Страница 34 из 40
– Ах, да, конечно.
Пиковая Дама вытащила из сумочки стилет с длинным вороненным стальным лезвием – и одним ударом пробила череп Терентьеву: прямо через правый глаз.
– Нет головы, нет и головной боли. Покойся с миром в колоде, мой червовый валет!
Обмякшее тело Терентьева стало стремительно съеживаться, пока наконец не превратилось в обыкновенную игральную карту, которую тут же ловким движением рук Дама затасовала в колоду.
Тем временем машина мягко подкатила к роскошному поместью. К дверце на тонких птичьих ножках подбежал маленький клювоносый слуга. Зеркальное стекло с жужжанием поползло вниз.
– Ваше Величество! Червовая Дама уже здесь!
– Кто привел ее?
– Туз Червей!
Пиковая Дама рассмеялась.
– Пошли к ней кого-нибудь. Я встречу ее по-королевски.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. FULL HOUSE
1.
– Так это вы пришли за Любимовой Ольгой...
– ... Васильевной, 1984 года рождения, – подхватила высокая рыжеволосая красавица в черном деловом костюме, с изящной шляпкой на голове с черной вуалью. – Вот в этой папке все документы: доверенность от опекуна, справка о переводе, заявление от опекуна и прочее.
– Да, да, вижу... – врач в белом халате углубилась в изучение документов. – Меня уже предупреждали о вашем визите. Значит, все-таки переводят... И куда!
– Там ей точно станет лучше.
– У нее хороший покровитель. В таком пансионе лечение стоит очень дорого.
– Госпожа Бессонова – лучшая подруга Ольги Васильевны. И у нее есть средства позаботиться о ней.
– Не сомневаюсь, – наконец отложила в сторону бумаги врач. – Тогда не буду вас задерживать, приступим к делу. Идемте за мной.
Обе женщины вышли из кабинета и прошли по странному коридору, где вход в палаты к пациентам не преграждали двери. Рыжеволосая гостья не без любопытства оглядела заведение, в котором до сих пор ей бывать не доводилось. Она заметила, что в большой комнате, у телевизора с сериалом, собрались наверное все насельницы здешнего отделения, так что яблоку негде было упасть. Это были в основном пожилые женщины, в пижамах, тапочках, халатах.
– У вас тут можно телевизор смотреть?
– Ну, конечно, – улыбнулась врач. – Они же такие же люди, как мы, просто... Иногда им нужна помощь. Многих из них можно было и выписать, но идти им все равно некуда. Вот мы их и держим.
– Ясно. Что-то я не вижу здесь Ольги Васильевны... – рыжеволосая успела отсканировать внимательным взглядом профессиональной секретарши все собрание в «кают-компании» женского отделения лечебницы.
– А ее и не бывает здесь, по крайней мере, когда мы включаем телевизор. Пойдемте в сосновый бор.
– А разве не так называется клиника?
– Да, так. Но и сосновый бор у нас есть тоже.
Врач отперла дверь ключом и женщины вышли во двор с выхода для пациентов. Пройдя по аллее, они действительно оказались в самом настоящем сосновом бору. Сосны росли вокруг пруда с утками и гусями, здесь же, на берегу, стояла белая деревянная беседка, в которой на скамейке, словно тургеневская девушка, сидела она. Издали казалось, что высокая женщина с длинными светлыми волосами, в платье до щиколоток что-то читает, но когда женщины подошли к беседке чуть ближе, рыжеволосая заметила, что Ольга Васильевна – а это была именно она – держит в руках икону и неотрывно смотрит на изображение, беззвучно шевеля тонкими, в ниточку, бледными губами.
– И давно она так? – нахмурилась рыжеволосая.
– Вот уже где-то месяца два. Обычно она сидит в нашей «кают-компании», там, если вы заметили, в углу у нас полочка с иконой Божьей Матери. К нам по воскресеньям и праздникам в больничный храм приезжает служить батюшка, отец Иов, большинство наших пациенток, да и персонала тоже, все ходим на службы. Он освятил корпус и в комнате прибили эту полочку с иконой. Так наша Лелечка – мы так ее называем – сидит и смотрит часами на икону, вот также, как и сейчас. Выходит гулять лишь тогда, когда мы даем ей иконку в руки – иначе так и не выйдет на свежий воздух! По субботам, воскресеньям еще на службы ходит. Вот и все прогулки.
– А раньше было не так? – рыжеволосая остановилась, не дойдя метров триста до беседки и знаком попросила врача остановиться.
Они стояли у самой кромки пруда, рядом с кормушкой для птиц. Рыжеволосая не удержалась, зачерпнула горсть и бросила корм птицам. После чего с удовольствием наблюдала за их трапезой.
– Пациентов это успокаивает, – заметила врач. – Леля раньше любила кормить птиц, они были с ней как ручные. Так и льнут на руки, так и льнут... Птицы, они чувствуют человека, что у него на душе: добро или зло. Вот ее и любили очень, пока не случилось это...
– Что именно?
– У нас вон там, видите, мужской корпус нашей лечебницы. Их пациенты, которые спокойные, мирные, с хорошим поведением, тоже тут гуляют, вместе с нашими ходят в храм на службы. В основном, тоже старички. Так вот был среди них пациент, Терентьев его фамилия, они с Лелей очень сдружились. Не знаю уж почему, оба молчуны, не говорят ничего, а засядут тут, в беседке, и держатся за руки, ну словно две лебедушки. Сидят и молчат.
– Просто молчат? – удивленно подняла брови рыжеволосая.
– Да. Просто молчат, смотрят друг на друга и держатся за руки, как дети. Никогда никто не слышал, чтобы они что-то говорили. Но вся лечебница об этом знала, все умилялись, глядя на них... Говорят, это отец Иов как-то их познакомил: Володя у него алтарничал, а Леля – пела на клиросе. Вот так и сошлись два одиночества. У Лели мама умерла, на этой почве и произошло обострение. У Володи тоже никого не осталось.
– А он почему здесь оказался?
– Насколько я знаю, у него шизофрения развилась на почве рака мозга. Сильное давление в голове на определенные зоны вызывает и депрессию, и параноидальные состояния, и прочее. У Володи были сильные галлюцинации, он боялся открытых пространств, скопления людей. Вот и прятался в этой беседке, с Лелей.
– Но почему вы говорите в прошедшем времени?
– Потому что как раз два месяца назад он впал в кому – такое бывает у больных с таким диагнозом. Из нее обычно уже не выходят. И его увезли в хоспис – мы же все-таки психиатрическая лечебница, – пожала плечами врач. Голос ее дрогнул. – И Лелечке нашей сразу стало хуже. Знаете, как лебеди, они образуют пары на всю жизнь, и если одна птица умрет, другая начинает тосковать и тоже – умирает.
– Теперь я понимаю, почему Марина Сергеевна захлопотала о переводе.
– И я поддерживаю это решение, – сказала, глубоко вздохнув, врач. – Хоть и тяжело нам будет расстаться с нашей девочкой, но так действительно будет лучше. Здесь все ей напоминает о Володе.
– Пойдемте, пора облегчить ее страдания.
Рыжеволосая в черном костюме бросила последнюю горсть корма птицам, и направилась к беседке.
Когда черные тонированные стекла огромного внедорожника с мягким жужжанием закрылись и машина тронулась в путь, рыжеволосая обратилась к Леле и не без труда вырвала из ее рук икону.
– Тебе это больше не понадобится, – и сняла шляпку с вуалью. Зеленые, как у кошки, глаза встретились с блуждающим взглядом сумасшедшей, и взгляд Лели на миг прояснился.
– Ты моя фея крестная? – прошептала она. – Мы едем на бал?
– Можешь называть меня и так. Но вообще я – Эвридика, и бал у нас будет там, куда ты давно рвалась попасть.
С этими словами рыжеволосая достала из сумочки платок с вышитой на нем дамой треф, и капнула на него несколько приторно пахнущих капель из пузырька.
– А теперь – сладких снов, дорогая. Твои страдания теперь в прошлом.
И с силой прижала платок к носу Лели. Леля не сопротивлялась: она обмякла, словно тряпичная кукла, и опустила голову на колени Эвридики. После чего ее тело стало стремительно уменьшаться в размерах и объеме, пока наконец окончательно не превратилось в маленькую картонную карту – даму червей, которая тут же исчезла в кожаном футляре на дне сумочки рыжеволосой.