Страница 219 из 221
— Ну так тому все удивились, не один ты… — хмыкнула Гермиона. Оглянулась назад, за ними уже какое-то время шел Рон и старательно грел уши. Сердито спросила:
— Хочешь что-то сказать?
Рон покраснел и сварливо заметил:
— Да, хочу, но только не тебе, не в твои девичьи ушки.
— Ой, тоже мне, пацанские секретики! — Гермиона собралась обидеться, но Невилл твердо удержал её за талию и миролюбиво кивнул Рону:
— Давай выкладывай, что у тебя там накипело.
Рон бросил злобный взгляд на Гермиону и начал:
— Когда я почувствовал, что повод в моей руке больше не повод, а холодное и очень липкое щупальце, я испугался. Я понял, что от него не вырваться. Белый конь рядом со мной превратился в неописуемо жуткую тварь, голова стала рыбьей, щучьей, видимо, я в них не разбираюсь, мне что щука, что карась, всё одно… Попытался стряхнуть с руки повод-щупальце, а оно не стряхивается, а напротив, ещё крепче вокруг запястья замоталось. А у меня с собой ни палочки, ни ножа… Палочку у меня мама отнимала, чтобы я на каникулах не колдовал. Так вот, тащит меня келпи в озеро, я вырываюсь, от страха совсем онемел, голос мой на берегу остался. Тут слышу, Даффи кричит:
— Ты куда, гад, мальчика тащишь? А ну верни его назад!
А потом он на меня трансгрессировал, обхватил со спины руками и ногами, посмотрел на меня с отчаянием и с криком «Прости, хозяин!» вгрызся мне в руку. Я так понял, келпи вообще касаться нельзя было, ни единого участка его гнусного тела. Вот так Даффи спас мне жизнь, Даффи — дикий домовик. Хотя в тот миг он мне больше гремлином казался, настоящим, полноценным гремлином, который не забыл, что он вредный дух механики. Я ему потом радиоприемник купил, сходил в деревню и купил, он был так рад.
— Я тебя понял, Рон… — тихо сказал Невилл. — Потомственный домовик даже под страхом смертной казни нипочем не решится отгрызть руку хозяину. Это для него невыполнимо, его главный постулат — это непричинение вреда своему господину, покуситься на его плоть — значит совершить смертный грех. Такой домовик на месте Даффи попытался бы перекусить щупальце келпи и, скорее всего, погиб бы сам, а не спас хозяина. Твой Даффи молодец, Рон.
— Кикимер, наверное, тоже дикий… — припомнил Гарри. — Регулус рассказывал, что он тоже чью-то руку отгрыз, чтобы спастись.
Ребята помолчали, укладывая в головах новые сведения, и медленно разошлись по своим местам-делам.
А на поле для квиддича тихо дремал трехголовый дракон: дети убежали на обед, и Змей решил воспользоваться передышкой. Смешные волшебники, так наивно удивляются его разумной речи, а ведь в Европе ещё есть говорящие сородичи… Вот Громобой, к примеру, почти не летает в последнее время, но не от старости, что вы! Драконы не стареют, просто утрачивают страсть к полетам. Надо бы навестить Грома на обратном пути и сказать ему, что в лесу близ Хогвартса найдется для него местечко и подходящая компания из двух молодых драконов. Так, кто там ещё остался в живых? Ах да, Квинт, но он в Китае и живет хорошо, нечего его дергать. А вот та малышка, что вылупилась из яйца шесть лет назад, бедняжка до сих пор хозяина своего ищет. Когда он в последний раз её видел? Жалко девочку, столько лет по свету белому скитается, всё чувствует, что где-то в мире её друг живет, который дал ей имя, ещё когда она в яйце сидела… Да, не позавидуешь её судьбе, сперва её яйцо из питомника присвоили, хорошо ещё она сформироваться успела, а то бы погибла, как пить дать. Потом её в карты проиграть пытались, да передумали почему-то, решили её прибить. Яд её кому-то понадобился, но малышка родилась с именем и памятью предков, сумела удрать.
Со стороны маленькой хижины на опушке леса Горыныч уловил движение и нехотя выдрался из объятий сна. С вежливым интересом взглянул на подошедшего бородача и отметил его крупные размеры. Бородатый верзила с восхищением смотрел на него и прицокивал языком:
— Ох, и хорош же ты! Дракоша, милый, можно тебя погладить?
Против этого Горыныч не возражал и спокойно дал себя потрогать — от него не убудет, а человеку приятно. Хагрид восторгался как дитя, лаская по очереди одну голову за другой, и бормотал, бормотал…
— Ух ты, красавец, ух ты, хороший! Эх… А я растяпа, знаешь? Я вот этими вот руками яйцо держал, уже знал, что в нем распрекрасный Норберт сидит, осталось его только дождаться, унести к себе и дождаться! Да я дурак, упустил его… типчик тот, в плаще который, всё передумал, отобрал яичко-то… грит, не хочу играть. Ну и… пшел он в задницу, гад!
Одна голова наслаждалась лаской, тихо балдея от блаженства, вторая голова слушала нехитрую речь Хагрида, а третья анализировала услышанное. Хагрид наласкался и собрался уходить, но центральная голова его тормознула, лениво бросив:
— Так это твой дракон тебя ищет? Пять лет по белому свету скитается, всё надеется встретить того, кто ей имя дал.
— Норберт? — растерянно спросил Хагрид.
— Норби, Норби! Дочка моя приемная. Тот типчик, как ты выразился, в плаще, её в Лютном сбагрил кому-то на яд, и едва собрались ей голову отрезать, так она своим именем воспользовалась, открыла свой драконий портал, и только её и видели. А раскрылся он другим концом в Норвегии, куда её драконья магия закинула, а я в ту пору там как раз пролетом был. Встретились мы, короче, я её к себе взял, сиротинушку такую, маленькую, бедненькую. До года под боком росла, от меня ни на шаг, а потом начала отлетать всё дальше и дальше, друга своего искать отправилась, который её именем спас. Ну что ж, Бородач, надеюсь, что я не ошибся и ты действительно тот человек. Я пошлю ей весточку, пусть летит сюда.
Настал декабрь, а за ним и первые зимние каникулы. Ох, с такой радостью Гарри рванул домой, ещё бы, целое лето за границей провел, домой только на недельку заскочил, и снова уезжать пришлось, на сей раз в школу.
Встречали Гарри Снейпы и Дурсли, окружили, обняли, переноску с котом забрали и давай тормошить. Гарри заметил что-то странное в облике отца, но что, так и не понял пока, ладно, потом присмотрится. Дядя Вернон завез Снейпов домой, высадил и укатил. Гарри проводил машину взглядом и переключился на свой новый дом, надо же, а он уже и забыл, что проживает теперь по новому адресу. Со стороны левады донеслось ржание, Гарри засмеялся и побежал здороваться с Дасом. Гнедой клайд обдал Гарри теплым дыханием из ноздрей и ласково ткнулся нежным храпом в его ладони. Юноша с восторгом вглядывался в огромный блестящий глаз, его не покидало невероятное ощущение контакта, конь смотрел на него, взглядом подчеркивая и отмечая его суть. Нереальное впечатление, лошади обычно не видят человека, а если и косятся в его сторону глазом, то лишь потому, что он явился как раздражитель, как некое досадное обстоятельство лошадиного бытия. В обычном её состоянии человек всего лишь часть общей панорамы, как дерево, к примеру, или забор. А тут… Дас смотрел на Гарри, Дас видел Гарри, выделял его глазами, и не только выделял, он легонечко толкал парня в плечо, терся носом о щеку, а потом даже языком провел по той же щеке, отчего Гарри просто опешил и чуть не растаял от счастья — это совершенно невероятное чувство, знать, что тебя любит огромная и сильная лошадь!
Натешившись и наласкавшись, Гарри вошел в дом, разделся, отнес чемодан наверх. Быстренько распаковал и, собрав кучу грязной одежды, отнес ее в стиралку. Включив машину, парень покинул цокольный этаж и поднялся в кухню, Северус обернулся от плиты, и Гарри словно налетел на невидимую стену — у отца не было волос. От слова «совсем». Голый и гладко выбритый череп так не вязался с привычным образом грозного профессора Снейпа, что Гарри снял очки и протер глаза, от неожиданности проглотив язык. В глазах Северуса мелькнули смешинки, и он двинул правой бровью, как обычно, беззвучно спрашивая — а что случилось? Гарри нащупал язык и заставил его шевелиться, с трудом выдавил, для точности показывая пальцем на лысую черепушку: