Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 13

Трое суток я ничего не ел, только крошечную пластину хлебца, отрезанную от просфоры, и глоток святой воды для запивки. И самое интересное — есть не хотелось вовсе. Спать тоже, разве что минут на двадцать отключался, да и то земные поклоны быстро прогоняли усталость. В эти часы мне представлялось, как из моего черного нутра удалялась тьма, высвобождая место для света, тихого, ароматного, но непобедимого.

…На исповеди с полчаса не мог сказать первое слово — душили рыдания. Батя, как ни странно, не бил меня крестом по башке, а заглядывая под епитрахиль, гладил по-отечески и шептал слова одобрения. Наконец, первое слово выдавил из себя, и было оно мерзким — «гордыня», добавил еще «сатанинская». Я не увидел, а скорей почувствовал, как от меня отшатнулась черная прозрачная сущность, унеслась как от порыва сильного ветра. Потом всё пошло легче. С каждым именованием греха я как бы разгибался, душа светлела, улыбался и мой игумен. После завершающих слов: «Искренно раскаиваюсь. Прошу простить и разрешить от грехов» игумен прочитал разрешительную молитву — меня подхватил откуда ни возьмись подбежавший диакон и потащил в храм, откуда вытекала в наш притвор литургическая молитва. И я впервые в жизни причастился Святых Тайн достойно.

Скрестив руки на груди, стоял в очереди таких как я причастников. Впервые меня не раздражали суетящиеся бабки, а спина впереди идущего казалась стеной нерушимой между мной и той страшной жизнью, которую проводил до сих пор. В эти минуты прошлая жизнь стерлась из памяти, как исчерканное красными чернилами сочинение на тему «Как я провёл жизнь». К золотистому потиру, к этой чаше с Телом и Кровью Спасителя я подходил — впервые в жизни — с одной лишь проблемой, как не разрыдаться и суметь четко произнести собственное имя. У стола с просфорами и «теплотой» меня ожидал улыбающийся Батя, не стыдясь, обнимал меня, поздравлял и толкал к стайке причастников на благодарственную молитву. Вот уже чего-чего, а благодарности во мне было с избытком.

Из храма я выходил… нет, плыл, не чуя ног, над асфальтом, над землей, над вселенной — по пути к Царствию Небесному. Моя, недавно только крошечная вселенная размером с камеру заключенного, вдруг распахнулась до невыразимой безграничности. Словно с высокой горы, на которую хотел бы посадить всех людей Силуан Афонский, чтобы показать, насколько прекрасен наш Господь… да, с той самой горы, я обозревал сияющий Лик Христа, вдруг просветлевшую землю, синие Небеса, горы, леса, моря и реки, деревья и цветы, ликующих со мной людей, ласковых зверей и животных, больших и малых птиц — и всё это заливающий свет невечерний, радостный, ослепительный, полный радужных переливов и тихого покоя.

Когда-то читал в «Литературке» «афонаризм»: «Сначала было Слово, потом слова, слова, слова…» И вот однажды захотел выбраться из завалов множества бессмысленных слов и дойти до того самого изначального Слова, что «от Бога». Стоял в библиотеке, разглядывал полки с книгами. Их там были сотни, может быть, тысячи. Сколько же в мире книг? Миллионы, миллиарды — и в каждой много, много слов. Отсюда вопрос: зачем столько, когда нужно только одно, но «от Бога»!

Помнится, у моей бабушки была всего одна книга — Библия, пахнувшая ладаном, закапанная свечным воском, с карандашными пометками, бумажными закладками. В отсутствие брата она просила почитать «из Евангелия», потом «из Апостола». Но как старушка, почти совсем слепая и глухая, как она слушала! Ухо ее оказывалось почти что у моих губ, плечико ее костлявое упиралось в мое плечо. Иногда она переспрашивала, расслышав повтор, кивала. Для неё это было одно огромное Божественное Слово, которое звучало для неё с младенчества до глубокой старости, направляя жизнь в правильное русло, от земли — в Небеса, туда куда, совершив подвиг искупления, вознёсся Господь, откуда и нас всех зовет к Себе, в блаженное прекрасное совершенство любви.

До того, первого достойного Причастия, я много раз бывал в церквах и монастырях, пытался исповедоваться, поститься и молиться, читал как увлекательный детектив жития Святых и Библию, конечно, только… Моё Слово от Бога, снова и снова утопало в потоках слов, слов, слов… Стало быть, необходимо было мне дойти до черной бездны отчаяния, до ужасных ночных кошмаров и своего отчуждения простой мирной жизни, чтобы с таким трудом выйти на прямую дорогу, ведущую в Небеса.

Следующий этап моего обучения вернул меня к Бате. После бессонной ночи в размышлениях и молитве, приполз к старцу с одним вопросом: как теперь воевать?

— Помнишь из Писания, сотник задал Спасителю тот же вопрос? Как ответил Иисус? Подчиняйся военачальнику, не требуй ничего сверх положенного жалования, слабых не обижай. Пойми, ты под присягой, ты в послушании, на войне заповедь «не убий» приостанавливается именно действием присяги. — Игумен задумался на минуту. — Я тебя понимаю. Христианину убивать сложно, мучительно трудно, но в случае необходимости, когда стоит вопрос: «ты его — или он тебя» — тут не до раздумий, а просто — выстрел и всё.

На моем поле битвы снова появился куратор.

И странные вещи он мне сказал.

— Как учили нас аналитики? — «иди за деньгами». Но вот что происходит там, куда тебе придется проникнуть — в тех сферах деньги играют лишь вспомогательную роль, а главное там — власть! Так что тебе придется научиться, презирая деньги, небрежно подниматься к вершинам власти. …Или, если хочешь, спускаться в те самые черные бездны, в которые тебе приходилось падать по ночам. Но! Теперь уже не под диктатом обличающей совести, а под присягой — то есть по воле Божией. Почему небрежно? Видишь ли, у тех супостатов не то, что с детства, а на протяжении веков, денег немеряно. С одной стороны, им это дает превосходство над простыми смертными, а с другой — ослабляет мотивацию. Слышал, поди, насколько нынешние аристократы отупели, стали безвольными. Но эти снобы близко к себе не подпустят человека «не их круга».

— Так что же, у меня войти в их порочное сообщество шансов нет? — спросил я.

— Есть! — Кивнул седой головой куратор. — Нет таких крепостей, которые бы не пали под напором… воинов под присягой. Послушай! Мы служим личности весьма благородной, которую боится даже антихрист с его мрачным воинством. Служивые под присягой благородства сами приобретают тот самый аристократизм, который откроет им любые двери. Ты еще сам удивишься, как принцы с баронами, генералы с мастерами лож и прочих тайных сообществ — станут искать твоего расположения. Помнишь у Силуана Афонского есть такой момент в книге. Он на протяжение лет наблюдал за изменением внешности в зависимости от степени чистоты или греховности.

— Помню, — сказал я. — Там некогда красивый мальчик от греховной жизни стал походить на нечистого духа, «скаредным» внешне стал. А монахи, пришедшие из греховной среды на Афон, становились похожими на святых.

— Да, так вот наши ученые выяснили очень интересный факт — от благородной христианской жизни, даже генотип меняется, даже состав крови и метаболизм улучшаются. Вот тебе и ответ на вопрос, почему нынешние деградированные аристократы будут принимать тебя за своего. Они будут элементарно комплексовать перед тобой.

— А в чем заключается моя задача? — спросил я. — Куда мне идти вслед за властью? В какие такие высоты и бездны?

— Поясняю. Существует некая структура тайной власти, которая планирует уничтожение миллионов людей. Чем? Да с помощью той же ядерной бомбы, эпидемии, климатического оружия. Да и применение конвенционального оружия в современной войне такую убийственную мощь имеет, что бывает посильней ядерного. Пока что в мире наблюдается устоявшийся баланс, но в среде тайных структур стали появляться и совершенно сумасшедшие личности. Там у них молодые приходят на смену старикам, помнящих и войну, и геноцид, и Карибский кризис. Вот этих молодых убийц миллионов и надо нам проконтролировать — главное, чтобы нас не вздумали уничтожать.