наболтает чего –не отмоемся. И себе навредим, и общественность взбудоражим. Ладно,если бы на Решетове это откликнулось. А так – он свое получил,чего ж дерьмо, за ним оставшееся, ворошить? Писакам всяким…антигосударственным на руку играть? Гонорары их увеличивать своимсамобичеванием? Есть недостатки – значит, осознаем иизживем.

Я говорил, отстраненно понимая, что вполне овладел лексикоймилицейского начальника и постижением его хитроватого, но все жебревенчатого менталитета. Положительно адекватного, впрочем,внимающим мне слушателям в генеральских кителях с золотымипогонами, чьи узоры отличало шитье витиеватое и путаное, как,собственно, и путь их обретения.

– Во, – упер в меня палец заместитель министра. –Моя школа. Правильно излагает, стратегически. Гляди, Сливкин, какихработников тебе отдаю! Ты начальником второго ОРБ кого утвердитьхочешь?

– Его и утвердим, – быстро нашелся Сливкин.

– Верно, бля!

– А Соколова – на улицу, на кислород! – горячопродолжил Сливкин. – Деятели, тоже мне! Фонд создали, чтобысвой рэкет узаконить! Рассадник вымогательства! А директор фондаособняк себе на Кипре купил, мне вчера доложили. С каких средств?Разбираться надо! Не милиция, а какое-то закрытое акционерноеобщество. Фонд при Управлении! Значит, правительство недорабатываетпо зарплате сотрудников, так понимать?! Позорище! Полнаядискредитация органов!

– А с губой чего у тебя? – словно не слушая тирадымоего нового шефа, поинтересовался Иосифович.

– Чеченский поцелуй.

– Ну, давай гуляй, герой, – распорядился он иутомленно откинулся на спинку кресла в усталости, видимо, отсегодняшних своих милостей.

Оставив генералов для продолжения их бесед, не предназначенныхсотрясать уши посторонних, я вышел в знакомую приемную, покалякал отом о сем с бывшими коллегами и отправился в контору.

Назначение меня главой второго оперативно-розыскного бюро,ответственного за весь уголовный криминал, предполагало руководствомногими отделами, в том числе и моим этническим. Новымруководителем его с подачи еще неостывшего от благодеянийИосифовича следовало утвердить проверенного Акимова, отбивпритязания на эту должность заполонивших контору подручныхСливкина.

Сливкину, понятное дело, такая моя активность встанет поперекгорла, и чем в итоге аукнется в мою сторону, оставалось толькогадать.

Прежняя наша гвардия, железные неустрашимые парни, громившиеславянские группировки и выкашивающие воровские ряды, приход новыхначальников, сплошь выходцев из «колбасной» среды, восприняли спрезрением и враждебностью. Что ни говори, а Решетов, при всем еголихоимстве и перегибах, основное дело по ликвидациям бандитскихсообществ вел планомерно, оперов защищал и правовые издержкиоправдывал результатом. С приходом же Сливкина в атмосфере конторысразу же утвердился пикантный душок тайной коммерции иосторожничающей дипломатии. Резкие инициативы вязли в ватнойнерешительности нового боязливого начальства, был отправлен вотставку прикомандированный прокурор, на каждый чих требоваласьрезолюция.

Самые талантливые опера начали покидать контору.

Своим приходом на место шефа криминального ОРБ многие увольненияя предотвратил. Кадровый переворот бушевал в экономическом, то бишь«золотом» ОРБ, чьим шефом, естественно и по определению, былназначен человек Сливкина, некий Есин.

Из министерства в контору я торопился, озабоченный вчерашнейвстречей с сослуживцами Тарасова.

Вадима, как мне сообщили, титаническими стараниями Решетова наднях переводили из Лефортово в Бутырку, причем, как они полагали,не в камеру для сотрудников органов, а к отпетым уголовникам,должным обработать его по заданной программе. Противостоять такомурешению мы не могли, а вот нейтрализовать его попытатьсястоило.

Начальник отдела, ведающего ворами в законе – хозяевами зони тюрем, пользовался у своих подопечных, возможно, натянутой,скептической, однако твердой репутацией «правильного мента». Сосвоим контингентом он работал корректно, хотя и твердо, ноподлостей с подбросами оружия и наркотиков не допускал, амногочисленные попытки всучить ему взятку оканчивалисьпровалом.