Страница 110 из 117
– Шеф просил передать, что и вы, и Есин освобождаетесь отобязанностей присутствия у него на совещаниях…
– Это как? – невольно удивился я, хотя резанувшее слухи жирно подчеркнутое «вы» натолкнуло на соображения…
– Все вопросы к Шлюпину, – отрезал Евграфьев. –Он – ваш непосредственный руководитель. Какие-либо обращения кначальнику управления – исключительно с его санкции.
Я понял: приплыли…
– Слушай, – сказал я зло, – чего ты тутвыпендриваешься, как муха на аэродроме? Мы же еще вчера ходили вобнимку… Объясни толком, чего приключилось? Откуда такая переменаклимата?
– И еще, – словно не слушая меня, произнес он. –Вам запрещается вступать в контакты с кем-либо из работниковпосольства США. Вопросы международного сотрудничества возложены наиного сотрудника.
– И на какого, интересно?
– Хорошо… – подумав, ответил он. – Наоперуполномоченного по особым поручениям Акимова.
Сюрприз…
– Так ты мне скажи по-человечески, в чем, собственно,дело? – спросил я. – Рапорт на увольнение вам нужен?Пожалуйста!
Он приблизился ко мне, вылупив свои мутные выпуклые глаза.Произнес на полушепоте:
– Зачем встречался с Есиным? Разговор ваш тебепредъявить?
«Да, прокол», – мелькнуло у меня.
– На тебя составлена справка по твоим связям скоммерческими структурами, по выдаче удостоверений членовСовета – их выдано около пятисот, и за каждое, по оперативнымданным, платилась сумма от двух до десяти тысяч долларов! Натебе – букет вымогательств и злоупотреблений, фактынесанкционированных встреч с лидерами преступных группировок!
Откуда ветер, я понял – от Акимова.
– Давайте доказывать…
– Тебе это надо? – нахмурился Евграфьев. Затемотмахнулся устало ожиревшей рукой: – Ладно бы это… Тут естькое-что другое… Лично я от тебя ничего плохого не видел, скажупо-дружески… Твоя дочь – американская гражданка. Будешьотрицать?
– Нет, но это решение жены. Хотя что я несу? Понятно. Япотенциальный американский шпион.
– Шлюпин вчера сказал шефу, – многозначительноусмехнулся Евграфьев, – что не удивится, если выяснится, чтоза океаном благодаря всяческим заслугам ты сумел подготовить себеобеспеченное будущее…
– Вот это новость! – восхитился я горько, сам жеотдавая должное изощренному полицейскому нюху старого опера. –На меня веет тридцать седьмым годом прошлого столетия…
– Может, его и стоить повторить! – с убеждениемпроизнес Евграфьев. – Во имя чистоты рядов…
– Так мне писать рапорт или как?
Он помолчал, приложив ладонь ко лбу и вспоминая, вероятно, нашидружеские попойки, мое участие в его бытовых неурядицах,ресторанные счета, оплаченные мною, равно как устройство емубесплатной мобильной телефонной связи, приписку в госпиталь ФСБ ипрочие милые мелочи, включавшие бесплатных шлюх в частных банях сбассейнами и изысканную снедь с подведомственных рынков.
Перевесило материальное…
– Я бьюсь, как могу, – проронил он мрачно. – Затебя… Сиди тихо, надо выждать время…
И я, сухо кивнув, покинул его кабинет. Понимая – все,складывай весла, причал близок…
Отправился на Лубянку, в очередной напросившись на свидание кОлейникову.
С порога доложил ему о несуразностях в отношениях с новымруководством конторы, надеясь, естественно, на поддержку.
Выслушав меня, он непонятно и добродушно рассмеялся, поигралглазами, а после сказал:
– Юра, дорогой, все просто: питерские меняют команду. У насв конторе аналогичные катаклизмы. Знаешь, как мы их называем?«Блокадники». Блокада прорвана, открыта дорога жизни за хлебомнасущным и за бесплатными московскими квартирами. Итог:нескончаемый поток беженцев, цепляющихся друг за друга, бредущих вбольшую политику и на теплые места, откуда надо скинуть ныневосседающих на них. А у тебя одно преимущество в их глазах: тыживешь на Ленинградском проспекте, что в некоторой степени тебя сними роднит. Но, увы, в квартире, в которой не должен жить честныймилиционер… Кстати, нам повезло, что у нас президент родом не изТатарстана. Мы избежали нового ига.
– Ну, и чего? Лапы в гору? – хмуро вопросил я. –Сдаемся?
– Думаю, – произнес он, пожав плечами, – возможенвариант твоего перехода под мое крыло. Но – позже. Посколькуна следующей неделе я меняю место службы. У меня аналогичные,доверюсь тебе, проблемы…
– Вот так! – восхитился я кисло.
– Ага.
– И куда устремились?
– В заместители председатели правления уважаемого, у всехна слуху и устах банка…
– Неплохо!
– Вот и я так думаю… А вчера, поздравь, утвержден наобщественную должность! Назначен старшим по подъезду нашего дома.Каков финал карьеры, а? – Он засмеялся, сокрушенно качаяголовой.
– Так мне напоминать о своем существовании в ближайшембудущем?
– Почему бы нет? – откликнулся он бодро. – Авосьпригодишься. – Помедлил, пожевав губами. – А с ментовкойсвоей кончай, – произнес брезгливо. – Без сожалений. Тыслучаем был выкинут в рискованную, смертельно опасную зону, сумелна ней выжить, что-то заработать, пора завязать с этим сомнительнымказино. Ни о чем не сожалея. Тем более над тобой висят и серп, имолот… Все к лучшему, Юра. Бог спасает тебя, выталкивая из ада… Тык аду привык, в этом суть твоих метаний по спасению должности. Аона слова доброго не стоит. Хотя… и опыта жизненного ты на нейподнабрался, и личность она твою выпестовала, да и средствподбросила значительных… А теперь – остановись. Оглянись. Ивыбери новую дорогу. Не бейся за продвижение в тупике, там ничегонет. Поблатовал ты, потом – поментовал, отныне же – хватит!
Я вышел на улицу, совершенно оглушенный, чувствуя себяголеньким, беззащитным и – совершенно потерянным.
Да, у меня были деньги, связи, я ни в чем не нуждался и мог бы,вероятно, всю оставшуюся жизнь пролежать на диване или сподобитьсяна кругосветные путешествия по курортам, однако как прожить безнаркотика власти и круговерти дел? Без них теперь я загнусь, какрастение без воды.
Устроиться к Олейникову в банк, пристяжной лошадкой в службубезопасности? Даже ее руководителем… Получать зарплату, ходить натихую службу, разбираться со всякими разностями, окопавшись вбумагах?.. Разве сравнится это с моим сегодняшним предводительствомкапитана пиратского брига, омываемого волнами полновесной жизни,плененного лихими ветрами удач и столкновений, будоражащими командуверных моих оперов?
Да и кто я без них, без команды?..
Отправился домой с намерением в первый раз поплакаться жене,посоветоваться с ней.
Ступил в прихожую с букетом цветочков и с шампанским, начав едвали не с порога:
– Оленька, у меня, по-моему, сегодня знаменательный день,надо его отметить…
Хмуро покосившись на меня, она ушла вглубь квартиры.
– Ты не в настроении? – крикнул я, снимая башмак и, вобмирании сердцем, уясняя, что неприятности продолжаются,наступившая черная полоса ширится, жирнеет и поглощает меня сголовой. – Что случилось, ответь?
Она вернулась, поджав губы, произнесла отчужденно:
– Юра, нам придется поговорить. Крупно и неприятно.
– Ну-ну… – Я прошел на кухню.
– Ужинать будешь?
– Нет, чай и пирожок… С шампанским, кажется, я неугадал.
– Юра, у нас – не получилось, – произнесла онапосле тяжелой, трудной, на зубах застревающей паузы. – Яухожу. Маша у моей мамы, я осталась здесь, чтобы подвестичерту.
На меня обрушилась обморочная оторопь.
– Ну, – промолвил через силу, – излагайподробности…
И профессиональная актриса, замечательно, чувствуется,поработавшая над ролью в собственном сценарии, изложила:
– Мы – разные люди. Разные в своих устремлениях, вотношении к жизни. В этом никто не виноват. И никто не принуждаетнас приноравливаться один к другому. Ты мне попросту скучен. Тыотличный мужик, причем во всех отношениях, но мне бесконечноодиноко с тобой. Ты – вне круга моих интересов, моихпредставлений о бытии, моих принципов, наконец. Тебе наплевать нато, чем живу, чем горжусь и к чему стремлюсь я. Ты – чиновник,обыватель, зарабатыватель энных сумм, умножитель имущества и благ…Я множество раз приглашала тебя на театральные и кинопремьеры, навстречи с замечательными людьми, а ты отмахивался, дескать, у тебясвой театр, свое кино и выдающиеся персонажи по десятку на дню,отстаньте, леди. И утыкался в телевизор. Чем ты живешь – незнаю…