Страница 12 из 117
– Вот и у меня тоже… – внезапно откликнулся Ангел.
– А у вас-то с чего? – неприязненно озаботился врач,покосившись в его сторону.
– Так… ведь это я – Бог!
Видимо, события прошедшей ночи каким-то образом повлияли наличностную самооценку нашего сотоварища.
Бог-старожил недоуменно обернулся в сторону своего бывшегоевангелиста. Вопросил с оторопью:
– Как?.. И ты?..
Выносивший за нами утки волонтер, смиренный косарь от армейскойповинности, обыкновенно не произносящий ни слова, с каменным лицомцеликом погруженного в себя страстотерпца, не удержавшись, прыснулкрысиным смешком, разрушив таким образом всю суть своейлегенды.
– Этого говноносца – в часть! – рявкнул главаконсилиума, злобно шевеля кустистыми бровями. – Раскололся,симулянт! Разведчика – в карцер! А с этими антисоветчиками…Волчий билет в зубы, и – чтоб дух их растаял!
На этом моя армейская эпопея крайне благополучно и скоропостижнозавершилась. Чему я был несказанно рад. Ведь если сравнить жизнь скнигой, то армия – это две страницы, вырванные на разворотеинтереснейшего сюжета!
Я попал на учет в психдиспансер и в анналы районного КГБ, приэтом давно и прочно числясь на контроле местной милиции ивышестоящих над ней инстанциях. Что, в общем-то, не огорчало.Ущемление в части некоторых прав не ограничивало основную свободудействий.
Да… было о чем мне вспомнить, сидя за чиновным столом вМинистерстве внутренних дел, ох было!
Генерал вызвал меня к себе под вечер, когда все шестерки из егосворы, куда, впрочем, на щенячьих правах входил и я, посматривалина часы, не чая, когда сиятельный начальник наконец-таки свалит иможно будет разойтись по домам, к женам и телевизорам.
Подобного рода вызов породил в стае немало разного рода версий инедоумений, ибо с чего большому шефу понадобился какой-то мелкиймайор? Но когда генерал-полковник распорядился принести чай длядвоих, а затем еще печенье и конфеты, в головах челяди бесповоротноутвердилось: неспроста! И даст нам еще этот племянник вице-премьеражару, проявит свою сущность, маскируемую ролью безропотногопростака!
Все это я без труда прочел на бесстрастных мордах стражейприемной, когда в пугливом образе покорного пса, не ведающего,каков будет каприз хозяина, посеменил к высоким двойным дверям егопокоев.
Тучный лысоватый шеф, одетый в гражданский костюм, крутился всвоем кресле, беспечно разговаривая с кем-то по телефону –одному из десятка, подобно боевым машинам в походе, расставленныхна приставном столике. Небрежно махнул мне рукой, затем матюгнулсяв сторону своего собеседника, мол, занят, отстань, и указал мне накресло – ближайшее к нему за столом заседаний.
– Ну, Юра, как служится?
– Замечательно, товарищ генерал…
– Не скучно у нас после «земли»?
– Это – есть… – произнес я осторожно.
– Ну, в принципе да… – внезапно озаботился он, надувщеки. И, выждав, когда секретарша установит поднос с чаем изатворит за собой дверь, продолжил, усаживаясь напротив: –Отзывы о тебе положительные, работник ты дисциплинированный,коллективом принят… Но если скучно, давай подыщем тебе местечкопогорячее, тем более есть тут перспективы развития, будем некоторыеслужбы укреплять…
– Как скажете, – промямлил я.
– Ну, это я подумаю. – Крепкими волосатыми пальцами онразломал румяную баранку, прихлебнул чай, выдохнув горячийпарок. – Может, коньячку? – предложил доверительно, сподмигом.
– Да ну что вы… – Я искренне испугался. Выйди я сзапахом в приемную, наживу десяток врагов.
Он усмешливо посмотрел на дверь. Качнул головой понятливо. Вновьвзял бараночку – одноразовый эспандер.
– Ну, в общем-то, верно, – заметил сдобродушием. – Чего на волков говядиной дышать? Если брюхо непорвут, то холку натреплют. Но ты, коли чего – не дрейфь, знаюя этих интриганов продуманных… Лично ко мне и без стеснений, я ихвсех рассужу… – И кулачком маленьким, но твердым пристукнул постолешнице, опасливо екнувшей.
Я вдумчиво кивнул, полагая, что разговаривать со старшим позванию лучше всего молча.
– Скажу прямо: помощь твоя нужна, – непринужденнопродолжил он. – Ты чай-то пей, не брезгуй…
– Да что вы…
– А я вот что: остро необходима поддержка Николая Ивановичапо деликатному вопросу.
До меня мгновенно дошло: я должен оказать протекцию кому-то иличему-то через своего якобы дядю. Кранты. Можно писать рапорт. Прямосейчас. После чая с баранками. Дескать, принесите счет, все быловкусно.
– Какой вопрос? – спросил я недрогнувшим голосом.
– К нему в аппарат утверждают некоего Федяевского, –как по-писаному продолжил он. – Николай Иванович в курсе, но…Есть, короче, доброжелатели, сеются сомнения всякие, аФедяевский – мужик стоящий и крепко в дальнейшем поможет. Нампоможет! – добавил глубокомысленно. И указал пальцем мне вгрудь со значением, а после перевел его на себя. – Это я тебеотвечаю.
Такая его доверительность и прямолинейность, как я сразу жеуяснил, предусматривала ответ, исключавший всякую обтекаемостьформы и лукавства в содержании. И даже неверный тон ответа означалначальственное разочарование в моей персоне и дальнейший карьерныйпровал.
Я спокойно отхлебнул чай. Поставил чашку на место. Произнес сухои веско:
– Сделаю, что смогу.
– Когда? – Он смотрел на меня в упор, не отводявзгляда многоопытного, неотступного, как росомаха, хищника. Такие ивыбиваются в милицейские генералы из самых жестких исообразительных оперов, неутомимых и властных стратегов, безоглядки шагающих по трупам.
– Сегодня.
– Хмм… – Он озадаченно дернул бровью. – Ну, чтоже… Дерзай. Если какие вопросы, вот карточка, тут мой мобильный. Ине стесняйся называть меня Владимиром Иосифовичем, имя у менятакое…
Это была уже высшая степень доверия. Номер мобильного телефонашефа знали единицы из непосредственно и близко к немуприближенных.
Я вышел из кабинета со звоном в ушах. И видимо, с таким мрачнымвыражением физиономии, что мыслишки шестерок мгновенно сбились сориентации, растеклись в стороны слепым разбродом, как ручей,перегороженный брякнувшейся на него бетонной плитой. Но конечно же,ни вопроса, ни намека. Маскообразные физиономии прожженныхаппаратчиков. Должностные лики. Шкатулки с дутыми секретами.Говорящие статуи, часть декора приемной.
Из служебного сортира я незамедлительно позвонил Юре в Америку.Сортир, как мне говорили, прослушивался службой собственнойбезопасности, поскольку совмещал в себе курилку и, соответственно,место праздных бесед. Однако говорил я иносказательно, не обозначаяни имен, ни должностей фигурировавших в моей грядущей катастрофелиц. Разве, на минуту отлучившись в коридор, назвал полушепотомфамилию соискателя Федяевского.
Юра отмежевываться от моих проблем не стал, хотя и всерьезозаботился весомостью поставленной передо мной задачи. А потомсказал:
– Хрен с ним, поговорю с дядей. Скажу, коли меня сюдаблагодаря ему занесло, пусть поможет, чтобы не вынесло. Край,скажу, выручи.
Я выслушивал его, тупо изучая висевший над писсуаром листок сотпечатанным текстом, озаглавленным как «Рекомендация поиспользованию писсуаров».
«Для тех… которые вышли из леса или спустились с гор» –так начинался текст, а дальше следовала приписка местныхостряков:
«Или для тех, кто написал эту рекомендацию».
«Не рекомендуется бросать в писсуары окурки от сигарет ипапирос».
Приписка:
«Косяков. Их потом чертовски труднораскуривать».
«Обертки от конфет и жевательной резинки».
Рукописные добавления:
«Использованные кондомы и упаковки от них.
Агентурные сообщения и записки».
«Настоятельно рекомендуется справлять в писсуары толькоестественные надобности».
Стеб:
«А именно: мыть ноги, голову, подмываться и дажеписать!»
Постскриптум шариковой ручкой:
«После отстоя пены нажать на белую кнопку. Ждатьрезультата необязательно».
Ответный звонок Юры застал меня по дороге к дому.
– Обещал буквально сегодня… – запыхавшимся голосомсообщил Юра. – Еле прорвался к нему через помощника, гадюкунепробиваемую… Так что надейся. И меня информируй. Я такие историистрасть как люблю.