Страница 6 из 138
Если пьянки случались не стихийно, то их организовывалСемёныч. Или просто являлся их застрельщиком. А иногда онпьянствовал на выезде. Дело в том, что, утратив московскую хазу,Семёныч прописался в местном сельсовете. Однако пенсию свою онумудрился сохранить в Москве, где пенсия была больше местнойвполовину. Поэтому Семёныч законно раз в три месяца мотался встолицу. Надо сказать, спонсорство богатого сына помогало кормитьсяСемёнычу с его сварливой супругой «помимо» их пенсий. Куда деваласвою пенсию супруга Семёныча, о том не ведала ни одна собака, затосвою Семёныч тратил строго по назначению. Укатив в столицу, долгоон там не задерживался, но на следующий день возвращался на бровях,с полным багажником бухла и какими-то бродягами в салоне. Когдабродяги упивались до состояния риз и начинали гадить прямо в избеСемёныча, он выгонял их к чёртовой матери с помощью своейразъярённой супруги и газового пистолета. А только потом брал литрадва водки и шёл к Петьке Варфаламееву. Затем они оба перекочевывалик Жорке Прахову, а под конец – к Сакурову. Когда у Семёнычакончалась водка, привезённая из столицы, он тряс свою жену, которойсын, помимо продуктов, выдавал кое-какую наличность. А потом, когдаиссякал и сей источник, занимался просто подстреканием к совместнымвозлияниям за счёт собутыльников. При этом Семёныч честно предлагалсвою тачку для вывоза на рынок и последующей продажи всевозможныхкорнеплодов и прочего живого товара из хозяйств Жорки Прахова илиПетьки Варфаламеева. Деньги, вырученные от продажи, тратились навыпивку, ездить за каковой Семёныч тоже не ленился. Чего он неделал, так это не торговал своими овощами, излишек которых отдавалсыну или дочери.
Иногда к пьянствующим присоединялся Виталий ИвановичБеднов, но Семёныч его не любил, и почти всякая пьянка с участиембывшего начальника ОТИЗа превращалась в закономерный скандал.Семёныч невзлюбил Виталия Иваныча за его трудолюбие и вытекающую изэтого похвального качества почти трезвую зажиточность. Но так какпенять вслух на трезвость, даже относительную, и похвальноетрудолюбие даже в России считалось неприличным, то Семёнычприцепился к рабочей форме одежды, в которой Виталий Иваныч делалвсякие дела на виду у ревнивого соседа. А форма была такова:пиджачная пара от лучших времён, снизу заправленная в кирзовыесапоги, а сверху украшенная официальным галстуком. Но больше всегоСемёныча выводила из себя вызывающая (тоже от лучших парторговскихвремён) шляпа Виталия Иваныча.
«На хрена ты за навозом в шляпе с галстуком ходишь?!» -надрывался при всяком удобном случае Семёныч.
«Не твоё собачье дело!» - огрызался Виталий Иваныч, ивскоре их приходилось разнимать. При этом Семёныч обзывал Иванычавонючим интеллигентом, а Иваныч Семёныча – ослом.
Ещё в компании регулярно появлялся дядя Гриша, местныйпрофессиональный (и потомственный) браконьер. В отличие от ВиталияИваныча, захаживающего в гости со своей пол-литрой, дядя Гриша пилисключительно на халяву.
Но чаще всех забредал на огонёк жилец другой крайней (насеверной стороне деревни) избушки некий Евгений Миронович Ванеев.Поздней осенью, когда появлялись первые белые мухи, он уезжал вУгаров. А потом раз в неделю навещал односельчан. Но самым смешнымпри таком регулярном хождении в любую погоду по бездорожью былвозраст Мироныча, который год в год равнялся, ни много – ни мало,возрасту бабки Калининой.
В своё время Мироныч руководил Угаровским металлургическимкомбинатом, сырьё для которого возили с Дальнего Востока, и этоткомбинат так изгадил местную экологию, что дальше некуда. Миронычсвою причастность к загрязнению при всяком удобном случае всяческиотрицал. Он пытался руководить своим гадюшником и после ухода напенсию, но его подсидели молодые карьеристы, настучав в местныйОБХСС (8) про левые дела директора с казенным транспортом,казённым стройматериалом и казённым жилфондом. С ОБХССом Миронычразошёлся полюбовно, но рассказывать о том не любил. Однако народзнал правду, и молчать о ней, ясное дело, не хотел. Но Сакуров покавсей правды не знал и вначале Мироныч показался ему очень приличнымзанимательным старичком. И поэтому очень удивился, когда Жорка прислучае обозвал старичка навозным жуком. А потом оказалось, что иСемёныч его ругает последними словами. Однако в компании бывшийтаксист Семёныч выказывал бывшему директору металлургическогогадюшника всевозможное уважение. И не только потому, что Миронычбыл когда-то директор. Дело в том, что Мироныч не просто таскался вдеревеньку, но, во-первых, проверял свою избушку на предметсохранности, а, во-вторых, носил в рюкзаке самогон довольнохренового качества, который делала его четвёртая молодая жена АзаИвановна. На этот самогон Мироныч умудрялся выменивать у пьющих«зимовщиков» всякие нужные продукты. А иногда сверстнику тёщиВиталия Иваныча удавалась выменивать на свой дрянной самогон икое-что из барахла. И происходило это следующим образом: Миронычклал глаз на какую-нибудь понравившуюся ему вещицу, дожидалсямомента, когда клиент будет не в себе и…
Всё это добро (продукты и барахло) Мироныч утаскивал вгород, как муравей. А если не мог утащить, то оставлял на паруденьков у кого-нибудь из «зимовщиков», а затем приезжал на тачкесына и увозил для присовокупления к своему хозяйству, где всякаявещь могла сгодиться. Кстати говоря, Мироныч и сам любил выпить. Онтакже любил поддержать застольную беседу и все только дивудавались, как этот восьмидесятилетний дед, которому самый старый вкомпании Семёныч в сыновья годился, пьёт почти наравне с«молодёжью», а потом прётся к своей Азе Ивановне не то с двумядюжинами яиц, не то со свежеободранной кроличьей тушкой.
Глава 4
В то время, когда Сакуров, развернув предполагаемую сакуруи обругав зайца, радовался остальной природе, раздалось характерноетарахтение приближающейся к деревне легковухи. Легковухаприближалась к южной околице по раздолбанной колее грунтовки,каковое вышеупомянутое качество дороги сообщало специфическийхарактер тарахтенью любого двигателя в комплекте с остальнымидеталями и кузовом. Впрочем, любого – но не любого. Другимисловами, Сакурову не пришлось особенно напрягать слух, чтобыопределить по тарахтенью приближающейся к деревне тачки «ниву»Семёныча. Жорка временно отсутствовал, Виталий Иваныч возился водворе со скотиной, а Семёныч с утра пораньше занимался обработкойслабохарактерного Варфаламеева. Константин Матвеевич видел, какбывший таксист отвалил к бывшему штурману. Когда они успели уехатьв город, Сакуров проглядел.
«Уже обернулись, - удивился Сакуров, снова прикрыл вишнюмешковиной и побрёл с огорода в сторону улицы. – А я и невидел…»
Он услышал, как «нива» припарковалась возле гаража, затемхлопнули отпираемые - запираемые дверцы, потом деревенскую тишинунарушили вопли супруги Семёныча.
- Иди ты на х..! – орал в ответ Семёныч. – Я чё тебе,докладывать всякий раз должен?! Я чё, не могу по своим делам вгород съездить?
- Знаю я твои дела! – голосила Петровна, супруга Семёныча.– Что-нибудь продать, да выжрать купить! Когда вы, гады,захлебнётесь!?
- Лидия Петровна, ведите себя прилично, - вякнул военныйинтеллигент Варфаламеев, на что Петровна окончательно взбеленилась.Она схватила с крыльца полено и швырнула им в бывшего штурмана.Варфаламеев увернулся и скорым шагом направился к дому Сакурова. Заним, ухмыляясь и запахивая телогрейку на груди, поспешал Семёныч.Сам Сакуров уже стоял у южного торца своей избы и всю сцену виделпрекрасно.
- Ну вот, опять, - констатировал он и попыталсяопределить, какие чувства его занимают по мере констатации фактапредстоящей пьянки? Определив без труда лёгкое радостноевозбуждение, Сакуров констатировал усиление тяготения к пагубномузанятию. И, пока он выяснял у самого себя: почему он не ужасаетсяпосле второй констатации печального факта, собутыльники ужеподходили к его дому, перед фронтоном которого красовалсязамечательно раскидистый дуб. Листва на дубе отсутствовала поизвестным причинам сезонного характера, плодовые деревья тоже ещёне «приоделись», поэтому в просветах между их голыми ветками истволами Сакуров мог любоваться аккуратно нарезанной грядкой сзеленеющим чесноком.