Страница 14 из 138
- Лично мне он на хрен не упёрся, - хмуро ответил Жорка ипрезрительно сплюнул, выражая своё отношение ккозлам-односельчанам, - я всё осенью вспахал.
- Логично, – одобрил Сакуров.
- Ладно, пошли работать, - буркнул Жорка и потопал на свойучасток.
- Пошли, - согласился Сакуров.
Две недели пролетели незаметно. Участок Сакурова приобрёлидеальный вид. Он нарезал аккуратные грядки, посеял морковь,свеклу, лук, фасоль, а затем посадил картошку. Днём солнце палилопо-летнему, но стоило ему свалиться за горизонт, как под покровпредательской ночи норовили проникнуть вредительские заморозки.Земля покрывалась губительным инеем, а чёрное небо, как ни в чём небывало, подмигивало огромными звёздами. По утрам скворцы устраиваливесёлые разборки, воробьи шебаршились в непролазных кронах ракит, алягушки, проснувшись, устраивали такие концерты, что куда там хоруимени Пятницкого. Трава попёрла в рост, деревья украсилисьразноцветным пушком наметившейся листвы, откуда-то появились первыепчёлы, а в одной из комнат избы Сакурова очнулся шмель. Он шумелтам до тех пор, пока Сакуров не поймал его в майонезную баночку ине выпустил на волю.
Прочие селяне, в отличие от Жорки и Сакурова, без тракторане обошлись. Вообще, в Серапеевке, как и во всей остальной Руси, озавтрашнем дне особенно не пеклись, и по осени к весне не сильноготовились, рассчитывая на всесильный русский авось и учитываячисто деревенскую прижимистость. В том смысле, что всякий,потратившийся осенью на вспашку, зимой мог вполне крякнуть. Иполучится, что родственному наследнику, чтоб ему заранее пустобыло, достанутся две халявные бутылки гари. Или три. Ну, те,которые предполагаемый покойник мог недальновидно потратить натракториста.
Короче говоря, остальные сельские, в отличие от Сакурова иЖорки, уже с двадцатого апреля маялись извечной тракторной проблемой. Числу к двадцать пятому Семёныч с Варфаламеевым созрелиокончательно и погнали в совхоз за трактором. Там они раздобылисьцелым «кировцем» (14) и вспахали свои огороды. Потом они доупада пьянствовали с трактористом, его помощником, их механиком идвоюродным братом механика. А потом их ругала вся деревня.
Но затем всё устаканилось, Семёныч с Варфаламеевым (ипрочие сельские) привели свои огороды в надлежащий порядок, и жизньв деревне пошла по издревле заведённому в российских сельскихместностях регламенту. Мужики не ленились, бабы на них покрикивалии в работе не отставали от мужиков, а Семёныч с Варфаламеевымпродолжали зажигать, иногда подпаивая то Гришу, то Мироныча.Виталий Иваныч тоже поддавал, но с начала сезонных работ он перешёлна одиночное пьянство, поэтому в компаниях не участвовал. ПотомГриша перевёз со станции в деревенский дом супругу и тоже завязал.А Мироныч не отказывался ни от одной халявной пьянки. При этомМироныч халявничал вдвойне: он менял свой дрянной самогон наВарфаламеевские продукты, и часть его же выпивал без ущерба длясвоего древнего организма и сельского хозяйства в единоличномвыражении. Другими словами: он тоже ковырялся в огороде, и,удивительное дело, умудрился посадить и посеять всегопонемногу.
В общем, жизнь в деревне пошла веселей. Соседи Сакурова сдругой от Жорки стороны, две немолодые подруги-вековухи и однанемолодая вдова, трудились на одном участке. Они привезли кур,петуха и собаку Стешку, которая обгавкивала всякого, кто её неугощал. Сакуров наладил с соседками сносные отношения, и они другдругу не мешали.
Ещё один житель деревни (дальше к северу после двух подруги одной вдовы), некто Жуков, стал показываться в деревне строго ввыходные с женой. Говорили, что он, выйдя на пенсию, продолжаеттрудиться на своём заводе в Угарове и был не дурак выпить. Но покаэтот сосед ещё никак не проявился. То ли потому, что вместе с нимна огород приходила его жена, то ли потому, что было недосуг.
Потом в деревню на сезонное жительство приехали ИванСергеевич со своею старухой, Марьей Николаевной, и появилась тёткаПрасковья, ближайшая соседка Семёныча с северной стороны. Они –Семёныч и тётка Прасковья – тотчас полаялись, при этом полаялись изкакой-то ерунды, однако расстроили друг друга изрядно. Прасковья,копая грядки, материлась ещё минут сорок, а Семёныч, бросив вседела и пьянку, ходил по деревне и ругал соседку сволочью.
Последней прибыла учительница – дама сухая, мелкая иотчётливо пенсионного возраста. Она жила в Москве, там жепродолжала трудиться, а дом в Серапеевке купила по случаю, и именнотот, что стоял единственный не в ряд с остальными домами, а надругой стороне. Учительницу привезли на майские праздники зять сдочкой. Пожилая труженица просветительской нивы моментальнопознакомилась с Сакуровым, она изображала из себя саму любезность икак-то неназойливо склонила соседа к производству некоторыхвспомогательных работ в своём хозяйстве. В это время зять с дочкойгуляли по полю, дочка, появлялась в деревне, была со всемипредупредительна, а зять ни с кем не здоровался и смотрел надеревенских с откровенным презрением. А внук учительницы,припёршийся в Серапеевку на папиной тачке, стрелял в пруду лягушекспециальными пробками из какого-то импортного ружья. Затемучительница попросила Сакурова присматривать за её избушкой иукатила со своими обратно в столицу.
- Уехала? – поинтересовался Семёныч, подваливая кСакуровскому крыльцу.
- Да, - кратко ответил Сакуров. Они закурили.
- Ничего не дала? – спросил Семёныч.
- Чего – не дала? – переспросил Сакуров.
- Вот дурак! – возмутился Семёныч. – Какого тогда хрена тыей воду носил и дрова рубил? Надо было водки взять.
- Ещё чего! – возмутился Сакуров, проигнорировав первогодурака.
- Дурак! – повторил Семёныч. – Ты ей воду таскал, а зятёкс внуком прохлаждались.
- А ты видел этого зятя? – кротко спросил Сакуров. – Онсебя еле таскает.
Учетильшин зятёк выглядел донельзя хилым, и Сакуровпо-христиански простил ему его презрение к себе и односельчанам,относя такое поведение на счёт попытки компенсировать своюфизическую ущербность.
- Хе-хе! – сказал Семёныч. – Он, между прочим, имеетчёрные подвязки по каратэ.
- Пояс, - машинально поправил Сакуров.
- Какая на хрен разница. К тому же работает в самомСпорткомитете бывшего СССР.
- Да-а? – удивился Сакуров. Впрочем, судя по прикиду зятя,дочки и внука учителки, можно было сразу предположить, что зять неботанику в школе преподаёт.
- Да-а! – передразнил Сакурова Семёныч, всё про всехзнавший. – Они теперь в спорткомитете такую коммерцию развели, чтотолько держись. Из-за границы не вылезают, бабки гребут лопатой,так что могли выдать тебе за труды, а ты мог с нами поделиться.
- Они – это кто? – уточнил педантичный Сакуров. –Учительшина дочка тоже в спорткомитете работает?
- Нет. Она работает в институте бывшегомарксизма-ленинизма. Но там, я слышал, тоже быстро пересобачилисьна какую-то валютную спекуляцию.
- Интересно, - пробормотал Сакуров, скудным своим умомпытаясь осмыслить метаморфозу, с помощью которой институтмарксизма-ленинизма мог сделаться коммерческой структурой. – А тыоткуда всё знаешь? – несколько запоздало спросил он Семёныча.
- Я и сам когда-то работал в Олимпийском комитете СССР, -важно молвил Семёныч.
- Кем? – не поверил Сакуров.
- Вахтёром в одном ихнем гараже, - скрепя сердце призналсятрезвый Семёныч, в силу чего (своей временной трезвости) несумевший соврать, что служил в известном комитете главным тренеромили хотя бы администратором запасной команды по бадминтону. – Менятогда на инвалидность после одной аварии отправили, вот я…
- Понятно. А про учительшину дочку тебе кто напел?
- Петровна. У неё, чтоб ты знал, пять сестёр. А одна живётрядом с учительницей. А другая одна сестра, чтоб ты знал, до сихработает в МИДе.
- Кем? – машинально поинтересовался Сакуров.
- Не твоего ума дело, потому что где МИД, а где ты, -важно заявил Семёныч и бросил окурок.
- Угу. Зато твоего ума.
- Факт. У меня с нашим МИДом через Петровну крепкая связь.А ты дурак, - в третий раз обозвал Сакурова дураком Семёныч иоглянулся на свою избушку, где демонстративно громыхала вёдрами егосупруга, злая и сварливая Лидия Петровна.