Страница 119 из 138
«Ну и ну!» - только и дивился Сакуров, узнавая про отходы,которые лежали всего в тридцати километрах от его дома, изЛондонских газет, каковые в Интернете почитывал Жорка, чтобы затемрассказать о них односельчанам. Местные газеты, и столичные в томчисле, об ядерных отходах, перевозимых из Европы в Россию, скромнопомалкивали. Зато вовсю пузырились европейские активисты, потерритории чьих стран данные злокачественные отходыперевозились.
«Да фигли они вредные?! – разорялся Семёныч за бутылкойочередного магарыча со стороны Сакурова, реализовавшего очереднуютонну яблок на одном из Подмосковных рынков. – Вон, кум мой изШкельцов (133) одну такую тару у себе в огороде поставил, всю осеньоттуда для бани воду брал и до сих пор у него пичужка стоит…»
«Что, свечку держал?» - ехидно спрашивал Жорка.
«Ну почему ты такой некультурный человек?!! – заводилсяСемёныч. – Что ты всегда поперёк лезешь? Да ещё уважаемую соседкуобидел…»
Уважаемой соседкой Семёныч обзывал учительницу,припёршуюся под занавес осенних каникул в Серапеевку. Она первымделом зашла к бывшему почётному столичному таксисту, поплакаласьему о чём-то своём в жилетку, подарила четвертинку дешёвой водки ииспросила немного дровишек. Семёныч, надо отдать ему должное, своихдров ей много не дал, но, апеллируя христианским чувствам зимующиходносельчан вышеупомянутой четвертинкой, стал требовать дров дляучительницы у них. Варфаламеев притаранил дачнице целую тележку, неменее полкуба ядрёных дров, Сакуров отвалил мешок брикета, а Жоркапослал Семёныча (а заочно и учительницу) на три буквы.
«Это чем я её обидел? – орал Жорка. – Что дров не дал?! Уменя, между прочим, одна рука, а у неё есть сын, зять и внук, безпяти минут мордоворот. Вот пусть бы кто-нибудь из них приехал сюдав этакую непогодь и снабжал бы старую грымзу дровами!»
«Ох, и некультурный ты человек! – продолжал нудитьСемёныч. – У человека трудности, а он ещё и оскорбляет…»
«Знаю я эти трудности! – не унимался Жорка. – Её зятёкназанимал денег у дружков-каратистов под бельгийский спирт, носпирт реализовал единолично и снова смылся за границу. Сынаотправил в Англию в какой-то пансионат, а сам сидит на Мальте,вырученное бабло крутит. А в это время его жена в Москве квартирупо объявлению пристраивает. Сама поселилась у свекрови на даче, имамаше с брательником и евоным семейством порекомендовала временноиз Москвы смыться. Ну, чтобы озлобленные дружки-каратистыкого-нибудь не порешили. То есть, они всей полуинтеллигентнойшоблой своё будущее процветание строят, а я им дрова подавай. Дахрен им всем на рыло!»
«Георгий, откуда такие подробности?» - спрашивалВарфаламеев, оторвавшись от мысленного созерцания самого себя впоисках очередного хокку от Басё.
«Знаю, потому что моя работает с одной шмырлой, котораянакоротке с нашей учительшей», - отмахивался Жорка, выпивал стопятьдесят и с места в карьер начинал ругать новые порядки, русскуюглупость и прочий беспредел. Одним из образчиков коего являлосьсвежее заявление козла Ельцина о том, что он тоже не прочь вНАТО.
«Нет, слыхали?! – хохотал в полужопу пьяный Жорка. –Россию – в НАТО! Да какой мудак нас туда пустит! Ведь Россией, также, как и распоясавшимися террористами, можно пугать американскихбаранов-обывателей, чтобы не кряхтели из-за расходов на систему ПРОи прочий военно-промышленный комплекс!»
«Да, американский ВПК так легко не сковырнуть, как наш, -соглашался Варфаламеев, снова оторвавшись известно от чего, -потому что ихним ВПК рулят крепкие частники, которым лучшеАрмагеддон с новым Всемирным потопом, чем потеря прибылей хотя бына пять процентов…»
«Вот именно! – поддакивал Сакуров. – Это нашим демократамни черта не надо, ни флота с армией, ни Чёрного моря с Балтикой, инас скоро сможет взять голыми руками любая сволочь…»
Говоря так, Константин Матвеевич слегка кривил душой,чтобы не перечить другу Жорке. Самому же ему честно – откровенно ипо большому счёту были по барабану и развал армии, и разрухаэкономики, и прочий творимый демократами беспредел, но нагосударственном уровне. Потому что где государство, а где –маленький Сакуров. Зато маленькому Сакурову сильно доставалось повышеупомянутому барабану от беспредела, лично касающегося егопредпринимательской деятельности, каковая деятельность могласделать его, Сакурова, зажиточным человеком. И в данном творимомбеспределе на уровне мелкого предпринимательства, сталкивающегося смелким рэкетом и прочими мелкими безобразиями, бывший морскойштурман не углядывал связи с такими глобальными явлениями, какразвал целой армии и разруха остальной экономики. Да, на этихявлениях нехило наживались определённые группы людей, но какое кним и к явлениям имел отношение маленький Сакуров? Да никакого. Авот к простым русским людям, ментам и рэкетирам, ещё как имел. Тоесть, это они к нему имели. И, скорее, не отношение, а свойоткровенно поросячий интерес. Поэтому им, маленькому Сакурову,маленьким ментам и маленьким рэкетирам приходилось как-тодоговариваться, подстраиваться и крутиться, чтобы менты срэкетирами оставались с интересом, а Сакуров – с какой-никакойприбылью и целым организмом.
«Вот именно, - прикидывал он, слушая распинающегося Жорку,- с прибылью да целым организмом плевать я хотел на расширениеэтого сраного НАТО. Потому что лично меня оно совершенно некасается. Как не касается оно теперешних хозяев московских рынков,приехавших из самой Азербайджанской глухомани, многие из которыхдаже не знают, как данная аббревиатура – НАТО –расшифровывается…»
В это время Жорка – пока Семёныч спал, иначе они подралисьбы, – принялся за деградацию, каковая злыдня навалилась на беднуюстрану Россию. То есть, Жорка заявлял, что, прежде чем Россиязагинет окончательно, она должна окончательно же деградировать.
«Да и в рот ей ноги, - непочтительно думал Сакуров, -пусть деградирует, если ей это нравится. А мне главное, чтобы к«фольксу» запчасти не переводились, да хозяева московских сподмосковными рынками свою собственность хотя бы ещё лет пять непеределывали».
На этом месте бывший морской штурман ловил себя на мысли,что сам он как-то быстро деградировал из ура-патриота, ругающегопоследними словами ренегата Познера, в замшелого обывателя.Наверно, за последнее время бывший морской штурман и вынужденныйпереселенец заметно «разбогател», да и смерть соседа показала, чтовсё суета, одна жизнь – штука серьёзная. А ещё Сакуров завёл бабу.Эта баба, проводница хлебного вагончика, раз в три дня каталасьмаршрутом «Ряжск – Павелец 2», она имела возраст за тридцать, мужа,заядлого охотника-рыболова, огромные синие глаза, приличную фигуруи нрав настолько независимый, что могла запросто отомстить мужу,загулявшему после очередной охоты с дежурной стрелочницей,адекватным демаршем. Короче говоря, когда Сакуров в очередной разехал железкой в Москву реализовать зелень, жгучая блондинка изхлебного вагона завлекла его к себе в служебное купе, где иотомстила своему распутному мужу. С тех пор Сакуров раз в три днябегал на станцию, садился в хлебный вагон и катался до Павелецавторого и обратно. Блондинка угощала Сакурова домашним квасом, онеё – водкой. В общем, они подружились, но не настолько, чтобызаговаривать о смене адюльтера на более законные отношения. Темболее что блондинка была с двумя детьми и по-своему продолжалалюбить своего непутёвого мужа. Сакурова такая его дружба сблондинкой вполне устраивала, он заметно остепенился, его мыслиперестали метаться от большой политики к малым аграрнымнововведениям и, несмотря на уплотнение рабочего графика за счётрегулярных визитов, Константин Матвеевич стал даже толстеть.
«Эх, Жорка, - продолжал мысленно оппонировать ругающемусясоседу бывший морской штурман, машинально памятуя про завтрашнийдень с очередным визитом к жгучей блондинке, - к чему все этивыспренние монологи и гневные тирады на тему, не касающуюся нашегопростого приземлённого бытия так же, как не касается Фобос (134)орбиты Юпитера? И вовсе они ни к чему, потому что толку от них –голый нуль. Ведь недаром капиталисты придумали свободу слова,поскольку без неё крах, как в семнадцатом. Вот и Жорка, вместотого, чтобы молча завалить какого-нибудь московского демократа изобреза, сейчас спустит пар, а завтра будет спокойно похмелятьсяогуречным рассолом…»