В объятиях демона

– Буду ждать, – шепчет он.

Жаркое дыхание посылает ток по всему телу, и я с ужасом понимаю, что раздавшийся слабый стон принадлежит мне. В растерянности я толкаю дверь, но горячая ладонь по‑прежнему на моей, не давая мне открыть.

– А как же поцелуй на прощание? – говорит Люк, и я поворачиваюсь к нему, задевая носом.

Но я не поддамся панике, нарастающей внизу живота, – отчасти ведь я хочу поцеловать Люка. Смотрю ему в глаза и, кладя руки на грудь, отталкиваю.

– Не на первом свидании, – как можно спокойнее произношу я.

Его, кажется, это забавляет, но затем он смягчается.

– Как пожелаешь, – повторяет мою фразу Люк.

Он пальцем прожигает путь по линии моих губ, затем выпрямляется на сиденье и улыбается.

– Приятных сновидений.

Еще несколько секунд я пристально смотрю на него, затем открываю дверь и на ватных ногах выхожу из машины. Он заводит мотор, но не уезжает. Весь путь до входа я чувствую на спине его взгляд. Перед тем как захлопнуть дверь, оборачиваюсь и вижу красные огоньки его глаз над приборной доской.

Я быстро взбегаю по лестнице в спальню, где сразу же кидаюсь к окну и замечаю удаляющиеся задние фары. Еще долго я смотрю из окна на то место, где он высадил меня. Сердце бешено бьется, а низ живота трепещет при мысли, что я позволила бы Люку поцеловать себя. Тяжело вздохнув, я плетусь к тумбочке, где стоит фотография брата.

– Я не могу устоять, Мэтт, – шепчу я.

Взяв фотографию с собой, я достаю из‑под матраса дневник Мэтта и, открыв, кладу на стол. Опустившись на стул, читаю первые строки последней записи со среды – когда я встретила Люка.

«Ну, Мэтт, ты бы сегодня покатился со смеху, увидев, как я пускаю слюни из‑за парня. Но в нем что‑то есть. Да, знаю. Глупо. И совсем на меня не похоже. Пожалуйста, порази меня молнией, если я превращусь в жалкую размазню. Я не верю в чепуху про "любовь с первого взгляда". Я вообще не верю в любовь. А вот страсть… живет и здравствует».

Я глубоко вздыхаю, беру ручку и переворачиваю страницу.

Это мучительно, я не знаю, что написать – спутанный клубок эмоций совсем сбивает меня с толку. Их невозможно передать словами. Но если я с кем и могу поделиться, так это с Мэттом. Он был мне больше чем просто братом, он был моим лучшим другом – единственным, кто по‑настоящему понимал меня. Мэтт сохранит мои секреты. Поэтому я рассказываю ему все, каким бы постыдным это ни было. Я обязана ему, и частичка себя – самое малое, что могу дать.

Я начинаю писать.

«Итак, Мэтт. Помнишь, я говорила тебе о том парне… Люке».

Я делаю паузу, стараясь собраться с мыслями и более связно изложить их на бумаге.

«Не знаю, что со мной. Все он. Все дело в нем. В нем все неправильно. Когда он рядом, я не могу думать и даже дышать. Но я хочу, чтобы он был рядом. Знаю – я не могу устоять. Но в нем есть что‑то такое… Загадочная, темная, притягивающая энергетика. И хотя он немного пугает меня – ладно, сильно пугает, – я не могу держаться от него подальше.

Я действительно думаю о любви то, что писала раньше. Когда Рифер заговорил о ней, то все испортил. Бабуля и дедуля единственные, кто был к ней ближе всего. Опасно верить во что‑то, способное ранить тебя. Вот я и не верю.

Но Люк…»

Я вздрагиваю, глядя на неровный почерк. Пишу еще одну строчку и закрываю тетрадь.

«Пристрели меня».

Вытаскиваю себя из‑за стола и готовлюсь ко сну. Но когда забираюсь в постель, то вижу платиновые кудри и светящиеся голубые глаза. Вдруг мне становится жаль, что я не узнала Гейба получше. Может, Райли и Тейлор что‑нибудь пронюхали. Я хватаю телефон и пишу сообщение Райли: «Тэй подцепила Гейба?»

Меньше чем через минуту приходит ответ.

«Он ушел после тебя. Что с Люком?»

«Ничего. Знаешь, где Гейб учится?»

«Нет. А что? Тебе и он нужен?»

Я почти слышу ее смех.

«Заткнись. Просто интересно».

Я разочарованно откладываю телефон и заползаю под одеяло. Хорошо, что впереди выходные. Очень даже неплохо провести пару деньков вдали от парней, поскольку они полностью вскружили мне голову.

Наступает воскресенье, но мне по‑прежнему не избавиться от мыслей о парнях, несмотря на все техники дзюдо и медитацию.

– Фрэнни, подай мне гаечный ключ.

Порывшись в ящике с инструментами, я протягиваю ключ. Ложусь на бетонный пол гаража и подкатываюсь к дедушке под «мустанг» шестьдесят пятого года с откидным верхом.

Запах масла и выхлопных газов – таково мое обычное воскресенье. Как только я научилась держать в руках отвертку без риска выколоть себе глаз, то каждое воскресенье после церкви стала проводить с дедушкой, под машиной. Сестры считают меня странной, но нет ничего лучше удовольствия от завершенного дела, когда ты что‑нибудь разбираешь, а затем вновь собираешь, не оставляя лишних деталей, – и это еще работает. Именно с холодным бетонным полом этого гаража связаны самые теплые воспоминания моей жизни.

– Дело идет, – говорю я, глядя, как дедушка затягивает последний болт на двигателе, который мы переделывали всю зиму.

– Еще неделька или максимум две. Можешь взять этот ключ и придержать болт, пока я затягиваю гайку? – глубоким хриплым голосом, согревающим мне душу, говорит он.

– Конечно. Дашь мне поводить?

– Будешь первой – после меня, конечно. Награда за усердный труд, – Он поворачивается ко мне и улыбается. В веселых голубых глазах я вижу теплоту и нежность, несмотря на резкий технический свет, идущий от брюха «мустанга».

– Здорово! – Я представляю, как курсирую по улицам, с открытым верхом и грохочущей музыкой.

Дедушка проводит измазанной рукой по лысеющей голове, оставляя черное пятно на короткой седой челке.

– Почти готово для масла. В углу есть канистра. Налей‑ка четыре кварты.

– Хорошо, – говорю я, выползая из‑под машины.

– Воронка там же. Скажу, когда будет готово.

Я приношу масло и откручиваю крышку на блоке двигателя.

– Дедуль?

– А?

– Как вы познакомились с бабулей?

Он раскатисто смеется, наполняя этим замечательным звуком гараж и мое сердце.

– На уличной гонке, в старших классах. Она была порядочной девушкой. Почти не целованной, – Он усмехается, – Ну, это мы быстро поправили.

– Когда ты понял, что любишь ее?

– Сразу же, как увидал.

– А как узнал, что она любит тебя?

Я улавливаю улыбку в его голосе.

– Она сказала мне… а затем показала, если смыслишь, о чем я.

Я представляю их молодыми, как на фотографиях: дедулю, расхаживающего с важным видом в джинсах и закрученной в рукав футболки пачкой сигарет, и бабулю, порядочную девушку с озорным огоньком в глазах. Затем вызываю в памяти образ бабушки – я обожала сидеть с ней на диване, свернувшись в клубочек, и слушать, как она читает что‑нибудь из классики. Сердце начинает ныть.

– Тоскуешь по ней?

– Постоянно.

– Ты веришь в рай?

– Ага.

– Думаешь, бабуля там?

– Если там кто и есть, то она‑то уж точно. Вряд ли Господь сочтет грешной любовь ко мне.

– И Мэтт тоже там? – говорю я, преодолевая комок в горле.

– А то как же. На коленях у своей бабули.

Хотя я знаю, что все это ложь, мне становится легче от этих слов. Будто от старой доброй сказки.

– Спасибо, дедуль.

– Для масла все готово. Не торопись.

– Все будет в ажуре.

ГЛАВА 4ОДНОМУ БОГУ ИЗВЕСТНО

ЛЮК

Понедельник. Утро. Коридор переполнен горячими потными телами. Хм… почти как дома. И вот загудело шестое чувство. Габриэль.

Я захлопываю дверцу шкафчика. Вот и он. Стоит, прислонившись к стене рядом с кабинетом шестьсот шестнадцать, и разговаривает с Фрэнни. Она улыбается ему и смеется – флиртует и краснеет.

Этот мерзавец мухлюет!

Внезапно меня обуревает неведомое доселе чувство, смешанное с яростью. Я хочу держать в руках окровавленную голову Габриэля. Но ангелы не истекают кровью, даже если оторвать им голову.