Страница 3 из 14
Малец оказался девчонкой. Худенькой, большеглазой, с неряшливымикосичками. Безо всяких отвратительных язв и нарывов на лице. Развечто чуть веснушчатой, да и только.
— Как это? — пробормотал он. — Ты не похожа набольную…
— Идти можешь? — сухо спросила девочка. И голос у нееобычный, девчачий. Господи, как же такое возможно?
— Ты… Не убьешь меня? — не без удивления спросилИлья.
— Ты помог мне, я помогу тебе, — коротко сказаладевочка. — Уходим — сейчас подтянутся остальные.
Илья вспомнил: это же дампы, они всегда ходят септами. То естьпо семеро в группе. И если трое подотстали, то ненадолго.
Девчонка помогла ему подняться — просто удивительно, откудастолько сил в ее тощем теле. Впрочем, мысли тут же спутались, вглазах потемнело: он потерял много крови. Да и что-то не так было скуском железа, торчащим из спины: похоже, наконечник действительносмазан какой-то дрянью… Без помощи этой странной девочки добратьсядо ближайших ворот в башне Кутафье ему бы вряд ли удалось.
Последовавшие минуты растянулись в часы. А может, это и быличасы — сознание помутилось, тело било в лихорадке. Уже привалившиськ обитым железом воротам, он спросил онемевшими губами:
— Но за что ты… своих?
— Они мне не свои, — донесся из мрака ее высокийголос. — Они убили моих родителей, когда я была совсеммаленькая, воспитывали, как одну из них. Они думали, я все забыла.Но я не забыла ничего. А теперь прощай…
— Постой, останься! — крикнул он в темноту. — Этоже Кремль! Ты человек, а значит, твой дом здесь! Здесь — и большенигде! Для людей больше нет места в этом мире! Ты слышишь? Толькоздесь…
Они уже близко. Прощай.
— Он не слышал уже, как грохнули тяжелые засовы, нечувствовал, как подхватили его обмякшее тело крепкие руки, какволокли по пологому крепостному мосту, как тьма сменилась мягкимфакельным светом.
— Он пришел в себя!
Вестовой, переводя дыхание, застыл перед воеводой. Еще недослушав дружинника, воевода резко поднялся и быстрым шагомнаправился к двери. В соседнем с «караулкой» помещении, что приТроицкой башне, собралось немало народа. Но при виде приземистой,крепкой фигуры вошедшего все раздались в сторону, освобождая проходк деревянной кушетке, на которой лежало тело в разрезаннойлекарскими ножницами окровавленной рубахе.
— Жить будет? — коротко спросил воевода.
— Не знаю, слаб очень, — лекарь беспомощно развелруками. — Похоже на заражение. А может, и яд… Вколол емуадреналин, глюкозу из неприкосновенного запаса, так что какое-товремя будет в сознании, но…
— Тихо! — отрезал воевода, склоняясь над бледным, какполотно, раненым дружинником. — Ты меня слышишь, сынок?
— Да… — прошептал дружинник, с трудом разлепляя веки ипорываясь подняться.
Воевода жестом остановил его, присел на край кушетки.
— Говори! — тихо, но властно сказал он.
— А где она? — пробормотал дружинник, обводяпространство непонимающим взглядом.
— Кто? — нахмурился воевода.
— Девочка…
Воевода хмуро глянул на стоящего поодаль бойца дозорнойсотни.
— Не было никакой девочки, — чуть удивленно сказалдозорный. Нервно пожал плечами. — Бредит он, вот и весьсказ…
Воевода нетерпеливо махнул рукой. Дозорный запнулся.
— По делу говори, — он снова обращался краненому. — Что стряслось? Почему один вернулся? С экспедициейчто? Где остальные?
— Кольцо… — прошептал воин. — Садовое Кольцо…
Воевода склонился к покрытому испариной лицу дружинника. Тотзаговорил — лихорадочно, быстро. Речь его становилась все тише,слова стали путаться, смысл расплывался в горячечном бреду. Нокогда голос его затих окончательно, смысл сказанного осознали все,кто был в каземате.
Воевода молча закрыл глаза на застывшем лице дружинника. Перевелвзгляд на притихших дозорных. Сказал негромко:
— Жаль бойца. Совсем зеленый был. Но боюсь, это тольконачало больших потерь…
Встал и быстро направился к выходу. У двери задержался,помолчал, раздумывая, и хмуро приказал:
— Усилить дозоры на стенах! Будем ждать гостей.
Глава первая
ПРЕДЧУВСТВИЕ БЕДЫ
— …Запомни этот час, брат. И вы запомните, братия. Ибопринимаем мы в ряды наши нового Хранителя. Он молод, может быть,даже слишком молод для сана. Но поступками своими, мужеством, аглавное — выдержкой и благоразумием показал истинную зрелость…
Под сводами Храма было сумрачно. Оттого фигуры Хранителейказались еще более величественными, исполненными тайны и неведомойсилы. Иначе и быть не могло: жрецы Пятого Храма — Храма Памяти —отвечали за сохранность главного сокровища Кремля.
Книжник стоял неподвижно, замерев в благоговейном оцепенении.Казалось, что все это происходит не с ним — слишком ужстремительным был взлет. Если бы еще месяц назад сказали ему, чтоуже совсем скоро он станет одним из Хранителей, что он самсобственной рукой будет заполнять чистые листы новой историичеловечества… Нет, даже представить такое было невозможно.
Конечно, не обошлось здесь без случая. Но разве случайно онотправился тогда в неизвестность вслед за странным чужеземцем? Нет,к этому поступку вели его мечта и убежденность в своей особеннойсудьбе. И если честно, в самых смелых мечтах он не ожидал такогоповорота.
Но теперь, в тайных покоях Храма Памяти, он вдруг ощутилсомнение. Его ли это путь? Об этом ли он мечтал? И что теперьпредстоит ему? Провести оставшуюся жизнь в темных залах, записываяв Книгу чужие поступки, чужие свершения?
Он постарался отогнать малодушные мысли. Он не должен думатьлишь о себе. Теперь, когда князь назначил его советником, когда оновладел «заговорным словом», его жизнь больше не принадлежит ему.Он стал для Кремля важным ресурсом. Это одновременно и почет, итяжкий груз.
— …Узри же, брат, сокровенное, — словно издалека,донесся торжественный голос Верховного Хранителя. — То, чтосвязывает нас с погибшей цивилизацией, что наполняет нас силойбороться, что дает надежду на возрождение.
В медленно разгорающемся свете лампад из мрака проявиласьона.
Книга Памяти.
Она стоила того, чтобы говорить о ней с придыханием. Во-первых,это был не какой-то единственный том, как следовало из названия.Чугунные полки едва выдерживали вес тяжелых томов, украшенныхузорчатым воронением. Броневые пластины обложек скрепляли крепкиеметаллические застежки с кодовыми замками, заключая содержимое вподобие компактных железных сейфов. Разумеется, металл переплета небыл простой блажью Хранителей. Книга Памяти не должна гореть вогне, размокать от сырости, бояться радиации, агрессивных кислот, атакже прожорливых микроорганизмов. Предполагалось, что постъядернаяистория человечества должна уцелеть даже в том случае, если, упасиБоже, падет сам Кремль, сгинут люди или случится еще какаянепредсказуемая напасть. Память человечества не должна исчезнуть нипри каких обстоятельствах. А потому полки с томами Книги былизаключены в огромный толстостенный сейф, расположенный прямо надглубокой шахтой. Туда, в случае неотвратимой угрозы, он долженрухнуть, не доставшись врагам человечества.
Сейчас дверцы этого чудовищного шкафа открыты. И открыты в егочесть. Только вот торжественность момента портило странное, всенарастающее беспокойство. Все было хорошо. Слишком хорошо дляпарня, выросшего в спартанской атмосфере Семинарии. От избыткаэмоций становилось душно.
В памяти возникло ощущение простора, раскинувшегося за пределамикремлевских стен. Опасный, смешанный с радиоактивной пылью, сзапахом крови и тления, но такой пьянящий воздух свободы. Ибеззвучный голос напомнил еще об одном обстоятельстве: санХранителя запрещает покидать пределы Кремля.
Навсегда.
— Стойте! — вскрикнул Книжник и сам испугался своеговозгласа. Уж больно неуместен он был в этой торжественнойобстановке.
— Что не так, брат? — невозмутимо отозвался ВерховныйХранитель.
— Я… — Книжник ощутил, как краснеет, как путаются отстыда мысли. Нервно облизал пересохшие губы. — Я не могу бытьХранителем.