Главное управление

Между тем гаишники, убедившись, что заказ выполнен, тут же сместа операции ретировались, счастливо избегнув задержания инеминуемых побоев, а «Мерседес» проследовал на территорию.

Прильнув глазами к окулярам бинокля, я наблюдал, как из машинысначала показался узорчатый модельный штиблет, утвердившийся натверди земной, после высветился бритый череп, отделенный от шеижирной складкой, и наконец из салона выпросталось туловище кавказцалет пятидесяти. Низкорослый, с тугим пузцом и коротенькими ручками,он напоминал упитанную блоху. Обрести ему устойчивое горизонтальноеположение на дорожке, ведущей к дому, помог любезныйверзила-охранник.

Хозяин дома заключил гостя в объятия, а прислуга тем временемизвлекла из багажника два увесистых баула. Удлиненные угловатыеформы этих баулов, их камуфляжный окрас и ощутимая даже издалигиревая увесистость пришлись мне не по душе. Это было оружие, негероин. А может, то и другое вместе?

Я заметил некоторую растерянность на лице стоящего рядом со мноюАкимова, отличил задумчивую паузу в командной рации, находившейсясейчас в руках Тарасова, но тут грянула на выдохе его команда:«Пошли!» и – началось!

Черные тени спецназовцев перемахнули через забор, прикладыавтоматов впечатались во лбы любезничающих между собой пришлых иместных охранников, а далее я увидел Тарасова в бронежилете –длиннорукого, верткого, как мурена, с пистолетом наперевескинувшегося к парадному входу, за дверью которого скрылись гость ихозяин. За ним ринулись другие бойцы, и я понял, что самое времянавестить площадку основного действа.

– Ну, – сказал один опер другому, – иди первым, ая за тебя отомщу…

И напарники покинули пространство чердака, торопясь влиться всюжет горячего мероприятия.

Их примеру последовали и мы с Акимовым: неторопливо пересеклиулицу, прошли через распахнутую калитку, мельком взглянув накорчившуюся под корректирующими ударами шнурованных ботинок надорожке прислугу.

Уткнувшись окровавленными носами в бетонный настил, сосцепленными на затылках запястьями, бандиты, чувствовалось, былиошеломлены несуразностью такого налета, и полагаю, их куда меньшебы удивил прилет инопланетян на выстланный перед домом газончик сшелковистой травкой, нежели наш недружественный визит в заповедноемафиозное логово.

Мы поднимались по крыльцу, когда где-то в отдалении, на верхнихэтажах, хлопнули с явными паузами три выстрела. Гулких,пистолетных, без сухого автоматного подсвиста, а значит, стрелял неспецназ.

По лакированной веерной лестнице мы взбежали на второй этаж,очутившись в просторном холле, застланном узорчатым паркетом, скожаной гостиной мебелью и проекционным телевизором. Из холлавглубь этажа расходились два коридора. В один из них, дергая попути ручки дверей, ринулся Акимов. Я, помедлив в замешательстве,последовал его примеру, наугад ринувшись в другой коридор. По путивытащил из кобуры пистолет, дослав патрон в ствол.

Одна из дверей была приоткрыта, я осторожно сунулся в нееи – увидел Тарасова. Сбросив бронежилет, в расстегнутойрубахе, распаренный, как после бани, он судорожно пытался раскрытьзаевшую створку окна. У ног его стояла объемистая, наглухозастегнутая спортивная сумка. Поодаль на полу, возле журнальногостолика, валялись недвижимо два тела, в которых я без труда опозналхозяина и его гостя. Под телами, упорно пропитывая светленькийковролин, медленно, словно нехотя, растекалась кровь, и запахее – резкий, гниловатый, с металлическим душком, – ударилмне в лицо вязко и липко, как ком глины.

– Проветриваешь? – повернул я во рту словнозамороженный язык.

Тарасов зорко и холодно посмотрел на меня. На лбу его прозрачнонабухали пупырины пота. И в этом его встрепенувшемся ястребиномвзгляде сразу же вспыхнул озлобленный расчет и досада. Не друг и несоратник стоял перед ним, а враг и помеха. Я понял это мгновенно,нутром, и ствола, направленного ему в грудь, с линии огня неубирал.

Тут створка окна подалась, он улыбнулся мне вымученно, сунулголову в сумрак, царивший за домом, кивнул сам себе со значением,словно что-то различив в темноте, и, примерившись, швырнул сумкувниз. Раздался далекий шорох кустов, затем он обернулся в моюсторону и сказал, задушено откашлявшись:

– Сейчас сюда туча народа приблудится. Закончимформальности, выйдешь из дома, с тыла перелезешь через забор,заберешь сумку и уедешь. Ты ведь на своей машине? Вот и хорошо.Объяснения потом…

В комнату вломились спецназовцы:

– Ну, чего тут у нас?

– Стреляли, кто быстрее. Я выиграл, – беззаботноповедал Тарасов, кивнув на трупы.

Только тут я заметил пистолет, косо покоившийся на мертвойладони хозяина дома. И такая грубая и неестественная подложенностьбыла в этом пистолете, что так и тянуло подправить ее нарочитуюфальшь.

Командир спецназа оглянулся на теснившихся в проеме дверибойцов, приказал:

– Все по комнатам! Все проверить! – И, дождавшись,когда стихнет в коридорах рокочущий топот, отвернув с лица маску,продолжил:

– Слышь, Вадим… На стене вон кинжалы висят, возьми один,второй трупешник не вооружен, проблемы будут…

Откатав на рукоятке кинжала и на ножнах отпечатки пальцевубитого, мы спустились вниз, на первый этаж.

Фары подъехавших машин освещали двор, как киношные софиты.

Прибывшие эксперты, прокурорские, местные менты заполонилиособняк, а я, сидя на лавочке у ворот, глядел, как группировщиковзапихивают прикладами в тесное жестяное чрево автозака и сваливаютна крыльцо кучу оружия из привезенных баулов.

Всхлипывающий Дима, сидя на стульчике на веранде, размахивалруками, повествуя о своих злоключениях участливо внимающемупрокурору и ошарашено осматривался по сторонам, как ослепленныйпрожекторами филин.

А мною владела озлобленная досада. Я понимал, что разрушилкомбинацию Тарасова, и в какой-то момент мог быть без трепетаприплюсован им к тем двум покойникам на втором этаже. Что это засумка, спешно брошенная им в кусты? Неужели он спер наркотики?Неужели это входило в его план? Но если так, сумка сейчас жеприобщится к делу, я не наркоделец и не пособник таковым. Кстати,следов наркотиков в доме покуда не обнаружено, а в привезенныхбаулах находились гранатометы. Так о каком же «Герыче» тогда шларечь?

– Вьетнамца нашего только что приняли, – выплыл изтемноты голос Акимова. – Тебя вызывают в управу.

Рядом словно материализовался Тарасов:

– Вот и хорошо. А мы тут все сами докрутим. – Имногозначительно подмигнув, добавил с заботой в голосе: – Рукине обдери, когда на забор полезешь, перчатки надень…

– И куда-нибудь… в нейтральное место… – неожиданноподдакнул Акимов.

Я хмуро опустил подбородок в согласии, которого и нетребовалось. Значит, эта парочка уже обо всем договорилась.Братья-разбойнички. Хитроумные, цепкие и беспощадные. Не ровня мне,кто сейчас обмирал, трусил и дурными предчувствиями угнетался.Недаром они всякий раз с успехом внедрялись в самые суровыегруппировки. И бандиты почитали их за себе подобных и по ухваткам,и по характеру, и по тысяче признаков, адекватных их сигнальнойсистеме.

Недавно, когда брали группу торговцев оружием, уловив лишьпервое движение выскочивших из машин спецназовцев, Акимов, нераздумывая, пальнул из автомата в ляжку продавца стволов, хотязачем – непонятно. Ни малейшей угрозы не было, торговцы стоялисловно замороженные – руби их, как ватные куклы, а он все жепальнул. Полагаю, из удовольствия. Объяснил и отписался просто:показалось, задержанный потянулся к поясу, где могло быть оружие… Ана мой вопрос о дурной жестокости выстрела пожал плечами,отсмеялся: дескать, прокурор у нас свой, начальство такую лихость итвердость одобряет, посему – отчего не покуражиться?

Я никогда не задавался вопросом, кто и по какой причине идетработать в милицию. Так все-таки – за чем? За властью? За деньгами? За стабильнымположением государственного служащего? За приключениями иромантикой? Как я уже уяснил, романтики в милиции долго недержатся. Что касается меня, то я угодил в нее по недоразумению.Наверное, основополагающий фактор – комплекс неполноценности,выраженный явно или тайно. И недаром основоположник нашейкарательной машины Дзержинский говорил: в ГПУ идут служить либосвятые, либо мерзавцы.