Страница 20 из 138
- Сущее, представителем коего являемся мы с тобой, неимеет ничего корректно общего с вашими вероисповеданиями и учениямиих основателей. А архангелов у нас, повторяю, три. И зовём мы ихизбегания для путаницы в их многочисленных именах Главным, Средними Крайним.
- Гениально! – одобрил Сакуров. – Только я чего-то непонял…
- Насчёт ничего корректно общего? – угадал интересСакурова Фома.
- Насчёт него, - не стал спорить Сакуров.- Это как?
- Это так, что кое-какие точки соприкосновения между намитаки наблюдаются.
- Между кем? – переспросил Константин Матвеевич.
- Между теорией церковных толкователей, лукавых искателейвласти и богатств, среди коих случались и случаются люди изряднообразованные, и практикой нашего с тобой сущего в видедействительно преходящего и подспудно творимого. Однако, невзираяна вышеупомянутую образованность отдельных представителей вашейцеркви, данные точки найдены исключительно на чисто интуитивномуровне.
«Грамотно излагает, собака», - с уважением подумал Сакурови кстати вспомнил: - Да, что там про последнее творение и каких-товремён его? Я так понимаю, были и другие творения? Типа сотворениямира?
- Правильно понимаешь, - возразил Фома, - насчётсотворения в виде церковного синонима имеющего явления местобыть.
- Будь добр, - попросил Сакуров, - говори вразумительней.Понятней, то есть. Или хотя бы слова ставь по порядку, как внормальной речи принято. Сначала подлежащее, потом – сказуемое итак далее.
- Хм, - ответил Фома.
- Ладно хмыкать. Колись лучше про творения. А заоднорасскажи насчёт нечистой силы в в а ш е м истинноакадемическом понимании на базе сущей практики под эгидой этогосамого и объясни, чем вы, домовые, таким отличаетесь от злыдней,что не имеете к нечистой силе никакого отношения? Или у вас инечистая сила называется как-то иначе?
- Она как раз так и называется, - принялся толковать Фома,- оне, то есть…
- Они, - поправил Сакуров, устраиваясь поудобней. Он сновапочувствовал усталость во всём теле, а голова пребывала тоже вкаком-то тяжёлом тумане, но это были как бы другие тело и голова, вто время как посторонний Сакуров с лёгкими членами и ясной головой,слегка лишь обременённой мыслями об освежающем сне, беседовал сдомовым.
- В общем, они так и называются, - продолжил Фома, -нечистая сила и чистая сила (21). Два столпа, на которых крепитсявсё сущее, возникшие в момент первого творения чистого хаоса. Этистолпы первоначально пребывали в идеальной обособленности друг отдруга, создавая идеально чистое поле вокруг расширяющегося внаправлениях всех измерений хаоса. Но затем случилось второетворение планетарного масштаба с фрагментацией хаоса на хаоспотенциально обитаемый и потенциально необитаемый, и идеальноантагонистически настроенные друг против друга силы сталиутрачивать данную идеальность. Потом случилось третье творение,обусловившее появление живого разума, и антагонизм чистой инечистой сил приобрёл некую традиционность взамен былойактуальности.
- В общем, - передразнил Фому Сакуров, - понятно одно: толи вы у церковников названий налямзили, то ли они у вас… на чистоинтуитивном уровне. Я другое не пойму: если вы так уждиффундировали после третьего творения, на фига тогда так яростнооткрещиваться от злыдней? Да, и какая всё-таки между вамиразница?
- Насчёт названий – дело тёмное, - признался Фома, -потому что до сих пор точно не установлено, были ли названия преждеявлений, или появились позже них. И присутствовал ли какой дух присём, чтобы потом подсказать нашим или вашим, как что называется.Ведь частичная общность наших и ваших названий тому лишнееподтверждение. Ведь и вы говорите Бог, и мы. Вы зовёте нечистуюсилу нечистой, и мы. Вы говорите…
- Это ты всё врёшь, - благодушно перебил Фому Сакуров. –Как может название появиться прежде явления, которое потом как-тоназовут? И частичная общность никакая тому не подтверждение. Нохрен с ним, потому что несущественно. Ты о разнице расскажи.Кстати, и о боге тоже. Это кто, начальник чистой силы?
- Примерно так.
- А лукавый – начальник нечистой?
- Соответственно.
- Ну, а про разницу?
- А это тоже дело тёмное, потому что кто раньше былнечистым, мог стать чистым и, наоборот, в процессе упомянутой тобойдиффузии.
- Зараза! – воскликнул Сакуров. – Однако теперь ты точночистый?
- Точно. Сколько себя помню.
- А злыдни – нечистые?
- И про них знаю, сколько себя помню, - стоял на своёмФома.
- Так почему – повторяю, между прочим, вопрос – прирассосавшемся между некогда идеально враждебными друг к другусилами антагонизме сохраняется непримиримый антагонизм на уровнедомовых и злыдней?
- Ну, антагонизм не совсем рассосался.
- Неважно. Ну?
- Дык он рассосавшись сверху, а пока до нас, мелочипузатой, дойдёт…
- Ты чё дурочку ломаешь?
- Никак нет, не ломаю.
- А кто стоял за первым творением и так далее? – решилпрояснить самую суть Сакуров.
- А никто, - прояснил Фома, - оне сами по себесотворились.
- Ну, ты и козёл! – снова воскликнул Сакуров.
- Ничего, ругайся…
- А как там насчёт живого разума? – вспомнил Сакуров. –Что, бывает неживой?
- Ещё как бывает…
- Он – какой?
- Неживой…
- Всё, засыпаю!
- Неживой разум суть логика беспощадного движения домомента зарождения жизни всего сущего и после его абсолютногоконца, - поспешил объяснить Фома, но Сакуров уже куда-то летел.
В этот раз Сакуров летел над пустыней. И, что характерно,на новом транспортном средстве. И если раньше во сне присутствовалистребитель (или какой-то другой «маломерный» самолёт), то теперьКонстантин Матвеевич рулил целым лайнером. Однако в поместительнойрубке, заставленной какими-то немыслимыми приборами, никого, кромесамого Сакурова, не оказалось. Константин Матвеевич увидел трипустых кресла и таблички на них с краткими надписями на английском.Сакуров попытался перевести надписи, но ни черта у него неполучилось. А потом оказалось, что они сделаны по-русски и все триизвещали о том, что первый пилот, штурман и радист находятся вотпуске за свой счёт из-за болезни жён и мамы радиста, который,наверно, жениться не успел. А может, его жена отличалась лучшимздоровьем, чем жёны штурмана и первого пилота.
«Значит – я – второй пилот», - без труда вычислилКонстантин Матвеевич и стал ответственно смотреть по сторонам черезстекло фонаря рубки. Справа проплывали лубочные облака, слевасветил месяц, а прямо светило солнце, но неярко.
«Это «Боинг», - почему-то решил Сакуров, хотя точно непомнил ни одного серийного номера американской модели самолёта и незнал, сколько человек экипажа положено иметь той или иноймодели.
«Скорее всего – модель последняя», - снова подумал во снеСакуров, ориентируясь на переливающиеся разноцветными индикатораминасованные там и сям панели. Хотя табличка с указанием профессии«радиста» слегка портила общее модерновое впечатление.
«А почему бы не быть радисту? – спросил себя КонстантинМатвеевич. – Вернее, его всё равно нет на месте, но почемуотсутствующий в данный момент член экипажа не может быть радистом?Кстати, а как у нас со стюардессами?»
К этому времени Сакуров определил, что летит над пустыней.Сначала он увидел пустыню слева, когда самолёт закладывал левыйвираж, потом справа, когда самолёт заложил правый вираж. ЗатемКонстантин Матвеевич, не предпринявший для производства виражейникаких действий, заметил в полу рубки специальный смотровойиллюминатор. Его наличие надолго отвлёкло Сакурова от предыдущеговопроса о стюардессах. Вернее, его отвлёк вопрос: насколькобезопасно иметь в рубках пассажирских самолётов, равно как в боевыхи транспортных, похожие иллюминаторы? Потом Константин Матвеевичлюбовался пустыней идеально лимонного цвета с апельсиннымиостровками на месте барханов и зелёными пятнами оазисов. Кругом,сколько хватало глаз (в пределах полового иллюминатора) виднелиськараваны верблюдов. Караванщики отсутствовали напрочь, хотя и их,если бы они присутствовали, и верблюдов, имевших место быть,Сакуров не мог видеть с высоты, на которой летают большиереактивные самолёты.