Полужизни

— Думаешь, Сесили Вайерс — это мать Марты?

— Очень вероятно, учитывая рассказ Йен Гарнер о матери и дочери, которые устроили перепалку в галерее.

Саймон согласно кивнул.

— Сесили, Гатти и Хансард купили по картине, а пятнадцать оставшихся приобрела уже знакомая нам девятка. — Чарли зачитала фамилии вслух, но не в привычном алфавитном порядке: — Миссис Э. Хиткот, доктор Эдвард Уиндес, мистер П. Л. Родуэлл, Сильвия и Морис Бландфорд, миссис С. А. Гондри, Рут Марджерисон, мистер Дж. Э. Дж. Аббертон, Э. и Ф. Дарвилл, профессор Родни Элстоу. Дарвиллы купили четыре картины, Родни Элстоу — три, доктор Эдвард Уиндес — две, все прочие по одной. Адреса этих девяти покупателей не существуют. Точнее, восемь не существуют, а один…

— Может, они просто для справок закрыты?

— Дело не в этом.

— Телефонов у них тоже нет?

— А сам как думаешь? Нет. Сразу после справочной я позвонила на почту. Саймон, адреса не существуют, счастливое исключение — адрес Рут Марджерисон. Гарстед-коттедж, Авеню, Реклесгем…

— Именно в Реклесгеме находится Виллерс, частная школа, в которой учились Вайерс и Трелиз. На почте я выяснила адрес и почтовый индекс школы. Отгадай, что еще попалось в директории «Виллерс»? Адрес и индекс Рут Марджерисон.

— Не понимаю, — буркнул Саймон.

— Территория Виллерс так огромна, что там несколько индексов. Школе принадлежат двадцать с лишним зданий, каждое из которых имеет собственный адрес. В том числе и Гарстед-коттедж. Он действительно на Авеню — думаю, так называется дорога на территории школы. Я позвонила в Виллерс, попросила соединить с Рут Марджерисон из Гарстед-коттеджа и услышала, что там такая не проживает.

— А кто проживает, не спросила?

— Спросила и не добилась ровным счетом ничего. Как ни позвоню в Виллерс, со мной общаются предельно вежливо, но толку от них ноль. О Марте Вайерс никто говорить не желает.

— Нужно туда ехать! — Саймон залпом допил пиво. — Мы же полиция, администрации школы придется с нами разговаривать. Они ведь не знают, что нас временно отстранили от службы.

— По пути сюда я позвонила Йен Гарнер. Спросила, как платили эти люди. Подумала, вдруг у нее записи сохранились. Но слишком давно это было, а вспомнить она не смогла. Остался лишь список проданных картин с галочками против названия каждой. Отметки эти означают, что оплата произведена. Йен утверждает, что по крайней мере один покупатель расплатился наличными. Такое случается редко, поэтому и отложилось в памяти.

— Раз адреса не существуют, то и люди, вероятно, тоже.

— Йен хорошо помнит, что с большинством покупателей лично не встречалась. Дескать, на закрытом показе продались только три картины.

— Их купили Сесили Вайерс, Кэрри Гатти и Сол Хансард?

— Вполне возможно. Остальные общались с ней по телефону, деньги и картины пересылались либо по почте, либо с курьером.

— Так принято? — удивился Саймон.

— По словам Йен, нет. Она сочла это заслугой молвы, которая вмиг сделала Эйдена настолько популярным, что его работы покупали не глядя. Двое из тех девяти, Уиндес и Элстоу, потребовали права преимущественной покупки следующих работ Эйдена, Йен даже пометку соответствующую сделала.

— Доверчивая особа! Покупателей в глаза не видела, а уже…

— Бизнес есть бизнес. Она продала картины, ей заплатили. Так что, допрос покупателям устраивать?

— Виллерс! — Саймон решительно поднялся. — Следующий пункт нашей программы. Поехали!

— А не стоит сперва отнести мой улов Милуорд?

— Хочешь — неси, но без меня! Если мы с ней еще раз встретимся, может дойти до драки.

Чарли не думала, что Милуорд сильно заинтересует каталог выставки восьмилетней давности.

— Нет, я отправляюсь не к Милуорд, а домой. Одному из нас нужно потолковать с Кэрри Гатти, и, видимо, этим займусь я. Везет мне, правда?

23

5 марта 2008 года, среда

Из сна меня вырывает громкий мужской голос, вещающий о ситуации на дорогах. Радио! Я в незнакомой машине с серыми кожаными сиденьями, у зеркала заднего обзора качается освежитель воздуха в виде елочки. Совсем как в такси! Мало-помалу кусочки пазла складываются в картинку: это впрямь такси, которое Мэри вызвала, чтобы отправить меня на станцию.

— Почему мы на шоссе? — спрашиваю я водителя. В брешь между сиденьем и подголовником видна розовая шея и седой ежик, обрывающийся на затылке идеально прямой линией. Все три полосы шоссе стоят, мы — в средней. Впереди многие водители выходят из машин и разминаются. Некоторые открыли окна и разговаривают. Давно мы тут ждем? Долго я спала? На улице смеркается…

— Вам разве не в Спиллинг?

— Я собиралась ехать на поезде. Думала, вы на станцию меня везете. — Я не знаю, какая станция ближе всего к Виллерсу, поэтому название дать не могу. Жаль, у Мэри не спросила.

— Мне велели доставить вас прямо в Спиллинг, мисс.

— Нет! — Я отчаянно борюсь с желанием снова провалиться в сон. — У меня денег не хватит.

— Они и не понадобятся. — Водитель поворачивает зеркало так, чтобы мы друг друга видели. Глаза у него серые, веки набрякшие, седые брови торчат в разные стороны. — Стоимость проезда занесут на счет, а вы просто распишитесь, когда до Спиллинга доберемся. Если вообще доберемся! — добродушно усмехается он.

— На чей еще счет?

— На счет Виллерса.

— Это какое-то недоразумение…

— Вовсе нет, мисс. Мне велено доставить вас в Спиллинг. Кажется, мы здесь застряли. На третьей развязке отсюда авария, поэтому движение только по одному ряду. Пить хотите? Там в сумке-холодильнике вода. Вообще-то я уже говорил, но вы спали как убитая.

Справа от меня в нише для ног квадратная синяя сумка. Я снимаю ремень безопасности и, наклонившись, расстегиваю молнию. В темной прохладе сумки восемь бутылок минеральной воды.

— Угощайтесь! — любезно предлагает водитель. — Они для вас.

Как неловко! Почему вода только для меня? Зачем мне одной восемь бутылок?

— Спасибо, пить не хочется, — отвечаю я. Под пристальным взглядом водителя очень неуютно. — Честное слово, лучше отвезите меня на станцию!

В кожаном кармане на спинке водительского сиденья лежит журнал в красной глянцевой обложке — «Инсайдер».

— Первый раз в Виллерсе, да? На родительницу вы не похожи — слишком молоды. Значит, на собеседование приезжали?

— Нет, в гости.

— Все равно вижу, что впервые. Кататься на «роллс-ройсе» вы явно не привыкли. Родители здешних учениц, учителя и даже сами девочки воспринимают все как должное. Откровенно говоря, приятно встретить человека, который не считает роскошь нормой. Сами вы тоже не в Виллерсе учились?

— Нет.

— Я сразу понял! Школа Виллерс — наш основной заказчик. Они пользуются только нашими услугами. Знаете почему? Мы самые лучшие! Раз уж проснулись, я не стану выключать радио, ладно? Извините, что оно вас разбудило, но хотелось узнать, что там с пробками.

— Пусть работает, — киваю я.

Разговоры сейчас меня мало интересуют. Надо подумать, что скажу Солу. Я почти год отказывалась с ним разговаривать и теперь не могу просто так заявиться в галерею и устроить допрос. Сол мне обрадуется и на вопросы охотно ответит, но от этого еще тяжелее.

Я считала, что видела все картины Сола. Что же он работу Эйдена не показал? До ЧП с Мэри мы периодически вместе ужинали, либо у Сола, разумеется, с его семьей, либо у меня, вдвоем. Помню, я сильно смущалась, но для ужина в компании моя сторожка слишком мала. Главной целью совместных ужинов было продемонстрировать и обсудить очередную картину. Мы шутили о наших «коллекциях», а Сол говорил: «Рут, мы формируем вкусы будущего. Едва люди поймут, какая ерунда все эти протравленные скелеты младенцев, инкрустированные бриллиантами черепа и незаправленные кровати, мы с тобой укажем им верный путь. Настоящее искусство снова восторжествует».

Вдруг Солу известно, где Эйден и почему та картина названа «Убийство Мэри Трелиз»?