Страница 1 из 13
Глава 1
Сижу на скамейке аллеи парка. От липовых деревьев, от соцветий и листьев исходит одуряющий медовый аромат. Детки с молоденькими мамашками водят хороводы. Детские восторженные вскрики, с уютным воркованием мамаш вплетаются в птичий хор — всё живое радуется первым волнам долгожданного тепла.
Радовался и я, пока в кармане куртки не крякнул телефон. Пришло сообщение. На экране высветились данные: координаты Цели, моей локации, время, место и послужной список бойца. Ко мне подсела девушка топовой наружности в небесно-голубом платье, с лицом будто с глянцевой обложки. Как и положено по сценарию, она опоздала на пятнадцать минут, словно ожидая получения мною сообщения. Я кивнул, она чмокнула меня в идеально выбритую щеку и прижалась к моему плечу своим теплым, гладким, загорелым. Алла — наша «штатная невеста». Сколько у нее было таких как я, думать не хочется. Это может помешать изображению из себя пылкого влюбленного.
— Завтра с утра отправляюсь в командировку, — с видимым сожалением сообщил я Алле.
— Счастливого пути, Николенька, — понимающе кивнула девушка.
…Использовав одно из конспиративных имен, впрочем, как раз это моё настоящее, от крещения, о чем знаю только я и тот священник, который меня крестил в Праздник Николы Угодника, я узнавал, иерей Николай преставился. Только этот милый старичок, осиянный внутренней чистотой, иногда появляется передо мной, качая седой головой с залысиной, обнажающей огромный лоб. И я уже теряюсь — святитель Николай это или мой крёстный. Они очень похожи.
— Береги себя, пожалуйста, — продолжала мурлыкать Алла. — Хотя бы для меня. Ради нашего будущего.
— Конечно, обещаю. — Я погладил ее по гладкой нежной щеке. — Ты меня проводишь сегодня вечером?
— Конечно, любимый, — прошептала она. — Я хочу, чтобы в командировке ты вспоминал меня. И берёг себя. Для нас. — Алла грациозно медленно поднялась со скамейки, провела рукой по безупречной линии бедра. — Пойдем же!Я уже вся горю…
Как же «горит она», да ты уже давно в головешку превратилась, на нашей-то работе. Вслух же сказал, согласно сценарию:
— Я тоже, милая! Пойдем, пойдем! — Произнес я заученные слова, раздавшиеся эхом в подслушивающих устройствах, как наших контрольных, так и вражеских, следящих.
И мы, покачиваясь от якобы накатившей страсти, пьяные от любви и летнего тепла, устремились навстречу счастью. Нет, правда, если бы не эта провинциальная филармония, работа моя была бы вполне себе даже героическая. Конечно же, Алла только проводила меня до двери моей квартиры, вошла внутрь и сразу вышла по черной лестнице запасного выхода. Не профессионально отвлекать «командировочного» от спокойного отдыха перед отправкой на задание, ему как космонавту перед полётом в космос необходим сон не менее восьми часов. Пока раздевался, принимал теплую ванну, напевая про себя песенку Хампердинка, заменив в конце «любить» на… другое:
Please release me, let me goПрошу, отпусти меня! Дай мне уйти!
For I don't love you anymoreПотому что я больше не люблю тебя.
To waste our lives would be a sinТратить нашей жизни было бы грехом.
Release me and let me kill againОтпусти меня и дай мне убивать снова.
У меня за спиной есть много такого, что хотелось бы забыть, о чем никому ничего не известно. Ну, почти никому, и почти ничего.
И это не только предсмертный оскал убитого мной врага — этого добра насмотрелся в упор, в прицел винтовки или в падении мне под ноги после знакомства с моим ножом «Крокодил», названным в честь Данди.
Смешные они — и Данди и его нож, напоминающий меч, — только не для того, кто ощутил на себе его проникающее, парализующее воздействие. К тому же, мой клинок умельцы из секретной оружейной мастерской несколько усовершенствовали. В рукояти ножа вмонтирован мини-гранатомет, от выстрела коего в груди супостата образуется пробоина, размером с арбуз, наверное, чтобы сквозь неё стрелок мог увидеть следующую жертву за спиной первого несчастного, сделав оргвыводы на его счет. Но если честно, мне и клинка в его первозданном виде было достаточно. Не зря же опытные устранители супостатов учили, что самое эффективное воздействие производится при максимальном приближении к объекту, в моем случае, лезвия к горлу.
Кроме этих расхожих мужских увлечений, происходили со мной и вещи пострашней — сны, например, с погружением в черную огненную бездну, или, скажем, влюбленность в милую чистенькую девушку, с которой не о чем говорить. Не потому, что я такой уж чурбан, а просто мы с ней из разных миров, которые почти не касаются друг друга, враг врага. Совру, пожалуй, если скажу, что не хотел бы вернуться в мир, где проживают такие милые скромные девочки, тихие ботаники, лобастые ученые, гениальные художники. Вот только актеров недолюбливаю за их перманентную игру, может быть потому, что сам такой «игрун», кхе-кхе… Только дороги назад нет, как мне объяснил мой наставник, перед тем как окончательно спиться и помереть на грязном кухонном столе.
Его тоже мучили сны, и ему тоже приходилось бороться с ними оральными инъекциями спиртосодержащих компонентов.
Правда, в минуту просветления он успел передать меня другому наставнику. Велел запомнить адрес, часы приема и конспиративное прозвище Батя. Заскочил как-то к этому второму, рассказал о своей работе и сопутствующих трудностях. Он выслушал, не перебивая, порылся толстыми пальцами в седой бороде и отпустил «до случая», процитировав строчку из «Баллады о прокуренном вагоне» Кочеткова, много раз звучавшую в новогоднем пьяном кино: «Я за тебя молиться стану, чтоб ты остался невредим». И что характерно, остался, и что самое приятное — невредим.
И еще должен признаться, в первую очередь самому себе, в мягкотелой слабости. Да, с некоторых пор стал замечать за собой признаки сентиментальности — то слезы подступят, то жалость накатит. Нет, если бы страх — это по крайней мере понятно, но сантименты проникают под мозолистую кожу души на фоне холода, сродни касанию лезвию ножа к горлу.
Вот и сейчас, окопался у самой тропки, по которой ходит в соседнее село к подруге моя Цель. Вокруг густой перелесок с вполне себе мирными деревьями, подо мной теплая развороченная тем же «Крокодилом» земля, на мне и вокруг, ветви хвои с опавшими листьями. Всё это головокружительно пахнет чем-то родным, домашним, из детства, что ли.
Чтобы хоть немного компенсировать расслабляющую мягкую силу природы, мне приходится нагнетать внутрь себя бесчувственную ненависть к врагу. Снова и снова вспоминаю подробности послужного списка Цели, а там целое кладбище, не только военных, но и мирных граждан, всех полов, возрастов, профессий, идеологий. Этот палач до мозга костей, по уши в крови, слезах и стонах жертв.
И самое противное, нет-нет, да и прилетает откуда ни возьмись подлая мыслишка — а ты, что ли, не такой? «Тот который во мне сидит и считает, что он истребитель», конечно, пытается отмести эти мысли, только мне-то известно, что есть в этом сермяжная правда — да, и я мало, чем отличаюсь от моей Цели, моего палача. Потому что и я палач, да еще какой — удачливый, профессиональный, безжалостный как разящая сталь моего «Крокодила». Те, кто познакомился с моим внутренним «истребителем», чуть завидев меня с ножом в руке, знали наперед — они обречены. Осечек у меня не было. Ни одной.
Перед тем, как залечь в окопчик, заняв наиболее выгодную позицию для атаки, я проследил маршрут передвижения палача. Оказывается, и этот нелюдь не лишен общечеловеческих слабостей. По ночам «когда всё в мире спит и алый блеск едва скользит по темно-голубым волнам», он крадучись сбегал к своей подруге, чем-то напоминавшей мою так называемую «невесту» — такая же красивая и липучая. Также иной раз, когда женишок, получив своё, отворачивался, чтобы вернуться в расположение части, ее красивое лицо искажала такая надменная холодная усмешка, что я бы не удивился, если бы узнал, что и она завербована нашим ведомством.