Главное управление

А я, в очередной раз распрощавшись с милицейской карьерой,наивный мошенник, щепка в шестернях карательной машины, подумал,что еще час назад мыслил, как шофер такси, идущий на гонки болидовв качестве пилота в надежде, что его навыки помогут выигратьчемпионат у профессионалов. Впрочем, можно выиграть гонку ипоневоле, коли откажут тормоза.

Неверной рукой я толкнул ведущую в отдел дверь и не удивился бы,обнаружив за ней гильотину, вежливого палача и трибунал сзаготовленным для меня крайне неприятным вердиктом.

Но за дверью оказались столы с компьютерами и сидящие за нимимолодые люди, почтительно привставшие при моем появлении –видимо, уже сработала негласная служба внутреннего оповещения.

Опера встретили меня доброжелательно, мой заместитель провелменя в отдельный кабинет, где мне предстояло руководить отнынебоевой когортой подчиненных.

В течение всего дня я изучал основные направления работы итекущие приоритетные дела, с опаской постигая, что погружаюсь вбезграничную и бездонную трясину российского криминала, чьимасштабы в своей самонадеянности ранее не мог представить себе дажев общих чертах.

Каким образом наше Управление численностью в армейский батальонможет хоть как-то противостоять этой орде, не говоря о том, чтобынанести ей серьезный урон, являлось загадкой. Но опера былипарадоксально оптимистичны в перспективах и в результатах своейдеятельности, и ни тени уныния на их лицах я не заметил. Значит, внашей боеспособности существовали некие несомненные секреты. Нокакие? Хотя – возьмем гаишников и водителей. Одних –считаные тысячи, других – миллионы. И все миллионы безисключения проходят через лапы обладателей полосатых палок.

Листая принесенные мне документы, я задавал обтекаемые вопросы,боясь насторожить сотрудников некомпетентностью, и никакихсобственных волевых решений не выказывал, полагаясь на всестороннийопыт доставшихся мне в подчинение тертых и вертких профессионалов,от которых, как и от Решетова, веяло непоколебимой уверенностью исилой.

Собрав под вечер в своем кабинете ведущих сотрудников, яобъявил:

– Отдел работает продуктивно, но расслабляться не будем.Новаций не опасайтесь. Если в чем-то ошибусь – поправляйтесмело. И вообще рассчитываю на вашу помощь. Теперь готов выслушатьваши пожелания.

– А какие пожелания? – пожал плечами один изоперов – молоденький, низкорослый крепыш. – Чтобытам, – кивнул на потолок, – не мешали работать.

– Ну, в этом я посодействую по мере всех своих сил.

– На что и надеемся, – донеслась ленивая ремарка.

Я посмотрел на часы: через пять минут мое представление угенерала: вот, товарищи, министерский прыщ, перенесенный на нашездоровое туловище… Ну, раскланяюсь, заверю в добросовестной будущейработе… Именно так мне все теоретически и представлялось. И еще:что можно спросить с человека в его первый рабочий день?

Вежливо постучавшись в дверь, вошел мой заместитель –плотного сложения лысоватый мужик с непроницаемым лицом –немногословный, хмурый, но, чувствовалось, исполнительный инадежный служака.

– Вот папочка… – положил передо мной документы. –Почитайте на ходу… Я там кое-что обобщил в справках, пригодится. Аэто – шефу на подпись, надо улучить момент, чтобы онподмахнул, иначе застрянем в делах на полпути…

Я взял документы и пошел в приемную, на ходу листая бумаги илихорадочно пытаясь постичь их смысл.

Очень хотелось домой, к телевизору, к пиву, к домашним тапочками к уюту дивана; голова кружилась от обилия информации ивпечатлений, а к возникающим сомнениям в своей дееспособности хинойпримешивалась досада: ради чего я сунулся в эту круговерть? Ещесегодня утром я был человеком, отвечавшим лишь за себя и за своикуцые служебные обязанности, а теперь уже всем должен и, заикнись онормативах рабочего дня, окажусь в глазах окружающих никчемнымизгоем.

В приемной толклись суровые рослые мужики. Всем за сорок.Чугунные люди, я таких ментов раньше не видел. Особая порода.Именно порода. Те, из отделений, с которыми мне приводилосьпоневоле общаться раньше, – дворняжки по сравнению с этимиволкодавами. А министерские вальяжные интриганы и вовсе казалисьплюшевыми игрушками в сравнении с этой насупленной, налитойспокойной угрозой ратью. Недаром мне говорили, что в свою конторуРешетов набрал элиту милицейского сыска, прошедших все терниигладиаторов.

Совещание затянулось допоздна. И мое короткое представлениеутонуло в нем, как камень в омуте. С меня тотчас потребовалиответов по всей текучке отдела – как смежники, так иначальство.

«Вникаем», «работаем», «возьмем на контроль», –выкручивался я, то и дело обращаясь к шпаргалке, мудро выданной мнезаместителем и исходя по#том под пристальными взорами полицейскихпрофессионалов. Форы для новичков в их кругу не существовало. Колиназначен на место, месту соответствуй, это я уяснил сразу.

Но отболтаться мне все-таки удалось равно, как и получить массусведений о работе нашей могучей конторы.

И когда задвигались стулья в окончании диспутов и выволочек, яужом проскользнул мимо костюмов и мундиров к уставшему, а оттогоказавшемуся еще более мрачным шефу и доверительно сунулся к нему сбумагами:

– Очень надо подписать…

– Давай завтра.

– Завтра уже пойдет работа.

Скользнул стылым взглядом по тексту, потянулся за золотымпаркеровским пером, подписал, выцедил через неприязненнуюзаминку:

– На, забери. Хорошо начинаешь, настойчиво.

Уже на «ты».

И тут я понял: завтра я уже буду запросто отвечать нарукопожатия собравшихся здесь людей и приложу все усилия, чтобыстать среди них своим парнем, ибо судьба дает мне этот невероятныйшанс, и я обязан им воспользоваться, мне жизненно необходимоутвердиться здесь, на территории своей будущей судьбы. И иноговыбора душа моя не желала, ибо выбор этот был не случаен иутвержден, как мне казалось, кем-то, находящимся куда как выше всехземных чиновничьих олимпов. И может, в итоге я начертаюкогда-нибудь тот самый рапорт о добровольном своем увольнении изэтих стен, но до окончательной даты, проставленной на нем, пройдетеще тьма времени, которое и составит мою жизнь.

Глубоким вечером я уже собрался домой, но проходя мимопомещения, где обреталась компания оперов, машинально нажал наручку двери. Дверь раскрылась. Все сотрудники, несмотря на позднийчас, находились на месте, сгрудившись возле телевизора. Но смотрелиони не футбол, не кино, а видеозапись послания вымогателей своейжертве, у которой три дня назад похитили ребенка.

На видеозаписи и был запечатлен ребенок – мальчикдвенадцати лет, перепуганный до икоты, заклинавший родителейвыплатить за него выкуп, иначе бандиты отрежут ему голову.

Опера уже в сотый, наверное, раз, кадр за кадром просматривалиленту, пытаясь найти хоть какие-то детали, способные навести наслед преступников.

Я невольно присоединился к просмотру.

– Да никаких зацепок! – раздраженно промолвил мойзаместитель, остановив кадр на паузе.

И тут… Что значит свежий, незамыленный взгляд!

Меня посетило как бы благословение свыше. И уже рвались слова сязыка, но я удержал их, тщательно прикинул, насколько весомы моисоображения, а потом произнес:

– Так и чего головы ломаем, не пойму?.. Они же этой съемкойсебя слили…

Взоры подчиненных недоверчиво уставились на меня.

– Возвращай по кадру назад… – приказал я. – Нето, дальше… Не то. А вот здесь – стоп! Ну. Смотритевнимательно…

Прошло полминуты.

– И чего особенного? – раздался вопрос. –Мальчишка. Стул. Штора. Сервант с посудой.

– А теперь внимательно смотрим на верхнее стеклосерванта, – сказал я.

– Вот это да! – донеслось с восхищеннымприсвистом.

В стекле отражением от оконного проема размыто и блекло виднелсясилуэт моста, перекинутого через Москву-реку.

Фрагмент изображения укрупнили.

– Дом на Павелецкой набережной, – твердо констатировалодин из оперов. – Я рядом живу, не спутаю… Кстати. Так это же…практически вид из окон моей хаты! Этаж – от четвертого пошестой, судя по всему… Ну дела! Ищу заложника, а он в соседней,может быть, квартире, за стенкой!