Страница 103 из 117
После пошла кампания за чистоту лексической национальнойтрадиции в служебной документации.
– Употребляем недопустимое количество иностранных слов всправках и в протоколах, – вещал Шлюпин на очередномсовещании. – Предлагаю вашему вниманию пример объяснительнойзаписки: «Поскольку мне пришлось покинуть помещение, где находилсязадержанный преступник, я зафиксировал киллера наручниками убатареи центрального отопления, но когда вернулся обратно,свободной рукой он вызывающе занимался онанизмом, семантическиотождествляя данный нонсенс с аббревиатурой нашего министерства,что вынудило меня на радикальные действия, в дальнейшемспроецированные в жалобе потерпевшего…» – Шлюпинпрервался. – Откуда взялось это иностранное «киллер»? –молвил брезгливо. – Есть прекрасное и адекватное, я бы сказал,русское слово: «убийца»… «Аббревиатура», «семантически»… Мыотрываемся от истоков языка.
– А чего с «онанизмом» делать? – вопросил один изначальников отделов туповато.
– Ну… можно назвать это… самообладанием, – подумав,молвил Шлюпин. – Впрочем, это неудачно, наверное. Словоперманентного свойства, аналог подобрать нелегко… Да! – вдругприпомнил он. – Но есть ведь другие артисты! Вчера читаюпротокол. Составлен нашим молодым сотрудником. Извольте послушать,как протокол начинается: «Вечерело, лаяли собаки…» Господаначальники отделов! Вы куда смотрите? Вы хотя бы из интересачитаете творчество подчиненных? Скоро здесь будет литературныйкружок! Зеленая, так сказать, лампа…
Тут прозвенел телефон спецсвязи, стоявший на приставном столике,Шлюпин снял трубку, выслушал неведомого собеседника, после чеговытаращил глаза и, отвалив челюсть ошарашено, просипел, оглядевсобрание:
– Все свободны, товарищи…
И собрание бодро задвигало стульями, расходясь. И каждый,конечно же, торопился в свой кабинет, ибо на физиономии генералачитались такие потерянность и уныние, подразумевавшие некуюглобальную для всех нас новость, что первостепенной задачейследовало новость узнать, уяснить, а далее вычислять, какого родаочередная неизвестность накроет контору и как нам предстоит в ней,неизвестности, выживать.
Через полчаса секрет ошеломленности Шлюпина раскрылся:Коромыслов проиграл схватку за кресло министра, но, хотя иоставался в заместителях, судьба его была предрешена: новый хозяинМВД не любил амбициозных подручных, да еще и с историей ихпротивостояния его карьерному росту, а потому на дальнейшейслужебной перспективе уважаемого Федора Сергеевича можно былопоставить гранитный могильный крест. В два его роста.
Позвонил Жбанову.
– Слышал?
– Да, большое несчастье…
– Да плевать мне на этого Коромыслова. Что будет у нас вконторе? Утвердят Шлюпина, или возможны варианты с моейперсоной?
– Ничего неизвестно, все шатко…
Весь следующий день я добывал информацию о настроениях в верхахпо поводу кандидата на шефа конторы.
И – добыл ее, малоутешительную. Выбор персоны на роль главынашего ведомства взял на себя Президент. Лично. Ознакомившись,естественно, со списком предлагаемых на руководство персонажей.
Но какие именно мысли по данному поводу бродили в голове первоголица государства, не знал никто. А уж повлиять на них мог толькогосподь Бог, чьим помазанником он являлся.
К тому же, надо отдать должное, рекомендации рекомендуемых ирекомендовавших президент анализировал холодно, беспристрастно, наповоду у чувств не шел, а руководствовался исключительноцелесообразностью – в лучших традициях той секретной службы,где некогда тянул лямку.
Оставалось одно: ждать.
Но душу мою бередило предчувствие непоправимых перемен, и пустоеожидание их представлялось занятием никчемным, трусливым, цепляниемизломанными ногтями за гладкую стену, с которой я неуклоннососкальзывал.
Была и иная аллегория: я напоминал себе летчика, готовящегосясовершить посадку лайнера, исчерпавшего запас керосина, на некуюаварийную полосу.
Лайнер еще пребывал на рабочей высоте, снижения его крейсерскойскорости не ощущалось, но я-то знал, что и топливный, и физическийресурсы выработаны, что истекающие мгновения уверенного парениябезжалостно кратки и надо аккуратно снижаться на подходящий ровныйбетон под шасси, выгадав маневр, остаток топлива и надежныйаэродром.
Только какой?
Позвонил шпион Жбанов:
– Ты срочно нужен, жду.
Естественно, пришлось тащиться к нему на рандеву.
– У нас есть информация, что Олейников плотно работает поХодоровскому, – начал он с места в карьер. – Ты вкурсе?
– Понятия не имею, – хмыкнул я, внутреннеподобравшись.
– И есть информация, что по уголовным шахерам-махерамХодоровского сведения ему сливаешь ты, – продолжил он.
– Забавные слухи, – откликнулся я, размышляя, что вокружении генерала существует двурушник, которого непременноследует разоблачить.
– Хорошо, поставим задачу иначе, – внезапнымпосуровевшим тоном произнес он. – Надо внушить Олейниковусимпатии к хорошему парню, готовому щедро отблагодарить вас, заподдержку и отстранение его от всяческих инсинуаций спецслужб.Уничтожить ядовитые материалы, составить список всех умников, ктосунул нос за кулисы…
– С последующей их ликвидацией? – спросил я.
– Какая тебе, на хрен, разница?.. Ну? Ясно?
– По-моему, ты нервничаешь, – произнес я мягко. –Тебя, чувствуется, всерьез напрягли заокеанские боссы. Их можнопонять: сплошные провалы лучезарных надежд относительно всякогорода кадровых назначений. И ситуацией твои хозяева не владеют. Апотому, господин Жбанов, учти для себя: надежды на всемогуществонаших покровителей – всего лишь иллюзия, не тешь себя ею.И – формулируй поручения корректно. Что значит – склонитьОлейникова к либеральности по отношению к Ходоровскому? Какостановить машину, нацеленную на его уничтожение? Подразумеваетсявзятка?
– Вот именно. Поскольку от тебя он ее примет.
– А что подразумевают услуги за взятку?
– Уничтожение всей доказательной базы, редактура досье,оперативных материалов… В точности так, как было сделано сВолоколамским в свое время…
– Ничего не понимаю! – искренне изумился я. –Ходоровский готов к борьбе с государством? Он принципиально идет водиночку на схватку с армией? Да ему чемодан бы успеть собрать…
– Я тоже не понимаю позиции наших… старшихтоварищей, – стесненно произнес Жбанов, – но таковаполитическая ситуация. Может, им нужен прецедент этакойконфронтации, дабы обвинить существующую власть в возврате ктоталитарному режиму, в ущемлении прав свободного бизнеса…
– Ты сам-то чувствуешь, что мелешь чушь?
– А ты что думаешь?
– Я думаю, что Ходоровский – их последний рубежобороны. Стабильный и действенный. Способный претендовать назаконную политическую власть. Но это всего лишь умозрения. Такойход был возможен лишь в эру лояльного, путающегося в реалиях бытияпридурковатого добряка Ельцина. Умевшего, кстати, проявить норов испесь. Что в первую очередь и переняла от него нынешняя кремлевскаякоманда. Но играть в путаные игры с толстосумами она не станет, онаих раздавит как паразитов, ей демократические поигрушки смешны,они – ребята конкретные…
– Да я все понимаю! – всплеснул руками Жбанов. –Но кому ты это объясняешь? Одна пешка сетует другой на глупостькороля и ферзя… У нас задание, Юра. И хоть разбейся, но еговыполняй. Кстати, не на ровном месте задание возникло… Несокрушимыйво всех своих праведных государственных принципах Олейников ужепару лет последовательно и благосклонно принимает твердую валюту состороны… Естественно, от тех, кто входит в его круг. Ты –входишь.
– Хорошо, на днях я попрошу его о встрече …
– Нет, ты не понимаешь! – подскочил Жбанов. –Дело не терпит промедлений! Все решается днями! Ты уже сегоднядолжен поговорить с ним! Как лицо заинтересованное, скажем,солидными людьми, входящими, например, в мусорской Совет, или жетвоими деловыми знакомыми…
Я соглашательски кивал, усмехаясь про себя. Так и будет слушатьмои скользкие предложения заместитель директора государственнойбезопасности, зная, что перед ним всего лишь аферист и егокарманный агент, существующий в данном пространстве времени и бытияисключительно благодаря его снисходительности и терпению.