Полужизни

Разве в таком состоянии что-нибудь слышат?

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Не понимаю, в чем проблема! Тебе понадобилась юридическая помощь, и я порекомендовала Домми. Дело ведь…

— Домми?! Мне снится кошмар, разбудите меня, пожалуйста!

— Я не сказала тебе, потому что каждое мое решение ты…

— Лив, неужели ты не найдешь никого лучше заторможенного халявщика, который не смотрит в глаза собеседнику, собираясь на ланч, намеренно «забывает» бумажник, теребит свой «Блэкберри», как сопливый подросток пипиську. Который похож на сутенера…

— На сутенера?!

— Этот твой Домми похож на жирного стервятника, неужели не замечала? Он и ведет себя, как стервятник.

— Замечательно! — Оливия в изнеможении подняла руки. — Да, мужчины лучше мне не найти! Это ты хотела услышать? Домми тебя расстроил, и ты решила отыграться на мне. Ну что, теперь довольна?

— Давай, Лив, — подначила Чарли, — вытащи туз из рукава, надави на жалость!

— Чарли, у нас самые обычные отношения, и продолжаются не слишком долго. Я собиралась…

— «Не слишком долго» это, пардон, сколько?

— Месяцев шесть…

— Шесть месяцев? Я-то о помолвке с Саймоном тотчас рассказала, и с тех пор ты расхаживаешь с постной миной, всеми фибрами источаешь неодобрение, осуждаешь нас при малейшей возможности…

— С постной миной? Ничего подобного!

— Я хочу лишь немного счастья! Ты сто раз повторила, что свое мнение высказала и отныне будешь молчать, но это нелегко, правда? Нелегко молчать о том, что Саймон странный, холодный, асоциальный, ни разу в любви мне не признался… — Чарли запнулась: порыв гнева перепутал все мысли. — Асоциальный… — повторила она, справившись с собой. — Все это время ты спала с Домиником Ландом… Хочешь, диагноз поставлю? Итак, во-первых, ты трусиха, а во-вторых, лицемерка! Прячешься, задницу свою прикрываешь, а меня осуждать не стесняешься. Сколько раз ты обливала Саймона…

— Да ничего я против Саймона не имею! Он мне даже нравится! Ясно, Чарли, ты сходишь с ума, потому что…

— Я схожу, а ты уже сошла! Окончательно спятила!

— Доминик очень умен и бесконечно…

— Ну же, Лив, зови его Домми! Не порти себе кайф! — Чарли начала получать удовольствие. Порой единственный способ избавиться от боли — причинить боль ближнему. — Теперь ты в курсе, каково оно, когда твоего любимого обливают грязью!

— Я не уверена, что люблю Доминика. У нас сложные…

— Знаешь, что сказал Домми? Что я принципиально никого не слушаю. И это человек, который впервые меня видел!

— Какой проницательный!

— Да он тебя цитировал!

— У Доминика потрясающая память. Он умнее Саймона…

— Правда? Завидная уверенность!

— Я имела в виду, что ты должна лучше других понимать, почему меня тянет к умному мужчине!

В такие моменты Чарли теряла способность нормально реагировать. В такие моменты она портила все окончательно и бесповоротно, потому что знала: в этом ей равных нет.

— Ладно, Лив, договоримся так: ты не придешь на мою свадьбу, я — на твою, а мама с папой пусть выбирают. Пусть придут к той, которая приручила лучшего, по их мнению, самца. Разумеется, они выберут тебя, потому что ты лебезишь перед ними, а я — нет. Сама подумай, не пропускать же папе целых две игры в гольф ради наших свадеб!

— Вот сама ему и скажи, если наглости хватит! Только мне почему-то кажется, что не хватит! Ты мечтаешь поссорить меня с родителями, а потом сыграть на контрасте: я стерва, а ты невинная овечка… Трусиха ты, а не я! И я не стелюсь перед ними, а считаюсь с их чувствами, что совсем не одно и то же! — Оливия вытерла глаза, вздохнула, а потом с досадой захлопнула стоявший рядом ноутбук: — Видимо, моя работа на сегодня закончена!

— Работа? Кропать бестолковые статейки для бестолковых газетенок, которые выбрасывают не читая, — это работа? Сидеть до вечера в пижаме — это работа?

С диванчика Оливия не встала, лишь свесила ноги на пол и выпрямила спину.

— Я журналист, — дрожащим голосом напомнила она, — и пишу о книгах. Книги не могут быть бестолковыми. Моя работа не менее важна, чем твоя.

«Черта с два!» — подумала Чарли.

— Пару раз, да, я писала о моде и шопинге, и ты срочно взяла это на вооружение, чтобы окрестить всю мою работу никчемной и несерьезной… — Оливия снова вытерла глаза.

— Отвлекающий маневр, — сухо отметила Чарли. — Столько их в жизни перевидала, что с первого взгляда все понятно. — Она знала: Лив гордится своей несерьезностью и считает ее ценным качеством.

— Я не обижена на тебя, Чарли. Считаешь мою любимую работу полной глупостью — пожалуйста! Наверное, на твоем месте я так же относилась бы ко всем, кто ежедневно не сталкивается с мертвецами и психопатами.

— Вообще-то в уголовной полиции я больше не работаю. Жаль, никто внимания не обратил! — вздохнула Чарли. — Вместо психопатов с мертвецами у меня теперь анкеты и оценочные листы.

— Сдерживаться ты даже не пытаешься! — не унималась Лив. — Методично навязываешь свою позицию: исключительно полезный человек у нас ты, а я пустое место. Не просто навязываешь, а требуешь, чтобы я под этим подписалась.

— Лив, когда я такое навязывала?

— Да постоянно! Каждым действием, словом, выражением лица… Ты, например, в курсе, что я пишу книгу?

— Угу, угу, я тоже. Лив, подростком ты постоянно это повторяла, но дальше пары абзацев дело не шло.

— Это чистая правда! — Лив наконец поднялась с дивана. — И то, что Домми сказал, — тоже правда. Ты слишком жесткая и упертая, но лишь в том, что не касается непосредственно тебя самой. Домми заявил, что тут ему работать не с чем, а ты взбеленилась, потому что хотела услышать совсем другое.

— «Тут работать не с чем», — ухмыльнулась Чарли. — Да ты, гляжу, поднаторела в адвокатской болтовне!

— Домми назвал тебя подружкой психопата, потому что именно так ты выглядишь со стороны. Смирись с этим, черт возьми! Это не твоя суть, и Домми сказал это не со зла. Твоей беспомощностью он не упивался и в грязь тебя не втаптывал — не передергивай! Он просто очень прямолинеен. Ты не знаешь его так, как я.

— Конечно, не знаю! А чтобы узнать, нужно ноги пошире раздвинуть, да, Лив?

Вести себя «как старшая сестра» Чарли не могла. Пока не могла. Понимала, что в итоге придется, и от этого распалялась еще сильнее.

— Ну уж тебе не привыкать! — огрызнулась Лив. — Помню, до помолвки с Саймоном ты раздвигала ноги так широко, что я диву давалась, как еще ходить можешь. Честное слово, не женщина, а развернутый циркуль!

Чарли сцепила зубы — нет, она не позволит себе сорваться. Лив это только что придумала или давно носила за пазухой, дожидаясь удобного случая? Обсуждала ли она прошлую жизнь Чарли с жирным боровом Ландом? Может, они даже весело хохотали, мусоля ее проблемы?

— Да любой мужик мог с разбегу эту лунку поразить! — не утихала Лив.

— Ага, пошел гольф-сленг! — ухмыльнулась Чарли. — Умница, папа с мамой могут тобой гордиться. Кстати, Домми выдал, что ты настраивала родителей против нас с Саймоном!

— Ерунда! Домми не мог так сказать. Это ложь, а Домми никогда не лжет.

— Да он у тебя святой!

— Вероятно, он имел в виду другое. Хотя я и впрямь удивлена, что родители не обеспокоены твоими брачными планами, очень удивлена.

— Мне пришлось выслушать это дерьмо от адвоката, к которому обратилась за помощью. От человека, который, как я думала, не имеет ни малейшего отношения к моей личной жизни. Знала бы, что вы с ним пара, ни за что не позволила бы…

— Что не позволила бы?

«Почувствовать мое отчаяние». Вслух Чарли этих слов не произнесла. Она рассказывала Оливии о «стене позора», но подала все под другим соусом: вместо беспокойства — небрежность пополам со скабрезностью. «Как, по-твоему, эта тупая корова на меня запала?» Чтобы отвлечь внимание от себя, Чарли выложила сестре запутанную историю Рут — Эйдена — Мэри. А вот перед Домиником Ландом она раскрыла душу, унизилась, и он вполне мог настучать Лив, если уже не настучал, что у ее сестры от страха не все дома.