Главное управление

– Никакого отродясь «кирпича» в этой местности!.. –возмущенно начал я, но она перебила:

– Висит там «кирпич». Но не висел бы, соглашусь, если быСеросливов не был заместителем прокурора района. Понял? Теперьвъезжай, в какой «кирпич» ты въехал! И кому рожу разворотил излевого ствола! – В голосе милашки в милицейском мундиревнезапно прорезались бескомпромиссные служебные интонации.

– И чего будет? – спросил я, преисполняясьбеспросветной обреченностью.

– Будет уголовное дело. И – подписочка о невыезде…Это – Шувалову спасибо скажи. А то бы окунули тебя в камеру поподозрению в покушении… Ну, кое-какие детали насчет подписочки тебетвой друг объяснит…

– Это я понял, – послушно кивнул я.

– И – что еще? Договаривайся с потерпевшим, вот.

– А получится договориться?

– Если повезет, – покачала она головойнедоверчиво. – Если очень повезет. Но в любом случае этобудет… – И с сокрушенным искренним выдохом прибавила: –Ну… очень дорого!

Я подписал необходимые бумажки, забрал документы и деньги, наудивление оставшиеся в сохранности, и вышел из сырого тепламилицейской шарашки в серую промозглость февральского денька. Всевокруг было словно замазано кистью в затхлой известке – идома, и заснеженные пустыри, и небо, и даже разноцветные машинылились блеклым потоком в зев магистрального туннеля.

А через считаные минуты я уже сидел за столиком в пивномресторане и тянул ледяное вожделенное пиво, заедая его колечкамикальмаров, запеченных в колючем песочном кляре.

Владела мной тупая усталость и отрешенность, мысли быликороткими и редкими, как свиная щетина, и я с огорчением покосилсяна озарившийся неоновой вспышкой экранчик телефона. Из бездумиямоего приятного одиночества меня пытался истребовать некто,наверняка причастный к случившейся накануне беде. Я угадал: звонилспаситель, тезка Шувалов.

– Ну, злодей, отпустили тебя?

– Сказали передать тебе «спасибо».

– Передашь. И не только мне, и не только на словах. Чтобывечером был дома, подъеду.

– Дело серьезное?

– Нерадостное.

Отложив телефон в сторонку, я пригорюнился.

Да, теперь уж точно достала меня тюряга!

Недаром мне говорил один битый мужик в мою бытность работы вартели на золотом прииске: все зеки, как правило, после второйходки возвращаются в зону. В лучшем случае – тень этой зонывсегда висит над ними, и только оплошаешь, накроет она тебянеумолимо. Как коршун зазевавшуюся мышь. Видимо, существует некоепритяжение тюрьмы. И возвращаются в нее разно – кто подурости, кто по недоразумению, а кто уже настолько к зоне привык,что дом она ему родной, а воля – так, сон, а во сне чего неначудишь, чтобы проснуться в безопасности, в родной реальностирешеток и двухъярусных коек?

Вот и меня, много раз чудом не срывавшегося за опасный край, трираза пребывавшего под следствием, томило предчувствие: как-нибудь,где-нибудь, но не примечу волчьей ямы, сверзнусь в нее… И молил просебя: не дай Бог!

А он взял да как дал!

Однако на Бога грешить нечего. Наши неудачи нами же ивыпестованы.

Обидно другое: сейчас излет бесноватых девяностых, ужепорастративших былую лихость, но с явными отголосками прошлыхкриминальных войн, убийств, грабежей и разбоев, которых успеть быучесть, не то что раскрыть. И на таком бурном фоне общественнойжизни мое отступление от норм закона эпизод, в общем-то, серенький.Тем более позавчера, в нашем же районе, в экипаж милицейскоймашины, пытавшейся задержать нарушителя, тот бросил гранату. Искрылся. А вот мне, голубю мирному, крылышки мигом склеили.

Кто знает, может, гранатометатель этот был обкуренным недоумкоми сейчас крестит лоб, недоумевая, как его пронесло легким пухом надмилицейской бездной. И может, сидит сейчас в этой же пивнухе, в усне дует… А вот я – попался, и пощады мне никакой. Не угодил ячем-то высшим управляющим иерархам, загнавшим меня по случаю внепролазную колею.

Хорошо, и в самом деле умысел на теракт не шьют, все-такипрокурора покалечил.

За окном пивнухи – то же куцее разнообразие серых тонов,вялое соревнование их ущербных оттенков. Надо бы посмотреть, что смашиной, ведь стоит, брошенная в злосчастном дворе, того и глядиразграбят. Но на это нет ни сил, ни желания.

Посмотрев на свою физиономию в зеркале милицейского туалета, японял, что на работу сегодня идти некому, ибо в зеркале показывалиужасы, и лучшее, что можно придумать, – предаться тихомупьянству и размышлениям о грядущей горькой доле. Вернее, каквыпутываться из ситуации, чреватой увесистым сроком заточения. Ведьстатей – целый букет!

Как ни крути, но длительная побывка в колонии за комфортабельнуюдоставку своего туловища из гостей к дому рисовались мненеотвратимо и убежденно. Как будто из всех дурных предчувствий ужевылепился на тайной кухне судьбы и тут же зачерствел в каменнойгрозной коросте пудовый кирпич приговора, должный шмякнуться мне натемя. К тому же ясно без подсказок, что срок могут дать по краю,учитывая прокурорский статус пострадавшего.

Я пребывал в унынии, но никак не в смятении и страхе. Мне дажебыло по-человечески жаль прокурора, но с другой стороны, вряд лиему было жаль меня, а потому на поддержку с его стороны надеятьсяне приходилось. Единственный выход: откупиться. Но во что будетоценен ущерб? Все мои ценности: квартира и полиграфическая лавочкав полуподвале у метро. Там у меня ксероксы, обслуживающиепотребности залетной публики. Лавочка, открытая на паях с партнеромИзиком – бакинским пронырой, пытающим счастье в столице,приносит доход, окупающий мои весьма рядовые потребности, но ужникак не ту взятку, которая покрыла бы отступные следствию ипокалеченному законнику. Мир правоохранителей от меня далек, но послухам, мыслят там финансовыми категориями, далеко превосходящимимои фантазии. И нейтрализовать дензнаками сегодняшний переплет всостоянии разве владелец какой-нибудь нефтяной скважины. Но те, укого она есть, передвигаются на персональных машинах иответственности за случившиеся аварии не несут.

Однако несмотря на текущий черный момент, кое-что мне придавалохоть вялого, но оптимизма. Во-первых, основной ценностью бытия яполагал свободу и этой ценностью в настоящий момент обладал. Мойжалкий бизнес, мой старенький автомобиль и моя типовая квартирка,похожая на одну из сот в улье города, рассматривались мной какнекоторые базовые достижения, но никак не краеугольные камни бытия.Во-вторых, у меня был паспорт с действующей американской визой, иуже завтра я мог прибыть в город Нью-Йорк к постоянно проживающейтам маме.

В Америку меня никогда не тянуло, но если уж выбора не будет,помучаюсь на чужбине, тем более муки такого рода с точки зренияобитателя исправительной колонии увиделись бы верхом блаженства. Акак отмаюсь по верхней планке возможного приговора, так и вернусь.Хотя тут не загадаешь, не один годик придется провести вчужедальних пампасах. Наконец – в-третьих. Мой закадычныйдружок Юра Шувалов, светлая голова, что-нибудь да придумает. Пареньон из среды деревенской, родители его и до сей поры живут вподмосковном селе, а в столицу еще ребенком его забрала навоспитание и иждивение бездетная родная тетка, уговорившая сеструприютить мальчишку в городе. Да и что ему могла дать спивающаяся, скаждым годом пустеющая и в те давние времена деревня?

Недавно тетка отошла в мир иной, и Юрке досталась ее квартира,где он жил, как и я, в условиях холостяцкой вольницы.

Юрка донельзя ушлый и прожженный тип. И несмотря на то, чтомилиционер – авантюрист и та еще пройда! Помню, еще в сопливыешкольные времена то и дело втягивал он меня в мелкие, но отчаянныеаферы: то в троллейбусах сдачу с платы за проезд собирали –мол, граждане, всю мелочь давайте сюда, мы в кассу гривенник поошибке зарядили… Ну, с троллейбуса на троллейбус, а по трешке завечер набирали. Для двух третьеклассников – богатство! Вклассе четвертом продавали поддельные билеты в парк культуры«Сокольники», в пятом – меняли у иностранцев пионерские значкина жвачку и импортные сигареты. Я, собственно, составлял другукомпанию, не более того. Нажива меня не интересовала, мошенничествооткровенно тяготило, но как не поддаться пламенным убеждениям моегонеутомимого в поисках приключений товарища? Натуры, без сомнения,преступной. С другой стороны, бытует утверждение, будто преступники полицейский – две стороны одной медали. Наверное, так. Вот изанесло прирожденного афериста на службу в милицию. Окончил онпрестижный юрфак МГУ, но никаких могущественных связей дляустройства на теплое местечко к поре распределения не обрел, апотому подался в простые опера. Хотя ныне двоюродный его дядявыбился не куда-нибудь, а в вице-премьеры государства Российского.Правда, с отдаленным по кровному родству племянником не общался исудьбой его не интересовался совершенно.