Страница 28 из 40
– Как и колоколов, – эхом повторил он.
– А почему вы сказали про Цветок Зла? И почему он – Источник?
– Ну, это образ такой былинный, народная фантазия, – отмахнулась матушка Мария. – Не обращай внимания.
– Нет уж расскажи, Мария Акимовна, расскажи, теперь твоя очередь, – выразительно посмотрел на нее отец Иов.
Матушка вздохнула и отложила спицы.
– Не хотелось на ночь глядя, конечно. Ну да ладно. Все равно готовить надо. Есть такая народная легенда, что владыка подземного царства, Кащей Бессмертный, заточенный глубоко в нижних мирах и не в силах вырваться оттуда в ваш мир, придумал такую проказу. Он взял своей черной крови, которая несет смерть всему живому, и смешал с могильной землей, и сотворил Семя Зла. Семя это он посадил и полил мертвой водой, и появился Росток Зла. И стало прорастать растение, а рост его питает зло, творимое на земле: кровь и слезы людские. Чем больше зла, а худшее из зол – это неверие, тем больше, тем быстрее растет растение. И вот, когда мера зла исполнилась, проросло это растение у нас на земле, и пустило цвет. Цвет тот ядовитый, по нему из нижнего мира приходят кошмарные порождения бездны, запертые внизу стражей крепкой, стражей великой.
– Но почему эта стража не срубит цветок?
– А потому, что цветок сей растет от людского зла, и только людское добро, рука человека с чистым, светлым, святым сердцем может выкорчевать этот цвет. Иначе никак.
– Но как найти этот цветок?
– Вот в этом-то вся задачка, – вздохнув, проговорила матушка. – Отец Иов много лет бьется над ней и не может отгадать, ибо Цветок сей принимает разные формы. Может стать портретом художника, например. Вроде обычный портрет как портрет, а проходит через него сила нечистая в наш мир! Может приходить в виде сновидений, из которых выходят они, мороков, когда несчастные видят иные, несущие, миры: ходят по каким-то лабиринтам, лесам, подземельям странным, говорят, бьются с кем-то и умирают, а на самом деле – ничегошеньки-то и нет! Просто человек ума-разума лишается или совсем уходит – ищи его потом свищи – в несущих-то мирах! Может, в виде колдовского зеркала и карт проклятых... Да мало ли как! Но все это только Цветы Зла, а нужно еще Корень найти, и Корень этот – выкорчевать. Иначе вырастет, непременно вырастет новый цвет, и от его ядовитого смрада, который кажется таким притягательным, снова начнут сходить с ума люди. Отсюда на земле – одержимые злом, что творят его, словно косец траву косит. Один, надышавшись, женщин да детей вдруг начнет направо-налево убивать, насильничать, другой, всю страну превратит в убийц и злодеев, целые народы будет мучить, третий...
Но Леля уже спала, тихо посапывая в кресле.
4.
Проснулась она с первыми рассветными лучами, на мягком диване, заботливо укрытая теплым пледом. В доме – «гостинице» никого не было. Леля наскоро умылась и вышла во двор: из открытых дверей храма доносилось пение, шла ранняя монастырская служба.
Сердце Лели запылало, словно какой-то незримый теплый ласковый ветерок подул в незримые паруса ее души, и Лелю словно кто-то тихо позвал в спасительную райскую сень храма.
Внутри никого не было, царила приятная, уютная полутьма: лишь теплились разноцветные лампадки у церковных образов, да на подсвечнике праздничной иконы в центре горело несколько свечей.
Удивительно, но при совершенно пустом храме пело сразу несколько голосов: мужских и женских. Они, словно цветочные узоры на ковре, причудливо переплетались, наполняя медовым ароматом слух. Впрочем, в положенное время возгласов из закрытого алтаря слышался и знакомый голос отца Иова.
Леля стала искать взглядом невидимых певчих, но не нашла их. Вместо этого за регентским пультом она увидела только матушку Марию, которая, улыбнувшись, знаком позвала ее. Леля в свое время закончила регентские курсы и с удовольствием, «во славу Божию», подвизалась в церковном хоре своего прихода, а потому охотно встала рядом с матушкой, и – сразу же потеряла счет времени.
Ее словно захватил какой-то невидимый поток, теплый, ласковый, нежный, но необыкновенно сильный, и поднял ввысь. Ногами она стояла на земле, глазами она видела алтарь и раскрытые книги с церковнославянской вязью, но сама ощущала себя словно во сне, сладком сне наяву. Ей казалось, что она вместе с командой и другими пассажирами плывет на каком-то дивном корабле, вокруг него – пустота, а правит им – вот тот высокий человек в черном, которого теперь видно через отверстые царские врата. Пульт с открытой книгой – это штурвал корабля, алтарное возвышение – это капитанский мостик, а сам алтарь – это носовая палуба. Корабль плыл, а сладкое неземное пение – словно теплый ветер, наполняли его паруса, и влекли все дальше и дальше, к бескрайним розовым далям...
Из этого состояния ее вывело нежное прикосновение к плечу:
– Пойдем, дочка, отец Иов ждет с чашей.
– Ой, матушка, но я же не готовилась...
– Мы все уже готовы, – тихо прошептала старица. И, взяв за руку Лелю, повела к чаше.
Леля зажмурилась и приняла причастие, а когда открыла глаза – ни храма, ни монастыря уже не было.
Впереди нее – разрушенное поместье, позади – восходящее солнце, восставшее из-за края земли на свою вечную борьбу с ночным мраком. И в этом одинокая странница увидела благое предзнаменование.
Леля перекрестилась, и сделала решительный шаг вперед, сквозь полуразрушенную арку старинных ворот. Дама Червей сделала свой первый ход.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ. ТУЗ ЧЕРВЕЙ И ШЕСТЕРКА ПИК
1.
Словно Эвридика, сделавшая шаг по пути в мрачное царство Аида, Леля перешагнула невидимую глазом черту, отделявшую мир живых от мира мертвых. И сразу же всем своим существом почувствовала это: смерть царила здесь повсюду. Несмотря на жаркий июль, здесь не было ни одного цветущего куста, ни зеленого дерева.
Графский сад производил гнетущее впечатление. Некогда великолепные каменные беседки, хозяйственные постройки превратились в руины. Пруды давно стали зловонными, заваленными мусором болотами.
Со скрипом отворив полусгнившие двери, Леля увидела еще более безрадостную картину внутри. Облупленные, прожженные стены, мусор на полу, какие-то камни, обломки кирпича, полусгоревшие доски – и ничего живого: если не считать вездесущих мух и пожиравших их в раскинутых по углам сетях жирных черных пауков. Нет ни мебели, никаких вещей, не говоря уже о зеркалах. Дом был пуст, как труп мертвеца, тоскливо и злобно взирая на летнее ясное голубое небо сквозь пустые глазницы окон.
Обойдя весь дом, Леля спустилась по некогда бывшей парадной лестнице на первый этаж и растерянно огляделась по сторонам. Вдруг, под лестницей, она заметила спуск вниз, в подвальный этаж. Вероятно, когда дом был жилым, этот вход для прислуги был замаскирован занавесками, но теперь, когда дом лишился всех своих одеяний, он был открыт для посторонних глаз.
Внутри было темно. Леля зажгла фонарик на своем смартфоне и осторожно спустилась по узкой, покрытой чем-то склизким, лестнице.
Подвал был огромен, настоящее подземное царство. Видимо, века назад графы хранили тут множество бочек с домашним вином, пивом, а в ледниках – мясо и рыбу. Но те времена давно миновали: теперь здесь царила вечная пустота, в которой были слышны даже легкие, почти невесомые шаги лелиных ножек.
Луч фонарика скользнул по стене и что-то выхватил из цепких объятий подвальной тьмы. На островке белой штукатурки осколком кирпича что-то было нацарапано. Леля подошла и не без труда смогла разобрать: «Здесь был Фомин. Прости меня, Боже, и прими с миром». От этих слов по спине женщины пробежал холодок, и луч фонарика стал медленно, шаг за шагом, сканировать стену. Вот еще островок и еще надпись: «Смерти не боюсь, за жизнь не стыжусь. Поручик Лебедев».