Страница 109 из 117
Недаром по пьянке Евграфьев поведал мне, что у нашего шефа, сего подачи ко мне внезапно подобревшего, на даче под Питером,бывшем загородным домом шефа НКВД их области, отстроенном еще вдостопамятных тридцатых годах прошлого столетия, стальные, вполсантиметра, полы. Такие не прогниют. И по таким, кося глазом и,закидывая голову дурашливо и горделиво, вещал он, будут ходитьлюди, что на века.
На века… И где он, этот прошлый хозяин дома, капэсэсовец избывшего Чека?.. В какой безымянной могиле покоится егопростреленный пулей соратников череп?
Внезапно мне позвонил Филиппенко. Спросил, может ли говоритьсвободно: то есть не прослушивается ли телефон?
– Гони напрямую… – сказал я. – Чего намтерять…
– Я слышал, ты в контакте с новым руководством… –промямлил он. – Договорись, Юра, а то с валидола не слезаю:пусть отстанут, я сдам все дела прокурора известной тебе области иначальника ГУВД. Там страшное месиво! Там такое! Все вскрою, всеизложу… Но чтобы – отлипли, а? Прошу не запросто так, внакладе не будешь…
– Но там же твой братец в делах…
– Братец… вывернется. Думаю…
– Ну, хорошо…
Я положил трубку. Усмехнулся. Да, парень дошел до края. И нехватало мне озвучивать его подлые предложения, нарываться лишнийраз, нашел доброхота.
Евграфьев тем временем посвящал меня в тайное, стратегиейКастрыкина одухотворенное: все ключевые должности в конторе должнызанять люди, преданные питерской Системе, выходцы из нее, а я же,милостью Кастрыкина, читай – Евграфьева, остаюсь на прежнейпозиции как редчайшее исключение. Этакий полицай из местных,нанятый оккупантами, доверенный держиморда, должный бытьблагодарным и послушным прихлебателем.
Ну, и как бороться с этими уродами, с шакальей стаей, милостивопринявшей меня в свое пакостное сообщество, живущее не реальнойработой, пусть и с двусмысленными дивидендами, а исключительновнутриведомственными интригами и стремлением к должностнымрегалиям?
Пошел в свой кабинет, пригорюнился. Машинально включилрадио.
И в слух, и в сознание мое вклинился с болезненным и яростнымнадрывом под колкий перебор струн хрипловатый, знакомый всей странебаритон:
Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчьих не знавшие кличей.
Это – псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей…
Просто в «десятку» – сообразно моему положению инастроению.
Зазвонил внутренний телефон.
Евграфьев, неугомонная сволочь, мать его…
– Юра, зайди…
Зашел. И – оторопел.
В кабинете за журнальным столиком сидели Евграфьев и Акимов,пили выдержанный коньяк из фужеров, увенчанных въевшейся в стеклозолотой эмблемой конторы. В качестве закуски на столе теснилисьоткрытые банки черной икры – явный конфискат из есинскихзапасов.
– Садись, – приобняв меня за плечи, молвил Евграфьев,определяя мне стул напротив Акимова, степенно мнекивнувшего. – Вот, – доложил пьяно, указав на своеговизави. – Наш товарищ. Представлять не нужно… – Меленькорассмеялся. Затем пояснил снисходительно: – Нашлись, понимаешьли, общие друзья, как и у нас с тобой, помогли рассмотретьчеловека… То есть – объединяемся в правильную команду… За нееи выпьем! – Предложил, икнув.
Я мгновенно оценил ситуацию. Акимов порывшись в своих связях,нашел персонажей, способных сделать ему протекцию, персонажи на неесподобились, и теперь он втерся в доверие к новой команде,по-прежнему ненавидя меня, также приближенного к ней в качествехолуя, но негативных определений в мой адрес не допуская – ибомало ли что?!
– Ребята! – произнес Евграфьев вдохновенно. –Собрал я вас по святому поводу: надо снимать Есина. Дело –серьезное, как революция. Давайте решать, шеф требует значимыхтелодвижений… Нужна информация о злоупотреблениях. Чтоб не на голомместе…
– Так чего проще? – небрежно откликнулся Акимов,по-хозяйски прихлебывая чай из домашней фаянсовой кружки. –Служба собственной безопасности его не сдаст: она в обиде за своеугнетение, да и вообще за штатом благодаря своей поддержкеФилиппенко, но ведь можно напрячь их оперов за обещания светлогобудущего?.. Они многое знают. А Юра попросит нашего куратора изФСБ, он к нему расположен по ряду причин… А у куратора информации,причем под официальной шапкой их конторы, – зачитаешься…
Я понял: разговор подготовлен и со мной ведется игра. Акимов внадежде на повышение рвет подметки, решив тонко использоватьменя – и в самом деле способного привлечь на питерскуюсторону, жаждавшую захватить верховенство над нашим экономическимдепартаментом, надзирающих над нами чекистов, прекрасноосведомленных о моем статусе советника их высокопоставленногоруководителя.
Акимов, сунув руки в карманы брюк, подошел к окну, невидящевсматриваясь в белесые московские просторы.
Это был окончательно отчужденный от меня, явный и опасный враг.Я понял это сердцем.
И тут заметил втиснутый за его ремень «ТТ» с черной, вертикальнорифленой рукоятью. Удобный, плоский, словно просящийся владонь…
«Чего ты с «Тотошей»? – едва не сорвалось у меня с языка, адальше шальные мысли побежали как по накатанному: попрошу изпустого интереса осмотреть оружие, он вручит мне его с неохотой,далее, убедившись в наличии патронов, я пущу пулю в лоб гнусногоЕвграфьева, а потом – закончу отношения с Акимовым.
Только мой табельный «Макаров» хранился в служебной оружейке, анаградной «Стечкин» – дома. И никак не вырисовывалась приэтаком раскладе ссора Акимова с нашим тыловиком, закончившаясяпущенной им в питерского варяга пулей, и мое вмешательство в данноебезобразие, тем же способом завершенное. Ибо, как предполагалаверсия, вошел я в кабинет с грянувшим в нем выстрелом, выхватилмашинально оружие и, увидев направленный на меня ствол…
И всей душой, всем ясным и убежденным сознанием я понял, чтосейчас бы совершил это, держи палец на спусковом крючке…
И все бы изменилось. К лучшему, к худшему – неважно.
О чем это я? Вот же наваждение… Чур, меня. Дохожу до ручки.
– Задачу понял, – откликнулся я, выпил коньяка ссобутыльниками по вынужденному случаю, изнемогая от ненависти кним, и деликатно покинул кабинет.
Выдернул на встречу Есина. Симпатий к нему я отродясь неиспытывал, но в нашем лихом тандеме он никогда не юлил, подлостейне допускал, к тому же простил мне свое ограбление, чьиминициатором меня бесповоротно считал, как бы я ни отпирался, аотпираться приходилось; а потому по определению своей натуры я немог на сей раз поступить c ним бесчестно.
– Договорись с чекистами, не иди на конфронтацию, –посоветовал он, выслушав меня. – Только пусть дадут материалывторосортные, сомнительные в доказательности. Ты им так объясни:поднесут горячие пироги – сами ими же и подавятся из-за своегонепринципиального подхода к делу. То есть возникнут вопросы: кудаглядели, где выводы, объясните природу лояльности ибездействия…
– Думаешь, удержимся?
– Не впервой, – ответил он. Но не очень уверенно.
– Но этот жердь не даст нам с тобой дышать и в полноздри…Как жить?
– Он здесь ненадолго, – отмахнулся Есин. –Покуролесит и свалит. Я слышал, его готовят в замы Генеральногопрокурора. Это ему ближе, он теоретик. А у нас – реальнаяжизнь. Реальные бандиты, народная экономика, идущие в руки деньги.У нас не цирк, чтобы клоуны командовали представлением.Задача – пережить их главенствующее присутствие на арене. Апока пусть тешатся. Странно… – Усмехнулся презрительно. –Откуда выползли эти гниды? Я бы их в нашей проходной не поставил быи ворота открывать… А вон оно – командуют парадом! Может,они – космические пришельцы, может, их кто-то извне заслал,термитов? Для очередного злокозненного опыта над мирноразвивающимся человечеством?
– Все допускаю, – вздохнул я, впервые чувствуя себя вкомпании этого негодяя в нашей общей беде полнейшим его союзником итоварищем.
Однако договариваться с чекистами не пришлось: на следующий деньменя вызвал к себе Евграфьев, на сей раз редко и удивительнотрезвый, сдержанным жестом пригласил присесть на стул иобъявил: