Полужизни

— Я знаю лишь, что по отношению к своим работам Трелиз — сущий параноик, — сказала Чарли, едва ушел официант. — Может ли паранойя толкнуть на убийство — в нашем случае, чтобы забрать картину, — не знаю, но золотые крючки вместо зубов… Это очень… по-женски.

— Не согласен. — Саймон как дикарь раздирал пиццу руками, упорно не замечая ножа и вилки.

— Мужчине подобное в голову не придет, слишком… вычурно.

— Именно так работают мозги Сида! Он же мастер, творческая личность. Простыми и понятными его мотивы не могут быть по определению. Сама подумай: человек, признавшийся в несовершенном убийстве; атеист, тайком посещающий собрания квакеров…

— Вдруг его интересуют все основные религии? Вдруг в понедельник он квакер, во вторник индуист… — Чарли вздохнула: собственная шутка звучала плоско. — После ланча возвращаюсь в Спиллинг. Сделаю кое-что для себя лично — с Кэрри Гатти потолкую. Хочешь со мной?

— Нет.

— Надеюсь, не охотиться за Стивеном Элтоном у тебя мозгов хватит? — спросила Чарли, с подозрением взглянув на Саймона. «Ну, вроде бы помирились», — подумала она, вытащила из сумочки телефон и включила. — Оливия! — объявила она, прослушивая голосовое сообщение. — Зовет нас к себе. Я просила ее раздобыть побольше информации о Марте Вайерс.

— О ней ты нашим друзьям из столичной полиции не рассказывала, — заметил Саймон.

— Потому что она вряд ли связана…

— Так мы не идем к Оливии?

— Идем. Ей не терпится что-то мне показать. Впрочем, по опыту знаю, этим «что-то» может запросто оказаться фото очередного ребенка Анджелины Джоли в журнале «Хелло!». Тогда возьму совковую лопату и забью Лив насмерть.

— После сегодняшнего кошмара такие шутки не в тему! — Саймон прикончил первую пиццу и взялся за вторую.

Телефон Чарли завибрировал, стуча о тарелку.

— Лив?

— Ты ошибаешься, это не Лив. — Сэм Комботекра даже на элементарные вопросы давал исключительно развернутые ответы, чем очень веселил Чарли. — Это Сэм Комботекра.

— Уже догадалась!

— Саймон с тобой?

— Угу.

— Чарли, тут творятся странные вещи. Думаю, вам обоим стоит знать. Только если Пруст поймет, что я это с вами обсуждал…

— Успокойся, Сэм, он твой телефон не прослушивает! Так что за странные вещи?

— Вы уже встречались с Корал Милуорд? Это детектив-сержант.

— Да, утром.

— Похоже, они с Прустом здорово спелись. Он только что заявил, что на все обозримое будущее моя команда поступает в распоряжение детектива-констебля Даннинга. Ни подробностей, ни объяснений пока…

— Они не такие тупые, как кажется! — заключила Чарли. — Вас они заставят работать со спиллингской линией — Басси, Сид и Трелиз. Неплохо! — Она взглянула на Саймона. — Значит, нас все же услышали!

— Я ввернул, мол, жаль, Саймона с нами нет, и знаешь, что выдал Пруст? «Степень участия Уотерхауса в убийстве Джеммы Краудер еще предстоит установить». Поверить не могу!

Чарли повторила слова Пруста, и Саймон поморщился.

— Спроси Комботекру, что он ответил.

«Сам спроси», — подумала Чарли и хотела передать Саймону трубку, но тот махнул рукой. В чем дело? Неужели он злится на Комботекру?

— Закругляйся! — прошипел Саймон.

— Сэм, мне нужно…

— Пруст это для красного словца сказал. Он прекрасно понимает, с какой целью Саймон в понедельник оказался у дома Джеммы Краудер. Саймон следил за Эйденом Сидом, который, как уже известно, не только присутствовал на месте преступления, но имел мотив величиной… — Сэм запнулся, не в силах подобрать подходящее сравнение.

— Мотив? — Чарли подтолкнула Саймона, чтобы тот слушал внимательнее.

— Так ты не в курсе? — Комботекра вздохнул. — Не знаю, почему это меня удивляет. Некоторым ведь главное не дело раскрыть, а себе плюс заработать, верно?

— Сэм, ради бога, какой у Сида мотив?

— Краудер и ее сожитель Стивен Элтон тянули срок за неправомерное лишение свободы и нанесение тяжких телесных.

— Что?

— Элтон получил условно-досрочное освобождение в марте 2005-го, Краудер — через полтора года. Вот оно, гуманное правосудие!

Странно было слышать такое от Комботекры, он ведь в каждом обкуренном отморозке положительные черты ищет!

— Любители наносить тяжкие телесные повреждения редко превращаются в благочестивых квакеров…

— Насчет набожности и благочестия не знаю, но в апреле 2000 года они привязали беззащитную женщину к каменному постаменту в своем саду. Джемма Краудер целых три дня закидывала несчастную камнями и заставляла их глотать. Точнее, не камнями, а декоративным щебнем из сада, который та женщина для них спроектировала. Краудер и Элтон не давали ей ни пить, ни есть, ни пользоваться туалетом. Несчастная провела в больнице три недели и помимо страшных душевных травм наверняка заработала бесплодие…

«…Декоративным щебнем из сада, который та женщина для них спроектировала…»

— Господи боже мой! Сэм…

— Да уж, — вздохнул Комботекра. — После такого куда меньше скорбишь о трагической гибели Джеммы Краудер!

— Эта несчастная — Рут Басси. Это она была их жертвой.

13

5 марта 2008 года, среда

Я просыпаюсь с поразительно ясной головой. Где нахожусь, вспоминаю мгновенно. Комната кажется знакомой, хотя я впервые увидела ее лишь вчера вечером. Я уже привыкла и к белому в синюю клетку постельному белью, и к бежевому ковру с петлистым ворсом, таким жестким, что хоть в ванную стели, и к деревянным тумбочкам по обе стороны кровати, и к туалетному столику с трельяжем в одном конце комнаты, и к невысокому комоду в другом, и к желтым шторам с красными и золотыми кистями.

С первого этажа доносится шум: радио и звон посуды.

Я в Гарстед-коттедже на территории школы Виллерс, в том самом, который родители Марты Вайерс арендовали у администрации школы. Теперь здесь любит работать Мэри. «Там спокойно и безопасно». Из собственной жизни я переселилась в жизнь Мэри Трелиз.

Я откидываю одеяло. На мне розовая пижама с надписью «Кокетка», вчера ее натянула на меня Мэри, потому что сама я от усталости даже разговаривать не могла. Негромкое мычание манит меня к окну. Раздвинув шторы, вижу луга с мирно пасущимися стадами, стену, отделяющую ферму от территории школы, и круто поднимающуюся на склон холма тропу, которая ведет к каменной громаде с башней — главному зданию школы. Именно оно было на картине в доме Мэри.

Гарстед-коттедж притаился в низине неподалеку от школьных ворот. Вчера вечером Мэри сказала, что окна можно не зашторивать: «Сюда никто не заглядывает, ни девочки, ни учителя. Здесь мы словно отрезаны от внешнего мира!»

Открывается дверь, и заходит Мэри.

— Поздний завтрак! — объявляет она. — В принципе, можно считать его ланчем! — На ней серая футболка и синие пижамные штаны с узором пейсли, в кармане штанов угадывается пачка сигарет. Большую книгу с коленкоровым переплетом Мэри держит осторожно, потому что на ней заварочный чайник (судя по зеленому ярлычку, внутри чайный пакетик), чашка и бутерброд, слишком большой для маленького блюдца. — Надеюсь, тебе не каждый день приносят мятный чай и бутерброд с пастой «Мармайт»!

Что-то изменилось: Мэри я больше не боюсь.

Одно за другим в памяти всплывают события вчерашнего вечера. Объяснять Мэри ничего не желала — она хотела показать. В машине мы почти не разговаривали, сперва слушали радио, а потом она поставила диск «Дестинис чайлд». Когда зазвучало знакомое «Переживу», я удивилась: неужели Мэри прихватила диск из дома? Оказалось, таких дисков у нее несколько.

— Марта повесилась под эту песню, — бесстрастно проговорила она. — Странный выбор, правда? Раз задумала самоубийство, зачем песня о том, что можно со всем справиться, стать умнее, сильнее, решительнее?

— Может быть… — начала я и замолчала. Думать совершенно не хотелось.

— По-твоему, это черный юмор? Нет, вряд ли. Скорее, дело в надменности.