Страница 8 из 13
Для меня «сие мероприятие» стало чем-то вроде выпускного экзамена на право быть частью высшего общества и, конечно, показателем успешного внедрения в среду антагонистов. Не скрою, влюбленность Ани, дружба с шейхом и невольный страх вперемежку с почитанием гражданина Рима Павла — были мне приятны. Мы вполне искренно веселились, клялись в дружбе на веки и взаимопомощи до конца времен. Анна предложила свою любовь, шейх — одну из своих яхт с командой для моего кругосветного путешествия, Павел засвидетельствовал уважение своего всемогущего отца, а скромный Смотрящий просил убежища на случай начала конца. Я вдруг обнаружил, что люблю этих разных людей, и мне это новое состояние души определенно нравилось.
После того, как всё было выпито-съедено, отгремели выстрелы салюта и рокот вертолета, я оказался в тишине своей каюты. И в этом усталом предрассветном покое, после благодарственной молитвы, вместо глубокого сна, наступило время подведения предварительных итогов с анализом и воспоминанием по оси «прошлое-настоящее-будущее». Неожиданные мысли посетили меня в те часы. И были они явно не мои собственные, а что-то вроде откровения свыше.
Одна часть моего сознания констатировала тот факт, что из меня слепили супермена, другая утверждала, что все эти, так называемые супер-способности не моё, а вроде скафандра, позволяющего действовать в агрессивной среде или экзоскелета, умножающего силы. Больше всего в таком случае я опасался вздымания тщеславия — того самого домашнего вора, похищающего всё хорошее, что далось с великим трудом. Но и тут всё было вроде спокойно — на фоне активной ясности ума и готовности тела на подвиги, естественная усталость примиряла и покоила, как бабушка в детстве гладила по голове, бормотала чуть слышно молитвы и наступало внезапное тихое счастье, и я погружался в долину прозрачного света, и та долина была земной проекцией рая небесного, воспоминания о котором жило в душе и не давало забыть своего главного предназначения — сдать экзамен на веру и верность Слову и вернуться Домой, в вечную обитель света.
В девятом классе средней школы на уроках биологии нам преподавали курс генетики. Биологичка наша была ох как не проста. С одной стороны, она казалась дамой «из раньшей жизни» в шляпке с вуалеткой в огромных роговых очках на классически прямом греческом носу. С другой — она тонкими фортепианными пальцами так цепко «держала» класс, ее так внимательно слушали, что порой казалось, что дамочка использует приемы гипноза или технику НЛП — нейролингвистического программирования. Однажды Анна Павловна, так ее звали, предложила мне остаться после урока на дополнительную беседу. Причем это звучало также таинственно как слова шефа гестапо Мюллера: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!» Когда все из класса вышли, она взглянула на мою физиономию, измученную попыткой понять тему урока, и примирительно сказала:
— Да уж вижу, что голова у вас от моих уроков пухнет. Если честно, у меня тоже. Скажу больше — сегодня эта наука представляет собой информационные дебри. Учебник для вашего поколения писали такие заумные дядечки — доктора наук и академики!.. — Запнувшись, она, кажется, крепко шепотом выругалась. Тряхнув головой, продолжила: — Словом, признаюсь тебе, что среди педагогов попросту нет ни одного, кто бы понимал этих умников. Поэтому!.. Предлагаю от логического изучения темы перейти к интуитивному. — Она подняла на меня глаза. — Ты еще не упал под стол? Молодец, крепкий парень!
— Я пока что ничего не понимаю, — сознался я.
— И это нормально! Так что я тебе предлагаю в качестве научного исследования темы?
— Написать какой-нибудь доклад? И зачитать его перед классом?
— Нет-нет, что ты! — АннПаллна вышла из-за стола, взяла мел и нарисовала на доске пару извилистых переплетающихся спиралей. — Я прошу тебя изобразить нечто подобное, только по-своему и покрупнее на листе ватмана. — Протянула мне тубус с листами бумаги. — И не надо особо вникать в смысл терминов и теорию расчетов ДНК. А нужно, Николай, твоё интуитивное видение его величества генотипа! Картинка! Веселая картинка на серьезную тему. Заранее большое тебе спасибо. Всё иди.
…И я нарисовал! Нет, не сразу, конечно. В процессе интуитивного видения я запорол три листа дефицитнейшей бумаги. Зато после бессонной ночи, на рассвете, не успев одеться и позавтракать, я бросился к столу, развернул четвертый лист и нарисовал лабиринт из стеллажей, наполненных книгами. Тысячами книг по тысячам тысяч стеллажей, размещенных по кругу, с каждым витком углубляясь во тьму веков.
Показал свою небрежно нарисованную схему АннПаллне. Она с указкой в руке ползала по моему лабиринту и… опять шепотом ругалась. Разогнувшись, она ворчливо произнесла:
— Вот! Это то, что я называю: мальчишка утёр нос высоколобым тупицам! Молодец! Гениально! Отрыв башки! Сенсация и всё в таком роде. — Потом долгим взором из-под очков обожгла мою физиономию и задумчиво сказала: — Я понимаю, что это не педагогично и не вполне разумно с моей стороны… Уж не знаю, Коля, чем ты в дальнейшем займешься, только запомни моё пророчество… Готов? Слушай: тебе предстоит узнать о себе и своих предках такое!... что все прочее просто померкнет, как от ядерного взрыва неведомой мощности. Всё прочее — вдрызг-пополам, а ты на белом коне с мечом в руке. Так вот, примерно.
Достала из сумочки плоскую фляжку из нержавейки, отвинтила пробочку и сделала длинный глоток. Пряча глаза, протянула мне:
— Не хочешь отметить? — Тряхнула головой. — А! Ну да, ты же еще совсем юный мальчик. Ладно, иди! И об этом, — она тряхнула фляжкой, — никому. Лады?
— Спасибо! До свидания, Анна Павловна, — пробормотал я и вышел из кабинета биологии.
За учебными делами-заботами, за спортивными достижениями и вследствие перманентной влюбленности — о том псевдонаучном и непедагогичном биологическом казусе я, конечно, подзабыл.
…Чтобы сейчас, бессонной ночью, в каюте мега-яхты нефтяного миллиардера — погрузиться в созерцательное путешествие по лабиринту моего генотипа, напророченному биологичкой АннПаллной. В состоянии тонкого сна, на приёме откровений свыше, снизу, да и вообще отовсюду — словом, в потоке сознания — побрел я по лабиринтам огромной библиотеки мимо тысяч книг «с каждым витком углубляясь во тьму веков», одновременно взбираясь ввысь, по лестнице Якова, в блаженные Небеса. Так вот диалектическая «биполярочка»: как обычный грешник, понимаешь свое вопиющее недостоинство — как христианин, стремишься в блаженные сияющие высоты Царства Небесного.
Подобно Данте в сопровождении Вергилия, я побрёл по нисходящим кругам ада в мрачное жерло центра земли.
Подобно карьерному самосвалу, въезжал по концентрическим кругам выработки всё глубже и глубже. И вместе с тем, как горный орёл, завидев добычу, винтом вспарывал пространство от стратосферных высот к земле… Нет-нет, не стоит пытаться своим усеченным умишком вместить эдакую ментальную громадину в логическую схему. Как говорится, смирись и обретешь всё, что нужно, а что не нужно, отпадет подобно шелухе.
На самом деле, я тихо-мирно брёл по спиральным кругам собственного генотипа, иной раз останавливаясь, чтобы снять с полки стеллажа книгу жизни какого-то забытого всеми прародителя или родственника и пролистать для чего-то. Это самое «для чего-то» нехотя открывалось для моего ограниченного сознания. Ограниченно, конечно, Провидением.
Но вот, почти внезапно, моё вялое продвижение превратилось в орлиный полёт. Быстро-быстро понесли меня ангельские крылья в глубь веков.
…И я оказался идущим по требованию Хама в шатёр, где лежал патриарх Ной. Мы с другим моим братом по имени Сим, от греха подальше набросили на свои спины одеяла и продвигались вслед Хаму спиной вперед, чтобы не дай Бог, не увидеть нечто непотребное, что детям у родителя видеть недолжно. Судя по страстному возбуждению Хама, нам с Симом предстояло стать свидетелями несмываемого позора нашего отца. Сотрясаясь всем телом, дрожа охрипшим голосом, Хам показывал пальцем на шатер, сбивчиво сообщая нам о пьяном отце, нагим возлегшим в шатре, выставив на всеобщее обозрение срам. Войдя спиной вперед с братом внутрь, мы не глядя, сбросили одеяла на спящего, прикрыв наготу отца.