Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 104 из 117

– О какой сумме я могу с ним говорить? – насупленновопросил я.

– Объяви миллион…

– Несерьезно.

– Хорошо. Три! – сказал Жбанов. – А я объявлютем, кто платит, – четыре. Тебя не обману, рискованно. Тывпоследствии проверишь данный факт, и если результаты проверки тебяразочаруют, мне снесут голову. Идет?

– Он будет брать наличными, не светясь с банковскимисчетами…

– Это учтено. Лишь бы взял. Оригиналы документов – комне. Что в них, кстати, по содержательной базе?

– Статей там много, – честно поведал я. –Махинации с налогами на космические суммы, где четыремиллиона – как пригоршня мелочи, незаконные сделки всякогорода, отмывание денег, и – букет откровенной уголовщины:заказные убийства, контрабанда, вымогательства… Пока весь букет неперенюхает судебная бюрократия, человек уже сроднится с тюрьмой. Апосле – срок до истечения жизнеспособности организма.

– Ты думаешь, все так сурово?

– Я живу внутри Системы и знаю ее веяния и законы, –сказал я. – А вы, господин Жбанов, и ваши начальники –радостные оптимисты.

– Радостные оптимисты, – усмехнулся он, – весьмахмуро относятся к тебе как к беззаветному исполнителю их пожеланий.Более того, сподоблюсь на откровенность: твоя вербовка шла нашантаже, а агент, привербованный по безысходности, ненадежен илишен инициативы. И ни малейших симпатий к своим работодателям неиспытывает. А потому к нему применяется нажим и палка. Так вот: мнепоручено передать, что в случае неисполнения тобою озвученногозадания снисходительное отношение к твоей персоне можетперемениться кардинальным образом…

Я оторопел. Умница Жбанов, не зная, за что хвататься, несоколесицу, совершенно не принимая во внимание ни моего самолюбия,ни чувства достоинства, ни способности играть ва-банк, о которой ужон-то знал как никто другой.

– Что значит – кардинальным образом? – спросил яласково.

– Мне так просили передать… – отводя глаза, промямлилон, уяснив, что допустил промашку.

И какую! В этот момент все человеческое, приспособлямое кшероховатостям наших отношений, испарилось, как пролившийся на полацетон, и я смотрел на Жбанова как на заклятого своего недруга, недолжного существовать в моей жизни ни в качестве отдающего мнеприказы распорядителя, ни как свидетель вынужденного моего паденияв когорту предателей, к которой, кстати, я никогда себя внутреннене причислял и причислить не мог.

И еще: я всецело, как наполненный до краев кувшин, уяснил, чтоубери из игры талантливого, исполнительного, держащего все нити вруках Жбанова – наступит не только коллапс в деятельности«Рифа», но и в масштабных планах американской разведки, в чьихагентурных кадрах подобный резидент был бесценным сокровищем.

– Я сделаю все, чтобы поговорить с Олейниковымсегодня, – сказал я. – А если события пойдут такимобразом, что досье мне передадут уже вечером? Мне не хотелось бымедлить с передачей денег…Ты должен быть во всеоружии…

– Я должен сначала посмотреть материалы.

– Ты их будешь смотреть, когда рядом с тобой будетнаходиться чемодан с дензнаками самой развитой державы этогобренного мира.

– Я постараюсь.

– Ну и я не оплошаю, – подытожил я и – отправилсяна Лубянку.

Олейников принял меня раздраженно и хмуро:

– Ну, что там у тебя еще, выкладывай…

И я выложил. Про «Риф» с его сомнительной сыскной деятельностью,про его руководителя – друга отходящего в политическое небытиеКоромыслова, с которым меня бывший начальник управления якобыпознакомил, про сегодняшнее предложение Жбанова относительноХодоровского. И закончил свой доклад выводом:



– Я уверен, что за всеми этими ходатайствами стоятиностранные секретные службы. Вернее, вполне определеннаяслужба.

– Правильно мыслишь… И что предлагаешь?

– Пойти на сделку, – пожал я плечами. – Иразработать комбинацию, благодаря которой все материалы вернутся кнам. А оплаченные два миллиона останутся… Пусть они пойдут навнебюджетное финансирование сотрудников госбезопасности имилиции…

– Точно два? – нахмурился Олейников.

– Я не торговался…

– Крохоборы, мать их… И дураки. Не чуют времени, новыхлюдей у власти… Досье им нужно? Так пусть подавятся! Отдай, я тебеего подарю. За этот скукоженный гонорар… Документы продублированы…Но и не в этом суть. Машиной управляют водители, которым плевать навсякие секретные бумажки и вообще доказуху. Они раздавят этоготоргаша, решившего противостоять им, просто по факту такогопротивостояния. Нет, ну идиоты! Они уповают на свою западнуюдемократическую традицию, полагая, что сумели привить ее и у нас.Да и у них она существует как некий мираж, цена которому в ЦРУпревосходно известна, но они, судя по всему, то ли упорно пытаютсяуверовать в его реальность, то ли тупо переносить его штампы на тетерритории, где, по их мнению, они обязаны прижиться. Расцвесть ипринести плоды. М-да… – Он помолчал. Потом продолжилустало: – Ну-с, принц мошенников, излагайте теперь свой пландействий. Он у вас, уверен, подготовлен и всецело продуман… Непредполагается ведь примитивно и безнравственно обуть в лапти наэнную сумму Центральное разведывательное управление? Впрочем,платить-то будет не оно, а Ходоровский.

– Но – с подачи самого главного управления вмире, – заметил я.

– И что от меня требуется помимо материалов? – спросилОлейников. – Машинка для пересчета купюр?

– Если Ходоровский обречен, – сказал я, – то витоге вероятны всякого рода претензии, недоразумения, вообще подъеммути со дна… Ведь что ни говори, а деньги платятся серьезные… АЖбанова я интуитивно опасаюсь. Он весьма непрост. К тому жеон – корень зла, руководитель тактики противника. Он бывшийполковник из ГРУ, мы могли бы заняться его биографией, связями, носейчас не до того. Его надо устранить. И тогда механизм «Рифа» непросто даст сбой, а перекосится всеми заклинившими шестеренками. Акак усугубить этот процесс – я придумал. И тут вашепопечительство будет нелишним фактором в успехе предприятия. Да,еще: у Жбанова в вашем аппарате осведомитель. И вычислить его надоуже сегодня. Иначе…

– Моя проблема, не переживай. Уже представляю себе, ктоименно… Что тебе надо еще?

– Ваше благословение, товарищ генерал-полковник. Служивыйтолковый народ. Техника. Дело ведь общее, святое. Против врагастраны выступаем. После того как разберемся со Жбановым, тряхнем«Риф». Вернее, перетряхнем, как просо в сите. Подведя под этоскандальную подоплеку. Вы будете в стороне, этим займетсяруководитель вашего департамента контрразведки, полагаю.

– Расписывай операцию.

– Прежде чем ее расписать, хочу заметить: у меня –удостоверение вашего советника. Прошу назначить меня руководящимисполнителем.

– Чего-то ты тут выруливаешь, Шувалов… Или как тебятам?..

– Я привык к этой фамилии. Чего выруливаю? Отвечу честно:Жбанов, будучи техническим директором Совета, использовал меня внаездах на коммерсантов. В серьезных наездах. Я – повелся…Ныне мне такой свидетель не нужен. А тут возник прецедент…

– Ох, темна вода в твоем колодце, – с сомнениемпроизнес Олейников. – Но гонорар, конечно, все перевешивает…Аргумент! Только ты представляешь, что будет, если он, аргумент, ион же гонорар, окажется фантазией, манком для меня, простофили?

– А то!

– Ну, вот лист бумаги, черти схемы, объясняй расстановкусил…

На встречу со мной при обмене досье Ходоровского на мзду Жбановприехал с внушительной охраной из «Рифа», где явно и наглосветились сотрудники из силового подразделения нашей конторы,устроенные на службу в коммерческую организацию с моейподачи – вот смех и грех, как говаривал поп, покуривая травку.Я, не исключавший разного рода пакостей со стороны Жбанова, тожеявился с группой бойцов, нацеленных на принципиальную схватку.

Наличие силовой поддержки у сторон нами, их лидерами, некомментировалось. Жбанов изучил досье, я – содержимоечемодана, и мы, холодно кивнув друг другу, мирно расстались.

Однако последующей ситуацией отныне владел не мой оппонент иодновременно соратник, а исключительно я, ведавший с минуты нашегорасставания каждый его вздох и шорох. Да и как ему было меряться сомной силами, когда за моею спиной стояло государство? И я, стольковремени проведший в одной из самых суровых силовых контор, дажепредположить не мог, насколько мастерски, без осечек, как хирурги снабитой рукой, работают мои опера в связке с подручными Олейникова,приданными мне в наше общее, не отличающееся высокой моралью,дело.