Страница 9 из 40
Бессонов, окончательно оправившись от случившегося, словно торжествующий фокусник, продемонстрировал всем свой телефон.
– И все же, не пойму, – вставил Грачев. – Так что он говорил насчет того, что куда-то можно попасть?
Терентьев, вырвавшись из рук, закричал не своим голосом. На этот раз приступ был посерьезнее прежнего: он рухнул на пол и стал биться в судорогах. Пена повалила из его рта, глаза закатились, руки и ноги бились так, словно через них пропускали электрический ток. На этот раз пришлось звонить в психиатрическую и вызывать машину. Судя по всему, Терентьев окончательно свихнулся.
Теперь уже об отдыхе, беседах и картах можно было забыть. Пока успокаивали, а скорее – обезвреживали, Терентьева, пока обсуждали и осуждали, судили да рядили, прошел остаток ночи. Сопроводить Терентьева в больницу вызвался Автономов.
Успокоительное, вколотое санитаром, помогло – судороги прекратились, биться, как только что выловленная рыба, Терентьев перестал. Зрачки его расширились до пределов радужки, он уставился в одну точку, лицо приняло мертвенно восковой оттенок, но бредить он от этого не перестал – просто стал говорить спокойно, словно сквозь сон:
– …Князь Телятьев, Сведенборг, Разумовский, Николай Николаич Лаишевский, поручик Белгородского полка и… Нет, нет, опять ОНА, я не могу видеть ЕЕ! ОНА улыбается, ОНА облизывает губы, на которых кровь, много крови. ОНА смотрит, ОНА уходит к себе, а за нею следуют они, они поднимаются на третий этаж, занавешивают окна, садятся, садятся!
«Черт возьми, о чем же он бредит? Неужели опять об этой чертовой графине? – подумал Автономов. – Хотя… Лаишевский... Сведенборг… Что-то знакомое… Уж не тот ли это самый?»
Автономов наклонился к уху Терентьева и тихо спросил:
– Дальше, дальше-то что? Зачем они пошли? Что они делают в той темной комнате?
– Они… они… Они… вокруг темного шара, шар... темный, черный свет, свет из тьмы, от него глаза их становятся темными! Потом, потом… Они делают ужасные вещи, ужасные… Я не могу на это смотреть! Это зло, страшное зло!..
Терентьев встрепенулся, съежился, сморщился, словно проглотил какую-то гадость и… впал в оцепенение. Через несколько минут он снова заговорил, уже совершенно бесстрастно, не своим голосом:
– Я вижу труп. Лаишевский. Он застрелился. Его убили. Он потерял душу.
После этого Терентьев снова впал в ступор, из которого не выходил до самой лечебницы.
2.
Автономов не случайно заинтересовался фамилией Сведенборга, которую упомянул в бредовом состоянии Терентьев. Дело в том, что эта фамилия была ему очень знакома.
В свое время, занимаясь русским самобытным фольклором, он рецензировал монографию одного ученого, профессора Зиновьева: «Упырь», или к фольклорным корням готической повести А.К. Толстого в России вт. пол. XVIII – начале XIX вв.»
Зиновьев был специалистом по литературе XIX века и плотно занимался творчеством графа Алексея Константиновича Толстого – родоначальника русской мистической традиции. Он попросил принять участие в этой работе Автономова как специалиста по древнерусскому фольклору, а потом подарил ему один из авторских экземпляров монографии.
«Где же, где же это место?» – придя домой посреди ночи, Автономов достал экземпляр этой книги и битые полчаса искал в ней нужную страницу.
«Повесть «Упырь» Алексея Константиновича Толстого очень часто приводят как характерный пример западного влияния на русскую литературную традицию. Известно, что сам писатель вдохновлялся творчеством европейских романтиков…»
«Так, это не то, пропускаем…»
«…Тем не менее, учитывая то, что в ряде авторитетных собраний русской сказки, начиная от Афанасьева… довольно емкая часть материала посвящена теме «ходячих мертвецов» или «упырей», следует отнестись к гипотезе автохтонного влияния очень серьезно».
«Дальше, дальше! Пропускаем…» – Автономов лихорадочно перелистал сразу пару десятков страниц.
«Образ помещицы-упыря, в отличие от упырей-мужиков, не так часто встречается в фольклорной традиции. Тем не менее, любопытный рассказ о таковой «барыне-кровопийце» нам удалось обнаружить не далее как в Тульской области, в деревне Козлово…»
«Вот оно, где-то, где-то здесь!» – обрадовался Автономов, лихорадочно, почти не дыша, перелистывая тонкие страницы.
«Интересно, что эта история, передававшаяся из поколения в поколение местными старожилами, находит неожиданное подтверждение в дневниках полковника в отставке, барона Карла Фридриховича Сведенборга (вот оно! – Автономов взял карандаш и подчеркнул фамилию), бывшего, между прочим, членом масонской ложи. В своем дневнике барон Сведенборг, близко знавший семью владелицы усадьбы, упоминает, что Василиса Алексеевна Старобельская и в самом деле была известна на всю губернию своей красотой и даже занималась оккультизмом, собрав кружок избранных друзей. Так, на одном из собраний она весьма удивила его тем, что подчинила руку одного из гостей себе и заставляла ее делать то, что она хочет (и эту фразу дрожащей рукой подчеркнул Автономов). Впрочем, скорее всего мы имеем дело с обыкновенным фокусом, основанном на сговоре, т.к. поручик Лаишевский был, по сведениям того же Сведенборга, ее кузеном.
Возможно, что именно эта слава «колдуньи», «ведьмы» так пристала к репутации графини Старобельской, что стала источником уже народной молвы о «графине-кровопийце». Что, впрочем, легко объясняется ее крутым нравом. Из воспоминаний другого очевидца той эпохи, известно, что непомерная жестокость помещицы к провинившимся крепостным не раз привлекала внимание общественности, а в конечном счете привела к тому, что ее дом прекратили посещать соседи. Это вынужденное затворничество графини также, возможно, послужило укреплению мифа об «упыре».
Интересно, что сам граф А.К. Толстой по материнской линии является дальним родственником вдовы, так что образ упыря-бригадирши вполне мог сформироваться под впечатлением семейного придания…»
«Этого достаточно, – Автономов облегченно вздохнул, потянулся и рухнул на кровать: часы показывали уже четыре утра. – Судя по всему, бред бедняги Терентьева связан с тем, что он прочитал дневник Сведенборга. Неужели этот несчастный и в самом деле все эти годы посвятил розыскам материалов по этой чертовой графине? Судя по всему, крыша у него поехала давно… Но! Неплохо бы и мне ознакомиться с этим прелюбопытным источником. Если он близко знал графиню… Впрочем, небезынтересно».
Теперь у него были все необходимые факты. Дело оставалось за малым – было бы неплохо достать экземпляр дневника Сведенборга, чтобы оттуда почерпнуть более подробные сведения об этой Старобельской. Однако текста в сети не оказалось и тут уж хочешь не хочешь, нужно ехать в библиотеку и поднимать оригинал.
Из толстой, в старинном кожаном переплете тетради Сведенборга выпали пара блокнотных страниц. На первой надпись – Lux ex (in?) tenebris? 368. На второй – окружность вписанная в шестигранник 496.
Автономов понял, что, судя по всему, здесь указаны номера страниц дневника, но их содержание оказалось совершенно непонятно специалисту.
Страница с фразой по латыни содержала в себе какую-то бессмыслицу. Там шел пересказ какой-то книги, судя по всему оккультной, о переходе одной энергии в другую. Восторженные заметки автора, что эта гениальная книга еще поможет изменить все существо мироздания, перемешивались с малопонятными фразами на латыни, многие из котторых были явно не к месту. Одна из фраз, попорченная временем, выглядела так: lux (испорчено) tenebris.
Другая страница действительно содержала в себе рисунок. Автор уверял, что именно такое расположение «фигур» способно максимально сконцентрировать энергию. Но что за энергия? Что за фигуры? Было непонятно.