Страница 1 из 97
A
Софи Ханна — истинная королева по части запутанности сюжетов и их психологической напряженности. И с каждым романом сюжеты становятся все изощреннее.
Хрупкая Рут Басси изо всех сил пытается достичь равновесия в жизни, забыть мрачное прошлое и вновь научиться радоваться. Но есть люди, которые притягивают беды. И Рут как раз из таких. Только-только начала она возрождаться к жизни, как судьба наносит новый удар, и не один. Сначала сумасшедшая художница Мэри Трелиз устраивает безобразную сцену и избивает Рут. А затем возлюбленный признается Рут, что много лет назад убил человека, женщину. По имени… Мэри Трелиз. Но как такое возможно? Ведь Рут видела эту Мэри совсем недавно, даже дралась с ней? Неужели она снова оказалась в центре зловещей истории? И Рут не остается ничего, как обратиться в полицию, но только к человеку, способному понять ее невероятную историю. И она знает такого человека — Шарлотту Зэйлер, а попросту Чарли, которая и сама пережила слишком много. От невероятности происходящего в романе очень скоро начинает кружиться голова, тайны прошлого, преступления настоящего закручиваются в тугую историю, в которую неожиданной пряностью проникает толика юмора.
Софи Ханна
13 декабря 2007 года, четверг
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
4 марта 2008 года
11
12
13
14
15
ЗВЕЗДЫ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
Софи Ханна
Полужизни
13 декабря 2007 года, четверг
Вообще-то начинать мне не хотелось, но три, нет, четыре секунды назад я сказала: «Ладно», и теперь Эйден выжидающе на меня смотрел. «Почему я? Ты же затеял разговор, почему мне начинать?» — чуть не спросила я, но вовремя сдержалась. Эйден наверняка бы подумал, что я ему не доверяю, а портить такой момент мелкими придирками не стоило.
Воздух от напряжения почти звенел, а наши липкие, плотно переплетенные пальцы подрагивали.
— Не обязательно рассказывать все, — шепнул Эйден. — Просто побольше… — Он умолк, но тут же с нажимом повторил, явно решив, что и этого достаточно: — Побольше!
Его теплое дыхание ласкало мою кожу, словно волна, которая набегает на берег и тут же спешит обратно. Мы сидели в изножье кровати, прямо перед зеркалом, мы не двигались, но мне вдруг почудилось, что Земля вращается все быстрее и быстрее. Наши лица блестели от пота, сердца колотились, словно за спиной — марафонская дистанция, хотя все наши перемещения — за стеклянную дверь отеля, к стойке администратора, к лифту, из лифта, узким, озаренным точечными светильниками коридором к двери с золотым номером 436 — были подчеркнуто медленными. Мы оба знали: в номере ждет то, что нельзя откладывать ни на секунду.
— Побольше, — эхом повторила я слова Эйдена. — А потом никаких вопросов.
Эйден кивнул. Его глаза блеснули в полумраке комнаты, и я поняла, как много для него значит мое согласие. Страх по-прежнему корчился внутри меня, но теперь я могла его контролировать, тем более мы договорились: никаких вопросов. Теперь ситуация в моих руках!
— Я совершила глупый, нет, непростительный поступок! — чересчур громко начала я и тут же понизила голос: — По отношению сразу к двум людям…
Имена я бы не назвала, даже пытаться не стоило. Я ведь даже мысленно называю тех двоих «Он» и «Она».
Эйдену я могла сообщить лишь голые факты, хотя каждое слово той истории насквозь прожигало память. Не сосчитать, сколько раз я ее себе пересказывала, обсасывая одну невыносимую подробность за другой. «Старую рану бередит», — скажут люди и будут не правы. Рана не старая, а свежая, зияющая. До сих пор не зарубцевалась, так часто я ее бережу.
«Совершила непростительный поступок…» Я малодушно надеялась подобрать другое начало, хотя чувствовала: альтернативы нет. Будь я безгрешна, ничего бы вообще не случилось.
— Дело давнее, и за поступок я поплатилась. — Голова гудела, словно в ней работал мощный генератор. — Дорого поплатилась. До сих пор… оправиться не могу… Да и вообще, все так несправедливо. Думала, с переездом полегчает, но… — Я пожала плечами, изображая спокойствие, которого не было и в помине.
— Да уж, гадости — как хвост, куда ты, туда и они, — вздохнул Эйден.
От его сочувствия стало еще хуже. Я вырвала руку и пересела на краешек кровати. Номер у нас ужасный, сущая телефонная будка, на шторах, постельном белье, стульях — почти всюду сине-зеленая клетка с красной каймой. Дольше минуты смотреть невозможно: перед глазами плывет. Готова спорить: в этом отеле «Драммонд» все номера такие! Дополняют интерьер три пейзажа — один над телевизором, еще два на хлипкой стене между ванной и спальней, — такие скучные и безжизненные, что без слез не взглянешь, да и цветовая гамма — само уныние. За панорамным стеклопакетом шумит серый, подсвеченный желтыми фонарями Лондон. Ясно, что заснуть не удастся, а я-то мечтала спрятаться, раствориться в темноте.
Зачем же я терзалась этой псевдоисповедью? Зачем выдавала единственную приемлемую для себя версию — абстрактную «рыбу», подходящую для любой истории?
— Извини, Эйден! Я не скрываю от тебя, просто… не могу произнести. Слова не идут!
Ложь, чистой воды ложь! Согласиться на игру в исповеди — одно дело, а настоящая откровенность — совсем другое. Если бы я не скрывала, наверняка упомянула бы папку, которую храню дома под кроватью, с протоколом судебного заседания, письмами и газетными вырезками.
— Извини, что почти ничего не рассказала! — пробормотала я. Слезы жгли глаза, не давали дышать, но выплакать их не получалось.
Эйден присел передо мной на корточки, накрыл мои колени ладонями и буквально впился в меня взглядом.
— Разве это ничего? Для меня это очень много. Я поняла, что слово он сдержит и вопросы задавать не станет, и с облегчением выдохнула.
Я молчала, и Эйден явно решил, что моя «история» уже рассказана.
— Что бы ты ни сделала, мои чувства к тебе не изменятся, — поцеловав меня, заверил Эйден. — Я очень тобой горжусь. Теперь нам будет легче.
Что нам будет легче? Впервые заняться любовью? Не расставаться до скончания дней? И то и другое? На прежней жизни я поставила жирную точку, теперь у меня новая жизнь с Эйденом. Увы, какая-то часть сознания упорно, упрямо, даже настырно не желала в это верить.
За секс я не волновалась. План Эйдена сработал, хотя, вероятно, не так, как он рассчитывал. Я рассказала обрывок истории и теперь была согласна на что угодно, кроме разговоров. Секс избавит от болезненных откровенностей? Прекрасно, значит, займемся сексом.
— Подожди! — Эйден встал.
Теперь его очередь «исповедоваться». Не хочу ничего слышать, не желаю! Разве могут прошлые поступки человека не влиять на отношение к нему в настоящем? Я слишком хорошо знаю людей, чтобы, подобно Эйдену, говорить: «Мои чувства не изменятся».
— Много лет назад я убил человека, — объявил он неестественно спокойным, невыразительным голосом.
«Пусть это будет мужчина!» — подумала я и ужаснулась кощунству своей мысли.
— Я убил женщину, — словно услышав меня, проговорил Эйден. Его глаза наполнились слезами. Эйден шмыгнул и часто-часто заморгал.
Душу наполнила боль, такая острая, что дольше секунды не вытерпеть. Внутри клокотали отчаяние, злоба, недоверие — все, что угодно, кроме страха.
— Ее звали Мэри, — наконец сказал Эйден. — Мэри Трелиз.
1
29 февраля 2008 года, пятница
Вот и она! Машина проезжает быстро, и ее профиль я вижу лишь мельком, но почти уверена: это действительно сержант полиции Шарлотта Зэйлер. Если не свернет на стоянку для посетителей, отпадут последние сомнения.