Главное управление

А потому в органы, полагаю, надо отбирать тех людей, кто никогдав них не устремлялся. За исключением жулья, разумеется.

Братцы по крови проводили меня до калитки, где, неожиданноскучившись, тепло, с имитацией полуобъятий, со мной попрощались,неуловимыми движениями сунув мне за ремень, под фалды пиджака, дваувесистых ствола, воровато конфискованных, конечно же, избандитского арсенала. Камеры наблюдения еще работали, и постановкаподобной мизансцены была продумана их циничными умами привычно инепринужденно. Тарасов пояснил доверительно:

– Один – тебе. Подарок. «Беретта». – И прежде чемя рот успел раскрыть, сделал легкий, балетный отступ назад,обернулся словно на смазанной оси и – пошел обратно, канув вмилицейскую суету, где уже растворился Акимов, бесшабашнаязабубенная голова, – привычно готовый отвираться передпрокурорской законоутверждающей въедливостью.

Пропетляв на машине по узким дорожкам поселка, я подъехал к тылуособняка. Кое-как перебравшись через забор, согбенно полез в кусты,на ощупь отыскав застрявшую в их ветвях сумку. Открыл ее.Доллары.

Так! Начало новой авантюры. И как быть? Явить собоюолицетворение принципиальности, приобщив сумку с наличными квещдокам? Но какой стороной обернется ко мне принципиальностьподельников? Я поневоле припомнил устои прииска и тех криминальныхкомпаний, с которыми капризами судьбы был косвенно связан. Одно ито же… Вот ведь: от волка пятился – на медведя напоролся!

И в следующий миг угрюмо осознал, что прежние мои симпатии и кТарасову, и к Акимову безнадежно улетучились. Грустно.

По дороге в Управление заехал сначала домой, где взял ключи отгаража моего покойного папы, в который не заглядывал уже пару лет.Гараж был капитальный, бетонный, с воротами, оснащенными двумясейфовыми замками, и находился на охраняемой территории в полосеотчуждения Казанской железной дороги.

Закинув сумку на стеллаж, прикрыл ее пыльным брезентом изабросал старыми покрышками. Далее порулил в контору.

Щурясь от летевшего в глаза света встречных фар, я безэнтузиазма раздумывал о последующих разборках в отношении этихденег, канувших в неизвестность после нашего налета напредставителей агрессивной чеченской общины. Судя по весу, долларовв сумке было не менее двух миллионов. Благодаря своей службе ятеперь знал выражение подобных сумм в килограммах, и ввести меня взаблуждение было сложно. Однако за эти ценные килограммы можно былополучить по бартеру в лоб девять грамм неблагородного тяжелогометалла.

Волшебная защита милицейских погон в данном случае не работала:воры, укравшие у воров, беззаконны. И на что рассчитывали моисоратнички, я не понимал. Лично я рассчитывал исключительно на ихвитиеватую находчивость, многообразный опыт и способность любоедело вывернуть себе во благо. Как, впрочем, и во вред ближнемуодновременно.

С другой стороны, пропавший после милицейского налета воровскойобщак, хранимый авторитетным жуликом Пашей Цирулем, так и не былнайден, несмотря на бесчисленные претензии и разборки. Менты валилина дружков Паши, те – на ментов. А может, в этом недоразумениисуществовал и альянс интересов. Так или иначе, дело заглохло.Правда, под кучей трупов. Бандиты в поисках истины постреляли ипорезали друг друга, как скот на бойне. Только кто им указывалнаправление поисков? Слишком уж планомерны и целенаправленны онибыли… А Паша, помещенный после налета в Лефортовскую тюрьму,быстренько там и скончался. Как, кстати, и большинство попадавших внее авторитетов. Очень опасна тюрьма госбезопасности, и немногие избандитов покидали ее престижные стены и застенки.

В итоге же истина, как ей и положено, осталась тайной.

Однако наше мошенничество откровенно сопрягалось с убийством, итут вырисовывались вопросы, чьи крюки были способны вздернуть наспод ребра, например: законов кровной мести среди родственниковпокойных никто не отменял…

В ночном управлении меня встретил мой опер Корнеев. Доложил:

– Прибыл из Ташкента наш убивец, свинтили его, но там ещепятеро косоглазых летело, я распорядился всех до кучи притормозить.Словом, у кого особая примета «вьетнамец».

– И где они?

– Пятеро в клетке во дворе, наш – в кабинете, васдожидаемся…

– По-русски говорит?

– Уже заставили… Кстати, прибыл в страну под чужим именем.«Чехов»-то срубили?

– Два трупа противника, – сказал я. – Но заложникцел.

– Тогда героизм налицо…

Вошли в кабинет.

Вьетнамец при виде нас сохранил полную невозмутимость инедвижимость. Смуглая скула его отчетливо алела от произошедшегоздесь рукоприкладства, но глаза были непроницаемо спокойны и дажесонны.

– Пальцы откатали? Сравнили? – спросил я у другогоопера – Бори Твердохлебова, стоящего позади задержанного врасстегнутой рубахе с красноречиво закатанными за локтирукавами.

– Совпадение полное.

– Почему прилетели под иным именем? – спросил я.

– Я недавно сменил его, – напряженно произнесвьетнамец. – Это можно по закону.

– Ну, по закону вы его меняли или нет, выясним черезпосольство уже завтра, – сказал я. – Насчет отпечатков,оставленных вами в Берлине, вас уже просветили?

– Это ошибка, – проронил он бесстрастно.

– Правильно. Большая ваша ошибка!

– Нет, ошибка немецкой полиции.

– О как! – сказал я. – Ну, тогда будемразбираться. Переписываться, перезваниваться, уточнять… А вы покудапосидите в каталажке. И запомнится она вам незабываемо. Но есть идругой вариант: даете признание и отбываете в Германию. Винтеллигентную атмосферу цивильной тюрьмы. Со здоровым питанием,удобными камерами с унитазами, отменной дисциплиной и множествомпослаблений для примерных заключенных.

– Ничего не знаю, ни в чем не виновен…

Я опустился на стул, не чуя под собой ног. Денек выдался рабочимдонельзя. Поднял глаза на Твердохлебова и Корнеева, напряженновытянувшихся под моим взором. Рослые, высокие парни с блондинистымишевелюрами, они были похожи на близнецов-братьев. Двое изларца…

– Задержанных утром сдадите в иностранный отдел, –сказал я. – Наши хлопоты тут закончены. Но признательныепоказания не помешают…

– Этого имеете в виду? Так ведь кремень…

– Если в сердце дверь закрыта, надо в печень постучать…Хотя… Тренажер еще в рабочем состоянии?

– Естественно! – озарился понятливой улыбочкойКорнеев. И – добавил философски: – Гайки откручиваются влюбую сторону, нужно только приложить усилие…

С тренажером мы и в самом деле придумали славно. Проведя ночь вего стальных объятиях, в темном подвале, наполненном шорохом иписком крыс, издаваемыми прикрытым картонкой магнитофоном, поутруарестанты начинали трещать без умолку о своих прегрешениях и немогли остановиться, как заевшие грампластинки.

– Тогда – отдыхайте, – учтиво кивнул я вьетнамцу,направляясь к выходу и вспоминая, есть ли у меня что-либо съестноев холодильнике.

Никакой личной жизни! Жениться, что ли? На Лене, к примеру…

В сумке оказалось два миллиона триста тысяч долларов. Я ожидалот Тарасова каких-то внятных объяснений по поводу того, какимобразом в его руках очутились эти деньги и что произошло в комнате,но толкового разъяснения случившемуся не получил. Дескать, засталон жуликов при взаиморасчетах, а дальше сработал рефлексхищника.

Врал, конечно. Наверняка идея присвоить деньги пришла ему, кактолько Дима ляпнул о готовящейся сделке. И мое долевое участие придележе добычи им наверняка не учитывалось. Как и Акимова,вовлеченного в долю по безысходности сложившейся ситуации. Впрочем,кто знает, кроме этих пиратов, существовал ли между нимипредварительный сговор?

Отныне ни к какому дружескому общению с ними я не стремился,цедя слова сквозь зубы, но изменение моего настроения сослуживцыотносили к моей боязни разоблачения кровавой махинации, да итолько.

– Успокойся ты, – увещевал Акимов. – В доме целаякодла крутилась, поди вычисли, кто чего слямзил… А мы вышли оттуданалегке, уехали с прокурором, есть данные слежения, есть свидетели…А там и менты местные оставались, и эксперты…