Страница 24 из 138
- Да я чо? Я вить ничо… Но ты, эта, чево зазря лаешси?
- Эх! – расстроился Мишка.
- Зря?! – стал заводиться Жорка. – А кто в прошлом годувзял у моей бабы литр самогона и обещал притаранить два мешкаячменя? Ты, сука, даже мешки взял! Ни ячменя, блин, ни мешков… Ты,козёл, хотя бы мешки вернул!
- Дык баба, она, тово… Мешки увидела и в хозяйствоприсовокупила. Как их теперя оттуда возьмёшь?
- Да срать я хотел на твою бабу! – заорал Жорка и сделалещё один шаг в сторону Витька. Но пьяненький Варфаламеев подхватилодносельчанина под руку и потащил его восвояси.
- А вот бабу мою ты не тронь! – подал голос осмелевшийВитёк.
Жорка дёрнулся, но пьяненький Варфаламеев удержал друга,приговаривая:
- Пошли, пошли.
Глава 11
Окончательно разошлись без чего-то двенадцать. Жорка ушёлв сарай ремонтировать насест для кур, Варфаламеев засел у вековухрассказывать анекдоты, а Сакуров решил поработать в огороде. Тамвовсю зеленела сорная трава, и её следовало выполоть. Однакопололось спьяну хреново, поэтому Сакуров плюнул на это дело иустроился спать на ветхом диване в большой комнате. Укладываясь, онувидел в окно Петровну, толкающую тележку с пьяным Семёнычем. Онатолкала и орала на всю деревню, какие у Семёныча говнодружки-товарищи. Дескать, напоили и бросили. При этом Петровнаконкретно адресовала ругань Жорке, Варфаламееву и Сакурову, чтобынечаянно не обидеть таких уважаемых людей, как Мишка и Витька.
«Вот сволочная баба», - подумал Сакуров и заснул.Проснулся он на закате, снял рабочую одежду, вымыл ноги, почистилзубы и, взяв с самодельной полки сборник рассказов Камю, завалилсяв спальную кровать в маленькой комнате. Читал он часа два, потомстал засыпать. Вставать было лень, поэтому он решил спать присвете. Но свет погас сам. То ли снова что-то сломалось в старенькомтрансформаторе у речки, то ли опять местные энергетики занялисьэкономией электричества.
«Надо же», - подумал Сакуров и услышал знакомый голос:
- Значить, надо.
- А, привет, - буркнул Сакуров, а потом, припомнив кое-чтоиз ранних признаний домового, добавил: - дух святой…
- Да, состоял в должности такового в некие времена, -словоохотливо поддакнул Фома, - однако был разжалован за…
- Кстати, можно подробней? – поинтересовался Сакуров, неочень-то надеясь на удовлетворение своего интереса: он помнилдавешние свои попытки выведать у домового разницу между ним излыднем.
- Дались тебе эти злыдни, - недовольно сказал Фома. – Ктому же чё зря словесами блудить, коли можно глазами увидеть?
- Кого? – уточнил Сакуров.
- Да злыдней, - ответил Фома, - и протчие чудеса со всякойнечистью и ихними чистыми антиподами.
- Когда я это всё увижу? – полюбопытствовал КонстантинМатвеевич.
- Вскорости.
- А про то, как тебя разжаловали, когда будешьрассказывать?
- Да прямо сейчас. А потом, когда совсем стемнеет, покажу,что обещал.
- Не верю, - буркнул Сакуров и задумался о сонно-временномфеномене, когда, вроде, спишь недолго, но за это время успеваешьчёрт-те где побывать и чёрт-те чего сделать. Ещё он подумал о том,что думает на эту тему не первый раз.
- Так уж надо чёрта поминать, - проворчал Фома.
- Ты рассказывай, - одёрнул его Константин Матвеевич.
- Ладно. Дело произошло из-за нашей внутреннейпривязанности к некоторым вашим внешним фантазиям на тему нашегобытия, каковое не есть такое, каким вы его себе втемяшили, однакопища для научного размышления для наших умников богатая есть…
- Блин! – сказал Сакуров.
- Ладно. Объясняю популярно: всё, что вы о нас придумали,не соответствует истинному положению вещей ни на толику. Тем неменее, кое-кто из наших, и чистых, и нечистых, издревле, как толькопоявились ваши фантазии, работает с ними в плане научнойклассификации антисущего фольклора. Скажу больше: частью нашиклассификаторы перетекли из ипостаси чистой классификации внечистую подспудную философию, а частью – в параллельноебогословие, параллельную мифологию и так далее…
- Ты долго мне мозги пудрить собираешься? – спросилСакуров. – И потом: что ты врёшь, будто не соответствует ни натолику? Какого тогда хрена ты пел мне вчера о частичнойобщности?
- Чево это я пел? – пошёл в отказ Фома. – И ничего я непел.
- Ещё как пел!
- Не мог я этого петь, потому что мы на ваше враньё нимало не похожи.
- Вот, гад! Я, конечно, не всё помню, о чём мы в прошлыеразы трепались, но всякий раз ты норовишь загибать из другойоперы.
- Какой – такой оперы?
- Сейчас засну! – пригрозил Константин Матвеевич.
- Ты это брось, - испугался Фома, - нам ещё надо в одноместо поспеть.
- В какое?
- Тебе про моё разжалование рассказывать?
- Чёрт с тобой, валяй. Один хрен делать нечего, так чтопослушаю…
- В общем, стала развиваться промеж наших чистых инечистых целая наука на базе ваших поповских басен и бабушкиныхсказок, а я тогда был дух святый…
- Ну, вот, а врёшь, что ни мало не похожи. Будто у нашихпопов и сказочников нет святых духов…
- А кто спорит, что не похожи? Очень даже похожи.
- Нет, ты долго мне мозги пудрить собираешься? – сноваспросил Сакуров. – То похожи, то ни на толику, то снова похожи.
- Не долго, - успокоил его Фома, - слушай дальше.
- Слушаю. Что мне ещё делать?
- В общем, по святому своему званию я имел право приниматьучастие в разных научных спорах на богословские темы параллельногонаправления, но особенно меня зацепила тема святых угодников.
- Ну, и чем тебе не угодили наши святые угодники? – ленивопоинтересовался Сакуров.
- Дык по-всякому, - уклончиво возразил Фома, - но не о томречь. А о том…
- Кстати, пока не забыл: помнишь, ты говорил, что вы – незнаю уж, кто – обнаружили у меня какой-то дух первозданный?
- Я ничего такого не говорил, - удивился Фома.
- Вот те раз! – ухмыльнулся Сакуров. – А я, дурак, хотелкое-что прояснить на эту тему.
- Что именно?
- Какая теперь разница, если ты ни о чём таком неговорил?
- Ну, мало ли… Может, чего и припомню…
- Пошёл ты в жопу. Я сплю.
- Никак нельзя. Слушай дальше про святых угодников. Долголи коротко ли велись в нашей среде научные дискуссии на данную –про святых угодников – замысловатую тему, как меня осенило. Тоесть, начинаю я думать в следующем направлении, тоже, конечно,параллельном, но с перпендикулярными заусеницами. Если, думаю, онесвятые, так почему угодники? Либо потому, что угодили в спискисвятых благодаря каким-то индивидуальным качествам, либо потому,что они угодили тем, кто списки тех святых составлял. В общем, и попервому моему тогдашнему расчислению, и по второму выходило, чтосвятой не может быть с угодником в одном лице. Ведь если ты святойпо своей святости, то ты святым и проживёшь, и преставишься, иопосля святым пребывать будешь, для чего тебе не надо ни угодить всписки, ни угодить тому, кто эти списки составляет. В общем, думаля так, соображал, да на одном учёном споре и выступи со своейтеорией, где в виде главной концепции поставил вопрос ребром оневозможности совмещения в одном лице святых и угодников. То есть,я поставил ребром вопрос о немедленном отделении святых отугодников. Для чего предложил начать немедленную же ревизию всехсписков так называемых святых угодников с самых их начал с цельюбескомпромиссного отделения вторых от первых...
- Я засыпаю, - пробормотал Сакуров, но окончательнозаснуть ему не удавалось. Он погрузился внутренним взглядом в хаоссобственных временных ощущений и увидел себя, барахтающегося награнице каких-то двух субстанций, очевидно, границе сознания иподсознания. Ещё Сакуров увидел, что барахтающийся норовит нырнутьв глубь подсознания, но ему мешает какая-то не тонущая фигня рядомс ним. Сакуров присмотрелся повнимательней и увидел дурацкоесловосочетание, застрявшее в его мозгу.
«Святые угодники», - прочитал Константин Матвеевич имысленно упрекнул себя за применение к столь уважаемомусловосочетанию определение «дурацкий».