Главное управление

Он, конечно же, ничего не ведал ни об оперативных комбинациях,ни о тонкостях внедрения в банды, ни об агентурных играх, ни остратегических направлениях деятельности криминальных сфер, ни овербовке в их ряды новых солдат, ни о ежедневно меняющейсяобстановке во взаимоотношениях их лидеров, ни о разделах рынковвлияния, внутренней конкуренции и внешнего доминирования вкриминальных сообществах…

И когда я выходил из его кабинета, уяснил спиной: рад бы он менясожрать, сменив на свою шестерку, да и наговорили ему обо мне пятькуч навоза на дюжину телег, но кем меня заменить? Питерскимновичком, должным годы пропахать, прежде чем врастет в столицу с еетаинствами, особой от иной России атмосферой и историей, знакомой иродной мне, но никак не пришельцам с серых невских просторов.

С другой стороны, я не очень-то и обольщался своей неуязвимостьюи незаменимостью, уясняя с каждым днем, что логики в действияхнового начальства обнаруживается немного, а спесивыхскоропалительных решений – немерено.

В качестве показательной жертвы в образе зажравшегося отвнебюджетных щедрот коррупционера окончательно погорел Филиппенко,ибо на его политический труп решили вылить дополнительную бочкубензина.

Прецедентом явилось охотхозяйство, основанное им при поддержке ипопустительстве ушедшего в безвластие Коромыслова, нынеприслуживающего в шефах безопасности какой-то компании, ведающейдорожными ремонтными работами.

На совещании у Кастрыкина новый командующим тылом Евграфьев,вращая своими белесыми буркалами, с напором и с идейнымнегодованием поведал поникшему собранию о чудовищном должностномцинизме в самой философии возведения подобного объекта и воззвал кслужебному расследованию, изучению источников финансированиястройки и привлечению к ответственности всех причастных к даннойнесообразности лиц.

Я с тихой грустью припомнил самонадеянного краснорожегоФилиппенко, с энтузиазмом изыскивающего средства на трактор илошадей во благо своего отдохновенного пребывания среди березок иосин у мангала с шашлыком, дымком над баней и выскакивающими из еепарной, дабы остудить сочные телеса, зарумянившимися девками…

– И существует подозрение, что этот якобы общественныйобъект господин Филиппенко намеревался приватизировать, используясвои личные связи в органах местной власти! – проникновеннодоложил Евграфьев, нахмурив свою жирную физиономию и подняв палецвверх внушительно. – Интересно, куда смотрела служба нашейсобственной безопасности?

Сидевший напротив него начальник службы, друг Филиппепко,сначала зарделся стыдливо, а потом ощутимо побледнел.

Кастрыкин посмотрел на него убедительно – вскользь, но сопасным, ничего хорошего не сулящим прищуром.

Шлюпин, томящийся по правую руку Кастрыкина, сосредоточенноподжимал губы, послушно кивая головой, как сонная лошадь. Каким-точудом, видимо, по угодничеству своему в Администрации, чьи наказывоспринимались им как глас Всевышнего, он получил прежнюю должностьпервого заместителя шефа. То, что строительство охотхозяйстваактивно развивалось при его руководстве управлением, в вину емуникто не ставил. Наверняка он оправдался Коромысловым, кому какзаместителю министра, учредившего данное сомнительное предприятие,не мог противоречить сообразно субординации. Да и представить себежелчного скучного Шлюпина, сухого и серого, как зачерствелоеполено, в процедурах охоты, бани и развлечений с распутнымидевушками было сложнее, нежели монахиню, заглянувшую надискотеку.

К ответу привлекли Абрикосова, ибо через его лавочку шли деньгина возведение загородных хором, но тот с легкостью отбоярился отвсех наветов: у него общественный фонд, средства перечислялисьсообразно официальным письмам, подписанным Коромысловым по целевымназначениям, за что он был награжден именными часами и официальнойблагодарностью как начальника управления, так и министра, так чтокакие, ребята, претензии?

Кастрыкин, без труда уяснив, что средства на баню, лошадей итрактора поступали в фонд силами оперативных служб, труднозадумался, но затем, сделав целесообразный для себя вывод, вопрос оправедности финансовых источников выпрямлять в восклицательный знакне стал и оставил непотопляемого Абрикосова в своемхозяйственно-общественном активе.

Да кто бы и сомневался в таком решении!

А вот под Есиным почва закачалась зыбко и угрожающе.

Он находился на самой хлебной, определяющей и регулирующеймногие интересы позиции, вожделенной для неисчислимого роя алчныхконкурентов, и все теперь зависело от одного простого вопроса:сумеет ли он договориться с Кастрыкиным или нет?

Но и я, и сам Есин полагали: прямые и откровенные переговорынедопустимы. Новый шеф, проповедующий пускай голословные, нонепререкаемые в его присутствии уложения о недопустимостикоррупции, мог использовать любую возможность в склонении его ковзяточестничеству как предлог категорического увольнения любого еговербовщика из органов.

Действовать на полутонах? Но как? Тем более что стоилоКастрыкину сменить Есина на своего человека? А далее – оставивпрежний аппарат сотрудников, кто в расчете на стабильность своихдолжностей сольет весь компромат на прежнего шефа, принудить его,аппарат, работать в прежнем режиме, переведя на себя все связи скоммерсантами… Задача трудоемкая, но несомненно решаемая.

Есин, которому благоволила Администрация, в устойчивости своегоположения конечно же полагался на нее, как и Шлюпин, да и я,обзаведшийся там прочными связями. Но в какой-то момент, когда язашел к Кастрыкину по вопросу, касающегося интересов мэра города иза благополучное решение вопроса в пользу мэра походатайствовал,жердь за командным столом, подняв на меня стеклянные зенки,презрительно вопросил:

– А что вас заставляет соблюдать столь либеральнуюпозицию?

– Мы могли бы обойтись разъяснительной работой… –пожал я плечами. – Люди допустили ошибки, да. Но за их спинойрепутация градоначальника…

– А кто он такой, этот градоначальник? – на злобномвыдохе продолжил он. – Ну?

Я предусмотрительно промолчал.

– Он – кто? Бог или царь? – давил он вопросами,упираясь в меня стылым взором. – Вот… – Не глядя, указалдлинным пальцем на портрет, висящий за его спиной. – Воттам – мой начальник. У которого этих мэров под ногтем… Выидите к себе, посчитайте, сколько городов в России… Свободны.

Ну, и я пошел себе. Не города подсчитывать, а постаратьсяпонять, как неожиданно поскользнулся и как выгляжу отныне в глазахКастрыкина, дав ему подтверждение в своих связях скоррупционно-разложенным руководством столичных чиновных деятелей,ненавидимых им. То ли – по справедливости, то ли – иззависти к их доходам и к капиталу. Я их тоже не очень-то жаловал,но кто бы я был без них в свое время? При том же Сливкине…

С другой стороны, принципиальность Кастрыкина я бы нынеподдержал обеими руками. Но на чем его принципиальность держалась?На стремлении к переделу власти, не более того.

На смену мошенникам и негодяям, свое отворовавшим, приходилидругие лица, возможно, о будущей своей роли казнокрадов и мздоимцевне ведающие, одурманенные лозунгами реформ, с высокимисловоречениями на устах, но – патологически устремленные квласти, а значит – к деньгам, ведь власть всегда подразумеваладеньги огромные и неправедные, превращая обладающих ими в тех жегангстеров, чьих собратьев, менее удачливых и сообразительных, изсамостийного уголовного мира, я каждодневно по долгу службы упекална нары.

Между тем борьба за чистоту рядов и помыслов в конторе закипалачерез край, куда с добром деваться!

Историческую аналогию происходящему являли собой органы ЧК,громившие прогнившую царскую охранку, не иначе.

Продолжился процесс добивания скинутого с должности Филиппенко.Комиссия в составе всемогущего на сей исторический моментЕвграфьева двинулась, озаряя себя вспышками синих и красных мигалокв охотхозяйство, где по приезде столкнулась с охраной из местныхдремучих ментов, попросившей сиятельную делегацию обождать у ворот,покуда она, охрана, не свяжется со своим руководством. Данноепредложение было расценено Евграфьевым, полагавшим себя отнынепупом земли, как сопротивление властям. Дело усугубили и мирноболтавшиеся за спинами лесников второй линии гражданской обороны,берданки, давшие возможность охарактеризовать сопротивление какпринципиально вооруженное. Хорошо – устно, в благодарное ухожелающего выслушать именно таковой бред Кастрыкина.