Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 121 из 138

 «А что творится в информационной среде? – продолжалмитинговать Жорка, размахивая уже бутербродом. – Сплошная похабщинав адрес советской власти и товарища Сталина. Причём похабщина безальтернативы, потому что свобода слова у нас, как новая русскаяколбаса, очень сильно дерьмом отдаёт. И получается, что правду откоммунистов можно услышать только в ихних кулуарах, а дерьмо отодного из главных антисоветчиков гандона Осмолова – по радио ителевизору. При этом, плюясь дерьмом на советскую власть стоварищем Сталиным, господин Осмолов таки любит поговорить затолерантность, каковой термин он якобы сам первый придумал. Нокакая сейчас к чёрту толерантность, или терпимость (137), если вМоскве не осталось ни одного предприятия, где раньше трудилисьразные общества инвалидов. Зато сколько вони о том, как мало данныеинвалиды зарабатывали во время империи зла на этих, ныне закрытых,предприятиях. А вот сейчас инвалидам благодать: хошь, на своейколяске частным извозом занимайся, хошь, театр положений сглухонемыми актёрами открывай, хошь, в переходе сиди, ни хрена неделай и толстей за счёт щедрых подаяний от преуспевших граждан.Только наши преуспевшие подавать не сильно спешат, да и в переходе,если ментам не заплатить, долго не посидишь. Но всё равно: каждыйдень только и слышишь по нашим сраным каналам СМИ о возрождении вдерьмократической России таких явлений, как милосердие иблаготворительность. А в больнице тебе даже аппендицит безпредварительного барашка в лапу хирургу резать не станут. Мненедавно харю так разукрасили, что соседка, увидев меня с такой,раньше времени родила. А жена вызвала скорую. Отвезли меня куданадо, а там двадцать баков за рентген и ещё тридцать хирургу, чтобытри шва наложил. А в коридоре бомж обмороженный в натуре подыхает.И никому из этих, которые клятву Гиппократа давали, до этого бомжаникакого дела нет. А чё, гогочут, глядя на подыхающего бедолагу,пущай сначала за него милиция денег заплатит, потому что это ихклиент, а только потом мы что-нибудь начнём делать…»

 «Это точно, - мысленно согласился с Жоркой Сакуров, - аведь ещё несколько лет назад эти же врачи всё делали бесплатно. Нокак быстро они персобачились из гуманистов-подвижников впримитивных шкурников. И всё из-за денег, которых всем вдругзахотелось много и – желательно – сразу. А деньги – настолькосильная вещь, что за них любой русский может обскакать любогоГобсека (138) на версту или заткнуть его за пояс одной левой.Потому что у любого русского такая широкая натура, что если ненапрягать её на несильную любовь русского человека к ближнемусвоему и придуманное самими же русскими их хлебосольство сгостеприимством, но употребить на стяжательство, то фигли тамподыхающий из-за отсутствия денег обмороженный бомжара в больницескорой помощи и Жоркины пятьдесят баков, когда налицо сорок тысячпокойников в год по стране от одной только фальсифицированной водкии два миллиона беспризорных детей (139)…»

 «Демократия! – продолжал разоряться Жорка. – Демократия,блин, в переводе с греческого – это власть народа. Только народнынче в жопе, куда его засунули отцы-демократы, сидит себе в дерьмепо уши и балдеет от тупых сериалов типа «Богатые тоже плачут». Онбалдеет, а отцы-демократы потихоньку херят настоящую демократию,которую придумала Советская власть в виде права на труд, бесплатноежильё, бесплатное образование и бесплатное лечение. Теперь вместобесплатного лечения с бесплатным жильём – изобилие несъедобнойколбасы и разливанное море недоброкачественной водки. Плюс разныебутики и сексшопы, без которых, видите ли, раньше вот как нельзябыло жить. Как нельзя было жить без проституток толпами с армияминаркоманов и без целого военного округа (140) – в одной толькоМоскве – охранников. Везде, куда ни сунься, охрана. Одни вкамуфляже, другие в тройках, а в одном месте я видел охранников вформе американских полицейских. Сдохнуть можно! Раньше любой дуракмог зайти в любое учреждение справить нужду, а теперь? Да теперьего охрана дальше порога не пустит. Раньше все люди в стране былиравны, а теперь страну поделили на хозяев, холуев и быдло. Причёмбольшинству холуев их новый социальный статус нравится. Во-первых,хорошо платят, во-вторых, всё-таки не быдло. И ещё. Раньше в любомучреждении существовала система входящих-исходящих документов, иблагодаря такой системе любая жалоба, заявление или рукопись немогла остаться без ответа. Потому что, когда ты подавал вкакую-нибудь казённую инстанцию эти жалобу, заявление или рукопись,то секретарь ставил на твоей бумаге входящий номер и свою подпись.Затем данная бумага рассматривалась каким-нибудь ответственнымлицом, лицо писало резолюцию, а секретарь, перед тем как отправитьбумагу её подателю, ставил на ней исходящий номер. Плюс к этому, потогдашним драконовским советским порядкам, существовала специальнаякнига регистраций не то жалоб, не то заявлений, не то рукописей. Атеперь? Приношу я в одно московское издательство рукопись, а тамменя тормозит охрана. Чё, говорят, надо? Рукопись, говорю, отдатьнадо. А, ну щас одна баба сверху спустится и твою рукопись заберёт.Спускается эта баба и говорит, дескать, давайте, чё это у вас. А я,дескать, чё, вот так просто, без регистрации, без моих координат среквизитами, не зная про вас, кто вы такая есть? А вам, чё,говорит, если не нравится, так идите в другое издательство. Да нет,говорю, в других такие же порядки, поэтому нравится. Ну, тогда,говорит, пишите свой номер телефона, а мы вам потом позвоним. Вотждал я, ждал, а потом звоню сам, потому что номер издательствавыклянчил-таки у охраны, которая тоже когда-то где-то воевала. Чё,спрашивают, надо, и откуда у вас номер нашего телефона? Да я,говорю, о своей рукописи хлопочу, которую сдавал три месяца назад.Как, спрашивают, рукопись называется? Вот так, говорю, называется.Сейчас, говорит, узнаем. В общем, молчат минут десять, а потомравнодушно сообщают, что найти такую рукопись не могут. Я, дескать,что делать-то, ведь рукопись у меня была в единственном экземпляре,потому что печатал я её на плохонькой машинке, которая и одну-тостраницу пропечатывает еле-еле, не говоря о втором экземпляре? Аони, дескать, это ваши проблемы, поэтому до свиданья. Ну? И как ямогу притянуть этих издателей к ответу, если они, равно как и всесовременные демократские учреждения, отменили всякую своюответственность перед авторами любых бумаг, входящих в данныебогомерзкие учреждения? Да никак. Мне даже эту бабу прирезать замои проблемы проблематично, потому что я один с одной рукой, а она– в банде таких же отмороженных сотрудников и под охраной трёхмордоворотов в униформе и с боевым прошлым…»

 «Эк Жорку распирает, - подумал в этом месте Сакуров, -поди, реальный случай из своей богатой событиями жизниповествует…»

 «А нашу часть расформировывают! – размахивал своимбутербродом военный. – А дома для офицерского состава хотятгородским властям передать. Только я свою казённую квартиру несдам, потому что у меня трое детей и жена сердечница! Нет, всех всерые халаты, в колонну по четыре, руки за спину и марш-марш окопырыть. Или картошку на моём огороде, чтоб знали, как моего пацана вмилицию не брать!»



 «Во саду ли, в огороде», - не унимался Мироныч.

 «Ну, распредвал я ему кое-как починил, - гнул своёСемёныч. – После него мы пошли к грузину в подвал, и он мнепредложил взять из него столько вина, сколько я могу унести. А оновсё в бутылях по двадцать литров. Ну? Что делать? Оно, конечно,двадцать литров не вес, потому что вино легче килограммов, однакобутыли всё пузатые и неудобные для ручной транспортировки. Поэтомумне пришлось вежливо отказаться, а грузин подарил мне пятилитровуюбутыль в плетеной специальной упаковке с ручкой. А потомоказывается, что у него, помимо распредвала, ещё и тормоза не впорядке. И сцепление барахлит. И покрышка уже вторую неделюпробита, так и ездит, потому что идти к специалисту менять колесо –очередь, а сам он не может…»

 «Или плохо было при Советской власти за сто рублей –двадцать пять долларов по чёрному курсу или сто шестьдесят четыредоллара по официальному (141) – целый месяц отдыхать на любомкурорте Советского Союза при трёхразовом питании плюс дорогаплацкартой туда и обратно! – не унимался Жорка, наскоро освежившисьнедоброкачественной водкой. – Повторяю: на любом, начиная сПрибалтики и кончая Памиром. А сейчас? Сейчас тебя в Прибалтику беззагранпаспорта и визы не пустят, а сто шестьдесят четыре долларапосоветуют засунуть себе в задницу, потому что столько теперь стоитодна только виза в эту сраную Прибалтику, которую Россия в своёвремя у шведов с большими потерями отвоевала. Вот на Памир нынчеможно без загранпаспорта, но опять же: ста шестидесяти четырёхдолларов даже на полконца до Памира не хватит, да и нормальныедороги туда нынче не функционируют, к тому же весь бывший СоветскийПамир и вся остальная Советская Средняя Азия является одной зонойвременных локальных конфликтов. В общем, не до здравниц им теперьтам, курортов и санаториев. Так же, как Кавказу, Закавказью иМолдавии, потому что на Кавказе Дудаев, в Закавказье Карабах сЮжной Осетией, а в Молдавии – не то малочисленные гагаузы, не тоцелое Приднестровье…»