Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 13

На кромке перелеска меня ожидал внедорожник. Очень кстати, даже бежать до «окна» на границе не придется. Знакомый водитель протянул мне сначала стаканчик с кофе, потом конверт с буквами и цифрами — координаты новой цели. Ехать нам минут сорок, я задремал.

Ох, не к добру это! Передо мной, прямо сквозь лобовое стекло автомобиля, смотрел на меня Николай — то ли Святитель Мир Ликийских, то ли иерей Николай — и грустно так покачал седой лысой головой. Да ты не волнуйся, отче, не боюсь я ничего, ни смерти, ни пыток. Как-то на проповеди в Праздник святителя Николая услышал удивительные слова: «Нам про жизнь Николая Угодника мало что известно. Только недавно провели исследование останков Святого, так обнаружили, что у него нет ни одной целой косточки — все переломаны в Вифлеемской тюрьме, где его двадцать лет пытали». Но если Святой, который на себе испытал такие муки, предупреждает меня, надо бы задуматься. Ладно, обязательно подумаю, как-нибудь потом. А сейчас спать, силы набирать. Откуда ни возьмись, в сонном усталом мозгу цепочкой вспышек прозвучали слова из тропаря Святителю Николаю: «Правило веры и образ кротости, воздержания учителя, яви тя стаду твоему, яже вещей истина…» Надо же помню! И это хорошо.

Водитель тряхнул меня за плечо, я очнулся и огляделся — мы уже на Родине. Это что же, супостаты у нас дома окопались! Не позволю! Я выскочил из машины чуть ли не на ходу, нырнул в густой лес. Сверился с полученными координатами. Все верно, точка десантирования у самой границы. Время на исполнение приговора, как всегда — сутки. А вон, в тех кустах, за ветхим забором и моя цель засела. Так, что там у нас? Похоже на обычную дачу. Чаще всего, именно на таких «дачках» и укрываются плохие дяди. Вспомнился малотрезвый наставник, он что-то такое говорил. Что-то про обычных с виду старичков в «спинжаке с карманами», своих в доску. При этом власть имеющих тайную и страшную.

Ладно, разберемся. Если старичок думает, что меня остановит его убогий вид, уверен, обманывается. Рука не дрогнет, крокодил щелкнет пастью в нужное время на указанном свыше горле.

Прежде, чем войти в контакт с Целью, решил обойти дачку по периметру. Верней, проползи. За дальним углом в полуподвале обнаружил зарешеченное окно. Прислушался. Через полчаса оттуда раздались стоны и приглушенные крики. Похоже, на пыточную. И я даже догадался, кого там содержат. Видел такие компактные концлагеря раньше, правда все больше издалека. А тут неожиданно именно здесь мне надлежит развернуть активную деятельность. Из подвала раздались новые крики, других пленников. Да их там полным-полно! Ну, думаю, «Раззудись, плечо! Размахнись, рука!» Там у Кольцова в следующем стихотворении, помнится были такие слова: «Но лишь только он Рукой за дверь взял, Я схватился с ним — И он мертвый пал.» Вот этим, собственно, и займемся потихоньку.

Нащупал вход в подвал, толкнул дверцу, она подалась. Пока все по плану. Принялся обходить комнаты. В первой обнаружил двух палачей. Они пили самогон, закусывая солеными огурцами. Мой рот наполнился слюной, ведь кроме кофе ничего не употребил в течение двух суток. Оно и правильно — вон, как супостатов развезло, а я быстрый и легкий. Мой стальной приятель в два замаха сделал свое дело, уложив охранников наповал. В следующей комнате обнаружил четверых связанных по рукам и ногам военных, судя по форме, наших пограничников. Я приложил палец к губам, приказав молчать. Молниеносно обрезал веревочные путы и велел пока залечь на пол. Один из офицеров, самый пока свежий, молча ткнул пальцем в дверь и показал три пальца. Я кивнул. В третьей комнате один охранник в черной форме, похожей на эсэсовскую, сидел у входной двери, я его уложил под стол. Двое других были увлечены любимым занятием — лупили что есть сил палками по плечам и головам семейную пару, мужчину и женщину примерно двадцати пяти лет. Спертый воздух пыточной камеры сотрясало грубое неприличное сквернословие палачей и тихие усталые стоны жертв.Они даже не успели сообразить, как это быстро головы извергов отвалились назад и повисли на лентах кожи со спины. Бедным пленникам, правда, достался весьма неприятный душ ярко-красной жидкости, как говориться, тридцать три струи, не считая мелких брызг. Их тоже освободил от веревок и шепотом велел вместе с соседями из второй камеры выбраться наружу. Их как ветром сдуло. Молодцы, оперативно действуют, и главное почти тихо.

Пошел дальше. В подвале повисла тишина. На всякий случай, еще раз обошел по контуру подземелье, убедился, что пленники успели выбраться наружу, а палачи по-прежнему не подают признаков жизни. Поднялся по лестнице на первый этаж. Там работал телевизор. Диктор рассказывал что-то о захвате заложников и невозможности их найти всеми средствами. Это про моих освобожденных, что ли? А все-таки неплохо работает разведка в нашем ведомстве, подумал я. Только что-то мне подсказывало, что самая главная работа у меня впереди.

Вот она — старичок как ни в чем не бывало сидел в плюшевом кресле и, не обращая на меня внимания, смотрел телевизор. Новости кончились.

— Сейчас будет третья серия про таких как ты героев, — произнес дедушка, не глядя в мою сторону. — Присаживайтесь, молодой человек. Посмотрите вместе со стариком. Чаю хотите? Потрудитесь сами налить себе чашку. Самовар горячий, чашки на столе, печенья и варенье в вазочке.

Я налил себе чаю, сыпанул в блюдце курабье побольше и погрузился в свободное уютное кресло. С аппетитом позавтракал. На экране молодец в пятнистом комбинезоне занимался примерно тем же, что и я — резал, колол, расстреливал врагов Отечества. Только у того, киношного, получалось все как-то подозрительно бескровно, будто резал он восковые куклы, а не живых людей, у которых, как известно крови литров пять в каждом. Заметил я также и то, о чем предупреждал пьяный наставник — старичок не вызывал ни страха, ни ненависти. Такой симпатичный мирный дедушка из доброй детской сказки. …Если бы не концлагерь с пленными в подвале.

— Вообще-то, дедуля, я сюда не чаи гонять и не телик смотреть пришел, — наконец выдохнул я.

— Знаю, Коленька, знаю, — миролюбиво сообщил старичок. — Ты ко мне убивать пришел, моих ребят и меня, старого. Эх, как это скууушшно-то! А давай, дорогой, я тебя сначала обедом накормлю? У нас сегодня любимый супчик по рецепту товарища Сталина, «Арагви» называется.

Один из тех парней, кого ты отправил на тот свет, приготовил перед тем, как ты его… успокоил. Не пропадать же доброму вкусному обеду! А уж потом ты и меня того… если захочешь. А?

— Нет, милейший дядя Вася, — мотнул я головой, отгоняя нахлынувшую вялость. — Я сначала, с вашего позволения, вас «успокою», а пообедаю где-нибудь в другом месте, где не так много крови пролито.

— Ну что ж, дорогой гость, если так не терпится, прошу начинать экзекуцию. Мне как, встать или сидячего прикончишь?

— Да как-то все равно, — сказал я.

…И сделал попытку встать. Не получилось, ни с первой попытки, ни со второй. Я словно прирос к креслу. Подсыпал дедуля в чай чего-то? Или колдует потихоньку?

— Нет, Коля, ничего в чай не подсыпал, — тихо сказал дед, — да и колдовство считаю пошлостью. Ты сам, дорогой, по собственной воле, расхотел меня убивать. Как говорится, не по зубам я тебе, и ты это понял. Так что давай обедать и разговоры разговаривать. Может, чего-нибудь и поймешь главненькое, что есть в нашей жизни. Потрудись, пройти на кухню — это за той дверью — и прикатить сюда тележку с супницей, тарелки и хлебушек.

Как ни странно, я беспрепятственно встал и безропотно выполнил просьбу старика. Переставил супницу со стола на тележку с колесиками, туда же составил тарелки, приборы и нарезку бородинского в соломенной хлебнице.